Глава 17 (43). Допрос с пристрастием (2/2)
— По приказу Ее Величества, командующая Айзелла ввела войска на эти территории, чтобы расчистить себе дорогу к Костяным горам, и затем — добыть Сердце Немекроны…
<…>
— …Это все. Больше ничего сказать не могу.
— Уверен?!
— Больше знать мне не положено.
Джоанна довольно хмыкнула и наконец отступила от удракийца, преисполненная задумчивостью и абсолютным негодованием. Не менее растерянными казались Марко и Джон, которые все это время не прекращали таращиться на нее. Нельзя было даже сказать, что потрясло их больше: методы Джоанны, либо же сбивчивый полусумбурный рассказ измученного пленника. Лиггер скрестила руки на груди и с видом вселенской мрачности развернулась к Джону и Марко, которые тут же вытянулись по струнке и уставились на нее с нетерпеливым любопытством.
— И что все это значит? — протараторил юноша. — Какое еще Сердце Немекроны? Я ничего не понимаю…
— Я объясню все потом, — отмахнулась Джоанна. Она вся поледенела от волнения, рана на руке болезненно заныла. Каждый полученный ответ доставляет только больше стресса и тотального негодования. — Итак, — Лиггер постаралась тут же взять себя в руки и невозмутимо отчеканила: — все, что я хотела узнать, и все что нужно было узнать, я из него вытянула. Теперь что будем с ним делать? Убьем, или еще немного помучаем?
— А смысл здесь его держать? — буркнул Джон. — Мало нам голодных ртов?
— Значит, убьем, — хладнокровно решил Марко, пожав плечами.
— Прошу, не убивайте! — взмолился удракиец.
— Да когда же ты ныть закончишь? — раздражительно прошипела Джоанна, приняла позу руки-в-боки и резко обернулась на него — тот тут же притих и замер, вытаращившись на нее. — Ты сам все слышал: пользы от тебя больше нет, лишней еды на тебя — тоже… Конечно, мы можем тебя не кормить, но в итоге ты все равно умрешь…
— Отпустите меня!
Джоанна в ответ лишь едко прыснула и картинно утерла несуществующие слезы с глаз.
— Отпустить? Ты совсем идиот? После того, что ты видел, живым мы тебя никуда не отпустим…
Удракиец поджал губы и потупил затравленный взгляд.
— Расстреляем, сожжем или утопим.?
— Да плевать уже! — неожиданно выпалил пленник, не поднимая головы. — Что хотите, то и делайте — хоть все и сразу… Я ведь уже обречен, не так-ли? — нервный смешок. Джоанна растерянно нахмурилась и невольно напряглась. — Тогда… тогда позвольте мне высказаться… хотя бы сейчас… — голос удракийца дрогнул, он всхлипнул.
В комнате повисло напряженное молчание, и только лампа, что покачивалась под потолком, едва слышимо скрипела. На сей раз Джоанна обошлась без язвительных фраз, а Джон и Марко также молчали, терпеливо внимая. Пленник сумел их заинтересовать, но вряд ли он этого добивался.
— Я знаю, как вы смотрите на нас… Как на жестоких захватчиков, на колонизаторов… Но неужели вы и правда думаете, что нам нравится все это?! — взревел, почти что рыча, он, резко подняв голову. Его обожженное лицо теперь выглядело по-настоящему ужасающим, глаза горели отчаянием, горечью и безумием. — Мы все — заложники системы, мы — солдаты, и у нас нет другого выбора! Мы все сражаемся просто ради того, чтобы выжить и вернуться к своим семьям! Я ведь… в тот день… — голос пленника дрожал, слова с трудом сплетались в предложения, и он вновь опустил голову, разрыдавшись. Джоанна поджала губы и нетерпеливо выдохнула. Что-то кольнуло внутри — и от этого на душе становилось только омерзительнее. — Все двенадцать лет я сопровождал принца в изгнании — гребанных двенадцать лет! И еще семь лет я пробыл на Немекроне… я породнился с этой планетой, с этими людьми, и я никогда — никогда — не хотел предавать их! Никогда! Но и Империю я предать не могу… Потому что я — солдат, и потому что я просто хочу домой! У меня не было другого выбора!
— Выбор есть всегда, — только и произнесла Джоанна, сухо, хладнокровно, невозмутимо — зазубренная до дыр фраза, в которой не было и толики правды, — скрестив руки на груди. Пленник лишь тихо рассмеялся в ответ.
— В любом случае, какая уже разница?.. Вы все равно убьете меня — и, знаете, я все-таки не буду сопротивляться. Я заслужил этого. Но, — его голос вновь надломился, — чего бы я не сделал, сколько бы людей не убил, я еще никогда не видел столько ненависти и удовольствия от чужих страданий… Вы — монстры. Ничем не лучше нас.
Джоанна пропустила его слова мимо ушей — по крайней мере, постаралась. Постаралась проигнорировать болезненный укол в сердце. Не в первый раз ее называют чудовищем. Не в первый раз упрекают в жестокости. И не в первый раз забывают, что она всего-навсего дает сдачи. Но на этот раз Джоанна не стала спорить, кричать, доказывать: она просто вздохнула, пытаясь унять закипающий внутри гнев, развернулась к выходу, бросила тихое «дальше разбирайтесь сами» и, хлопнув дверью, покинула подвал.
Самообладание вновь дало трещину. Ничего не меняется.
***</p>
Темноволосый мужчина в махровом пальто у бледно-голубой стены не продолжал сверлить ее грозным, полным недоумения взглядом. Женщина в деловом костюме, имя которой она так и не удостоилась запомнить, все перебирала какие-то бумаги, так и не взглянув на девушку после того, как она вошла в эту тесную, унылую комнатушку без окон. Хотелось вскочить с места, перегнуться через стол и хорошенько приложить эту болтливую мадам о столешницу ее огромным лбом. Только вот наручники мешали. Девушка раздражительно вздохнула и подняла взгляд на мужчину. Он все так же смотрел на нее без всякого стеснения. Девушка скривилась и показала ему язык — и все внимание к ее персоне мгновенно испарилось, сменившись замешательством и неловкостью.
— Марселла Галлагер, пациентка психиатрической больницы города Люммена, — бегло зачитала женщина, столько раздражающе шелестя бумагами. — В прошлом году была осуждена за поджог и покушение на убийства. Суд признал ее невменяемой на момент совершения преступления и потому заменил тюремное заключение на принудительное лечение, однако оттуда она сбежала, устроив поджог, и была поймана на заправке неподалеку… Расскажи мне, Марселла, каким образом тебе удалось сбежать?
— Не расскажу, пока вы не скажете, что хотите от меня, — презрительно фыркнула та.
— Мы хотим тебе помочь.
— Как же, — она скривилась и фыркнула. — Зубы мне заговаривать не надо. Опять запрете меня куда-нибудь, да? А вот не выдам свои козыри — и сбегу снова! И в следующий раз всех перебью, — прошипела девушка с подлинной ненавистью — такой, что сидящей напротив нее женщине стало не по себе, хотя она уверенно держалась и сохраняла хладнокровие.
— Марселла, — она шумно выдохнула, протерев переносицу, — послушай… В твоем деле сказано, что ты принимала подавляющие магию лекарства… Так как тебе при этом удалось поджечь больницу?
— Я же уже сказала: ничего не буду рассказывать!
— Ишь, какая упрямая… — укоризненно прокомментировал мужчина в пальто.
— А ты прекрати глазеть на меня, — шикнула девушка.
— Правда что: упрямая, и несдержанная, — подхватила женщина. — А вот, что писали про тебя доктора: «демонстрирует антисоциальное поведение, грубит персоналу, провоцирует на конфликты других пациентов, особенно страдающих олигофренией… обладает высоким уровнем интеллекта, демонстрирует манипулятивное поведение и повышенную креативность… тех, к кому испытывает симпатию, активно защищает и помогает им». Это правда?
— Ну да, — девушка пожала плечами. — Скажу в свою защиту, что олигофреники просто невыносимы…
— Конечно, — женщина чисто из вежливости, желая расположить ее к себе, покачала головой; хотя ее собеседницу это явно только раздражало: складывалось впечатление, что в ее глазах она была каким-то неразумным дитем. — Послушай, Марселла… Уже не столь важно, как именно ты провернула побег — само по себе то, что ты сделала это, поражает. Вкупе со всем, что написано в твоем деле, мы получаем великолепную гремучую смесь для правительственного агента.
— Правительственного агента…? — лицо девушка вытянулось в изумлении.
— Да. Мы хотим предложить тебе работать в «Мережи», службе разведки и безопасности. Взамен мы гарантируем тебе освобождение от уголовной ответственности и пребывания в лечебнице, даруем свободу действий и обещаем высокую заработную плату.
Она задумалась. Нахмурилась, размеренно покачивая ногой, и закусила губу. Женщина некоторое время терпеливо и невозмутимо смотрела на нее, а затем, как бы к слову, между делом, тихо добавила:
— Хотя, конечно, ты можешь отказаться и отправиться в тюрьму…
— Нет. Я согласна работать на вас, — заявила девушка. — Что мне нужно будет делать?
Женщина довольно ухмыльнулась и покачала головой. Грязная манипуляция — уже тогда она прекрасно поняла, каковы будут правила игры, но не принять их не могла. Не хотела вернуться назад. У нее не было выбора.
— Будешь добывать информацию для правительства и устранять неугодных… Я думаю, что из фильмов и книг ты должна примерно представлять, чем занимаются агенты. — Девушка уверенно покачала головой. — Хотя в жизни, конечно, все не так радужно и красочно… И все-таки, перед этим тебе нужно будет пройти обучение и завершить курс терапии. Этот человек, — она кивнула на мужчину в черном пальто, что стоял позади, сунув руки в карманы, — будет твоим куратором. Его зовут…
— Линтон Карраско.
— Очень приятно, — девушка натянула широкую, до боли неестественную улыбку и усмехнулась.
— Да, — сказала женщина. — Повторяюсь, он будет твоим куратором и будет тщательно следить за твоим обучением, а затем, если ты будешь прилежно всему учиться и стараться, и за твоей работой. Ты можешь обращаться к нему по любым вопросам. О, и еще кое-что… раз уж ты собираешься работать на нас и не станешь возвращаться в лечебницу, мы объявим тебя мертвой. И теперь ты должна выбрать себе новое имя.
Девушка вновь призадумалась.
— Я буду Джоанна, — сказала она. — Джоанна Лиггер.
***</p>
Джоанна ворвалась в ванную и с хлопком закрыла дверь, дрожащей рукой задвигая защелку. Сердце бешено колотилось, грозило вырваться из груди, перекрывая доступ к кислороду — гребаные приступы необъяснимого гнева, тоски и тревоги никогда ее не оставят. Джоанна зажмурилась, запустила пальцы в волосы и с тяжелым вздохом опустилась за опущенную крышку унитаза. Провела ладонями вдоль затылка и шеи и впилась острыми ногтями ногтями в кожу. Руки в крови — твою ж мать!.. Тут же вскочила с места, раскрутила кран и принялась намывать их с мылом, чудом что кожу не сдирая. А затем плеснула ледяной воды себе в лиц и с тяжелым, судорожным вздохом посмотрела на собственное отражение. Уставшее, осунувшееся лицо, покрасневшие от подступивших, готовых в любой момент прорваться и хлынуть, слез. Она так измотана и потрепана… но не сломлена. Еще не сломлена.
Чем глубже она забирается — тем сильнее ее гнев и желание ринуться в бой.
Утерев нос, она отошла от злополучного зеркала и медленно опустилась на пол, подтянув ноги к груди. Так странно и так абсурдно, но слова этого пленника, чьего имени она даже не удосужилась узнать, смогли пробраться под ребра и зацепить только затянувшуюся рану.
Неужели она и впрямь монстр, неужели она и впрямь ненормальная — и это все не приказки гребаных Карлы, Линтона и всех остальных прогнивших, алчных, одержимых властью и статусами подонков? Неужели она и впрямь заслужила быть ненавистной?
Да какая теперь разница?! Пусть так, пусть ненавидят, пусть презирают — ее не сломить им. Наступит момент, и пламя ее ярости и обиды всех изничтожит.
Что сейчас было важнее ее идиотских переживаний, так это информация, выбитая из их «гостя». Бесценное знание, которое может изменить ход всей этой гребаной войны; только вот оно глубоко бесполезно в ее руках. Джоанна бьется лишь за себя, но в масштабах этого мира она ничтожна и совершенно беспомощна. В Гарнизоне же эта информация непременно бы пригодилась. И если бы могла она как-то сообщить им о том, что узнала…
Нет, это невозможно. У нее просто сил не хватит, и растоптанная гордость не позволит. К тому же, она поклялась: не вспоминать, не возвращаться… Но разве это важно сейчас? В круговороте таких колоссальных проблем ее собственные чувства ничего не значат; а разбитое сердце, которое рано или поздно срастется (или же с которым она свыкнется и смирится), не стоит свободы: столь желанной все эти годы свободы.
Джоанна решительно выдохнула и достала телефон. Дрожащей рукой по памяти набрала номер. Пять, девять, четыре… Кажется, правильно. И замерла. Руки продолжали дрожать, и ей казалось, что она вот-вот его выронит. Интересно, сделай она это, что он подумает, что почувствует, услышав ее голос, который — ожидаемо — будет предательски дрожать и скрипеть? «Идиотка, я такая идиотка…» Джоанна поджала губы, шумно всхлипнула, медленно, призывая к самообладанию и спокойствию, выдохнула и уверенно зажала кнопку голосовой почты.
— Здравствуй, Картер…
***</p>
Бледный свет из коридора хлынул внутрь комнаты, когда Картер открыл дверь. Сделал широкий шаг вперед, тяжело вздохнул, захлопнул дверь и оперся о нее спиной, широко зевая и протирая слипающиеся глаза. Время перевалило за два ночи, а он только закончил работать и разбирать бесчисленные бумаги. До чего же ему все осточертело… За день он выпивал под десяток чашек кофе, почти не ел и только разгребал бесконечное множество документов, которое день ото дня совсем не убавлялось. Они как будто плодились, пока он оставлял кабинет на ночь, и с утра вновь представали устрашающим грузом. Собрания проводились все реже: все темы уже были обговорен по сто раз и затерты до дыр, и королева ограничивалась просьбами об отчетах для маршала. Иногда Картеру казалось, что Кармен просто издевается над ним, смеется и ликует. Мозговитый почемучка Каспер, раздражающий «кладезь бесценной информации» Кертис, принцесса Церен, маршал Кито — но никак не он. Картер стал командующим, но ничего не изменилось. Только хуже стало, несмотря на то, что раньше он мог лишь сладко грезить о таком высоком звании.
Должно быть, причина его недовольства — банальная усталость. Картеру пора бы отдохнуть хоть немного и попытаться поспать чуть больше, чем несчастные полтора часа. Снял ботинки, китель, отшвырнув их куда-то в сторону и оставшись только в ореховых штанах и белой водолазке и, не включая свет, плюхнулся на скрипучую койку. Лег набок и достал из кармана телефон.
Одно голосовое сообщение от неизвестного номера, полученное более трех часов назад. Кому он только мог понадобиться — в такое-то время?
С тяжелым вздохом Картер поднялся, приняв сидячее положение, и, озадаченно нахмурившись, нажал на слепящую глаза яркую иконку.
— Здравствуй, Картер.
Он едва не отбросил телефон, и в то же время все его тело будто сковали невидимые оковы. Брови поползли наверх, с губ сорвался изумленный вздох.
Джоанна. Целая и невредимая.
— Ты, наверное, не ожидал меня услышать… — тихий смешок. Картер почувствовал, как вцепившиеся в телефон пальцы леденеют, немеют и цепенеют. Вдоль позвоночника пробежалась волна мурашек, остановилась где-то у основания и ударила яростной пулей, отдаваясь дрожью и легкой волнительной болью по всему телу. — Да и я не думала, что смогу вот так вот… — шумно выдохнула — динамик затрещал. — Надеюсь, что ты дослушаешь, потому что это правда важно. Сегодня я узнала информацию, которая будет вам очень полезна. Думаю, ты и сам догадался, но Империи нужно Сердце Немекроны… Через три месяца они отправят экспедицию в Костяные Хребты, чтобы заполучить его. Но это еще не все… Я узнала некоторые детали их плана и думаю, это будет полезным. Они создали костюмы, которые способны выдержать облучение, и почти достроили бур, с помощью которого они и собираются его достать. А затем они хотят создать оружие по типу Каллипана, и завершить колонизацию. Передай это королеве, и… попытайся сделать так, чтобы у них ничего не вышло.
Картер изумленно выдохнул и растерянно уперся лбом в ладонь. Чудовищный план. Если он придет в исполнение, Немекрону и всех их попросту сравняют с землей. Кармен обязана об этом знать, и они просто обязаны предотвратить эту катастрофу. К горлу подступил комок нервов, отозвавшись настойчивой тошнотой. Столько всего навалилось, что, съев он за день хоть что-нибудь, непременно бы вырвал на пол. Наверное, это помогло бы избавиться хоть от толики ядовитой тяжести.
Но не только это сейчас так встревожило его. Джоанна… Откуда она знает обо всем этом? Где она сейчас, чем занимается — что, твою мать, с ней происходит? Не похоже, что без него ей стало лучше. И не похоже, что без нее стало лучше ему. Каждый день — цикл уныния, изматывающий рутины и беспочвенной ненависти ко всему вокруг.
Просидев так с полминуты, Картер вдруг понял, что это был не конец ее послания. Ползунок продолжал двигаться, а до конца сообщения оставалось еще двадцать пять секунд.
Двадцать четыре, двадцать три, двадцать две, двадцать одна, двадцать, девятнадцать…
— Надеюсь, у тебя все хорошо.
Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать, двенадцать, одиннадцать…
Легкий, горький, полный отчаяния смешок.
— Если честно, с тобой было легче… — он слышал, как дрожал ее голос, и сам готов был расплакаться. — Я до сих пор не могу перестать думать о тебе…
Конец. Убийственная точка. Картер отшвырнул телефон и сполз с края кровати на пол.
«Ты меня ненавидишь?»
Впился пальцами в волосы и уперся лбом в ледяной пол. Слезы сами поползли вниз, обжигая кожу и тихо капая на пол. Он просто идиот. Тупой, безмозглый, бессердечный кретин. Разрушил все собственными руками, упустил свой последний шанс на счастье, даже не коснувшись.
И ненавидеть он будет лишь самого себя.