Глава 17 (43). Допрос с пристрастием (1/2)
Одинокие угли на пепелище костра медленно дотлевали, растворяясь алой дымкой в темноте. Над Пепельной пустошью воцарилась ночь, и сквозь расщелины в горах над головой не попадало ни крупицы света. Все вокруг затихло и замерло, и только пещерные жучки уныло стрекотали где-то неподалеку.
Джоанна выдохнула облако дыма, бросила на землю окурок и притоптала ботинком. Тяжело вздохнула, облизнула покусанные губы, спустила зеленую рубашку, наброшенную поверх белой простецкой майки, и принялась внимательно изучать рану на плече. Еще неделя — и точно должна зажить до конца. Как же сильно ее раздражало это гребаное, полученное так случайно и нелепо ранение! Отпало все, что она успела запланировать: и тренировки (большинство упражнений попросту невозможно было выполнить из-за тянущей боли), и вылазки с красноповстанцами. Приходилось днями напролет прозябать в безделье; а безделье, в свою очередь, порождало безграничное уныние и отчаяние. До чего же ей было паршиво. Целыми днями она только и делала, что ошивалась по Подземному городу, бессмысленно растрачивая украденные у Линтона деньги, докучала Норе, пытаясь занять ее глупыми разговорами и ребяческими играми по типу «я вижу…», и думала. Думала и думала, все больше зарываясь в пучину самобичевания.
Джоанна была так беспомощна, и от этого осознания хотелось выть. Она должна бороться — а пару недель назад едва ли могла поднять сковородку.
Осторожно коснувшись красной, по-прежнему чуть припухшей раны, Джоанна медленно провела по ней пальцем и, недовольно нахмурившись, вновь натянула рубашку на руку. Обняла колени руками и опустила на них подбородок, скучающим взглядом рассматривая все вокруг. В общем-то, она давным-давно изучила все, что было в этом «лагере», занятая скукой; но все равно продолжала расхаживать туда-сюда и деланно удивляться любому проскочившему мимо жучку.
За забором, по узкой песчаной дороге, неслись домой дети, визжа и хохоча. Счастливые и беззаботные — в такое-то время…
Рука Джоанны сама потянулась в карман на груди, достав маленькую аккуратную медаль. «За отвагу». Броситься под лезвие ножа, чтобы спасти его, — тогда это казалось таким пустяком. Почти что умирать на его руках виделось блаженством. Джоанна поджала губы и трепетно провела пальцем по рельефной медали. Признаться, она хотела бы забыть все это, отпустить и просто жить дальше; но не могла. Эта боль — новая боль, очаровательная и жгучая, — теперь часть ее. Очередной якорь, цепь которого придется разбивать и плавить долго и мучительно.
— Джоанна! — за спиной раздался громкий высокий голос Норы, и Лиггер тут же поспешно спрятала медаль, приняла невозмутимый вид и лениво обернулась на девушку. — Вернулись! И Джон зовет тебя!
Джоанна тут же подскочила с места, разгладила складки на черных мешковатых штанах и поспешно двинулась вперед. Пройдя мимо Норы, она отчетливо почувствовала запах запеченной картошки и ароматных пряностей: последние несколько часов девушка была занята возложенной на нее готовкой. Только вот аппетита у Джоанны не было совсем никакого.
Заправив за ухо прядь волос, она вывернула из заднего двора и тут же столкнулась с Джоном.
— Зачем ты звал меня? И почему вы вернулись так быстро? — с недоумением протянула она.
— Хочу познакомить тебя с нашим новым гостем, — насмешливо отозвался мужчина. — Мы очень торопились его сюда привести… Пойдем, — сказал он, развернувшись и махнув рукой. — Джоанна растерянно нахмурилась, но все-таки последовала за Джоном. Странно как-то это. Около часа назад он, вместе с Рут и двумя другими красноповстанцами, покинул Подземный город, чтобы осмотреться на поверхности. Обычно такие разведческие вылазки у них длились по часа два-три, но в этот раз они вернулись уж слишком быстро.
Джон привел Джоанну внутрь длинного дома-штаба и завел в подвал, вход в который находился в самом конце узкого коридора. Здесь было холодно, пахло (хотя скорее воняло) песком и сыростью, а из-за дальней двери раздавались приглушенные голоса. Джоанна понятия не имела, чего ей стоило ожидать, но, на всякий случай, была наготове. Только вот какую угрозу она намеревалась там встретить, было неясно совсем; однако выработанная на войне и правительственной работе настороженность не могла позволить ей легкомысленного попустительства в виде чувства абсолютной безопасности.
Джон остановился у входа и тихо постучал. Металлическая исцарапанная дверь медленно отворилась, и из-за нее, весь сияющий от недовольства и нетерпения, выглянул шестнадцатилетний юноша-полуэльф. Взглянул на Джона с налетом какого-то странного предвкушения, затем посмотрел на Джоанну, довольно ухмыльнулся, поправив сплетенные в толстые дреды светлые волосы, и протянул:
— Ну, наконец-то!
— Марко — наш новый гость? — протянула Джоанна, по-детски нахмурившись, и с непониманием взглянула на Джона. — Тебя что, кто-то по голове ударил?
— Глупость какая, — фыркнул в ответ мужчина. — Марко, — он посмотрел на подростка, — хватит стоять в дверях. Впусти нас.
Марко пожал плечами и широко раскрыл дверь, комически поклонился, взмахнул рукой и, насмешливо сверкнув серо-голубыми глазами, протянул:
— Милости прошу…
Желтый свет из коридора упал на стоящий в центре тесной комнаты — даже, скорее, какой-то каморки; одного из подвальных чуланов — стул, на котором, связанный, с подбитым глазом, сидел удракиец. Потрепанный, побитый и раскисший, он поднял растерянный взгляд на вошедших Джона и Джоанну и вздрогнул, мгновенно переменившись в лице. Заметив его реакцию, Лиггер лишь язвительно усмехнулась.
— Что это за бедолага? — фыркнула она, вскинув бровь. — Зачем вы его сюда притащили?
— Он ошивался тут, неподалеку, и мы подумали, что он может быть нам полезен, — отозвался Марко, скрестив руки на груди и подперев кирпичную стену. — Ну, знаешь, для допроса…
— О, — Джоанна мгновенно озарилась энтузиазмом, — допросы мне очень даже по душе… — ее янтарные глаза недобро сверкнули, и побледневший, что так неестественно смотрелось на смуглой коже, удракиец в очередной раз вздрогнул и весь аж сжался. — Здорово вы придумали.
— Спасибо, — лицо Марко озарилась самодовольная улыбка.
Этот «малый», как его полюбилось называть Джоанне, признаться, иногда бывал очень находчив и прагматичен, хотя и несдержан и вспыльчив. С ним Лиггер довелось познакомиться уже на второй день их с Норой пребывания здесь, когда он ранним утром едва не затеял драку со своим старшим братом Гастоном.
— К слову, — протянула Джоанна, почесав подбородок, — а где Рут и Гастон?
— Остались наверху, чтобы повторно прочесать территорию, — сказал Джон. — Мало ли, какие еще «сюрпризы» им встретятся.
— А с этим-то что? Будем выуживать информацию?
— Ага, — бодро отозвался Марко, отскочив от стены. — Я из этого подлеца все с потрохами вытрясу… — он неспешно прошагал в сторону удракийца, который только в этот момент смог оторвать пристальный, полный ошеломления взгляд от Джоанны (которая этого ни разу так и не заметила) и напряженно, хотя, кажется, без всякого страха, посмотрел на Марко. Шестнадцатилетний невысокий подросток вряд ли производил должное впечатление, но он был настроен определено решительно. Нависнув над удракийцем, он презительно ухмыльнулся, закинул тяжелый ботинок на край стула, схватил пленника за шиворот и прошипел в самое лицо: — Знаешь, зря ты сунул сюда свой нос…
— Ты его поцеловать удумал, — язвительно буркнула Джоанна, скрестив руки на груди, — или что?
— Я собираюсь его допрашивать, — укоризненно протянул Марко, взглянув на девушку исподлобья. Лиггер шумно вздохнула, театрально покачала головой и позволительно бросила:
— Тогда начинай прямо сейчас…
Все это до боли напоминало ей какую-то абсурдную черную комедию. Трое чудаков с одним ублюдком в подвале — и тот весь трясется от ужаса, который в него вселяет шестнадцатилетний подросток, двадцатилетняя девушка, не могущая поднять сковородку, и мужчина под пятьдесят — Джоанне даже рассмеяться хотелось, но это только сделало бы добило все происходящее, и потому она сдержалась.
Марко, не сдерживая силы, зарядил кулаком в челюсть удракийца — да так, что у того изо рта вылетел осколок зуба. Джоанна вскинула брови и с прежней едкостью протянула:
— Очень впечатляющее начало…
— Какого… — пробормотал удракиец, подняв на ошарашенный взгляд. — За что?..
— За что?! — этот вопрос, казалось, действительно возмутил Марко. — Как бы тебе, колонизаторской мрази, объяснить подоходчивее…
— Ладно-ладно, хватит, — вмешалась Джоанна, тяжело вздохнула и небрежно оттолкнула Марко от пленника. Тот поднял на нее изумленный, растерянный и все еще полный трепетного ужаса взгляд; а юноша же обозленно вскинул брови, ощетинился и воскликнул:
— Ты его что, защищать удумала?!
— О, поверь мне, малый дружок, я — последний человек, на которого он может понадеяться. Просто ты до жути непрофессионален, и мне, как той, кто обладает опытом в допросах, невыносимо за этим наблюдать, — парировала она с легкой, хищной ухмылкой. — Итак, не будем заниматься ребячеством, — она мгновенно посерьезнела, развернулась к удракийцу и, скрестив руки на груди, требовательно протянула: — Ну, давай, рассказывай: что тебе здесь нужно?
Типичный судебный допрос Джоанне довелось познать на собственной шкуре. Сухой, сугубо официальный, хладнокровный и даже, возможно безучастный, — и совсем не применимый для их случая. Зато ей был знаком и так называемый «допрос с пристрастием», который она сама провела далеко не один раз и в котором, по словам самого привередеры Линтона, была «великолепна, если не безупречна». Линтон говорил, что выводить людей из себя у нее получается безукоризненно, и потому допросы — ее стезя.
— Язык проглотил?
— Почему… — наконец вымолвил удракиец, сглотнув подступивший к горлу ком, — почему твое лицо кажется мне таким знакомым?..
— Понятия не имею, — открыто призналась Джоанна, пожав плечами. — Могу только догадываться… В определенных кругах я очень известная личность, — она усмехнулась, а затем вновь помрачнела: — Так ты собираешься отвечать?
— Я… Я вспомнил… Альта, ассистентка бывшей немекронской королевы…
Джоанна резко схватила его за шиворот и хорошенько встряхнула, обрывая на полуслове. Сказанное пленником явно вызвало недюжинное недоумение у Джона и Марко: они растерянно переглянулись и синхронно озадаченно пожали плечами.
— Повторяю в последний раз, — нетерпеливо процедила Джоанна, медленно пропаливая ворот формы пленника разгоряченными кончиками пальцев, — что тебе здесь нужно?!
— Ничего… я всего-навсего патрулировал территории, как приказало начальство.
— Какое еще начальство? — Джоанна едва не плевалась ему в лицо, быстро и четко проговаривая каждое слово — так, чтобы вогнать удракийца в полное замешательство.
— Командующая Айзелла… Ты разве не знаешь?
— Знаю, — девушка легко, с какой-то детской невинностью, столь контрастирующей с ее тоном, словами и намерениями, пожала плечами. — Просто уточняю, — она вяло улыбнулась и отпустила удракийца, позволив тому облегченно выдохнуть. — Выходит, значит, командующая Айзелла приказала тебе и остальным патрулировать захваченные территории… — пленник вяло покачал головой, мрачно смотря на нее исподлобья. — А перед этим она приказала их захватить: так получается?
— Не понимаю вопроса…
— Что тут непонятного, кретин? — она зашла сзади и постучала ему по макушке. — Не сами же вы решили пойти и захватить Пепельную пустошь.
— Это какой-то глупый вопрос…
— Оскорбляя мой вопрос, ты оскорбляешь и меня. А я ведь могу сильно разозлиться…
Пленник вновь сглотнул и перевел растерянный, полный мольбы взгляд на Джона и Марко. Джоанна, еще и пальцем его не тронувшая, смогла прочно его осадить и вогнать в абсолютное недоумение, граничащее со страхом. Непредсказуемое поведение, внезапно брошенные фразы и резкая смена тонов и выражений — все это, знала она, давит на человека и заставляет нервничать его. Страшно, когда тебя бьют; но еще страшнее, когда не знаешь, в какой момент тебя собираются ударить. Джон и Марко наблюдали за происходящим молча и пытливо, ни на секунду не прервав Джоанну и не вмешавшись. Хотя повисший в воздухе вопрос — кто такая Альта и каким образом она относится к Лиггер? — так и ощущался физически. Об этом девушка обязательно поговорит с ними позже.
— Итак, вы решили захватить Пепельную пустошь… Зачем, для чего?
— Действительно, — угрюмо фыркнул пленник, — зачем… Потому что мы на войне — вот зачем!
— Послушай сюда, — Джоанна вновь оказалась спереди напротив него, нависнув над ним грозной тенью. — Я очень долго варилась в политике и точно знаю, что тратить силы на взятие Пепельной пустоши — бессмысленно. Это пустыня, огромная, кишащая преступниками пустыня, в которой есть только песок и камни. Здравомыслящий военачальник обратил бы внимание на такое безнадежное место лишь в последнюю очередь. Выходит, — протянула она, склонив голову набок, — что либо ваша командующая — безмозглая идиотка, либо ты что-то не договариваешь. И второй вариант определенно верный… По глазам вижу.
Удракиец все молчал, и Джоанна готова была вспыхнуть в любой момент, собрав всю имеющуюся жестокость и ярость — а ими ее сердце было пропитано насквозь, — и как следует поработать над этим неразговорчивым подонком.
— Я не понимаю… — вновь пробормотал пленник. — Каждый день я проходил по коридорам дворца и видел тебя… Я готов поклясться, что это была ты… Почему?.. Кто ты такая? — все, что он говорил, походило на бессвязный бред: очевидно, эта встреча его действительно поразила до глубины души. Однако Джоанна нисколько его не помнила: она никогда и не пыталась запомнить всех этих удракийцев, в те времена казавшихся ей диковинкой, и потому ей было глубоко плевать. Эти глупые вопросы ее только раздражали.
— Кажется, спрашивать должна я, а не ты, — укоризненно протянула она, скривившись.
— Ты мстишь за свою королеву?
— О, да мне на нее глубоко плевать… Лучше скажи мне наконец, — ощетинилась она, — зачем Империи понадобилось захватить Пепельную пустошь? — Джоанна резко подалась вперед, схватила его за подбородок, сдавливая пальцами, и выплюнула в самое лицо: — Отвечай уже наконец!
— Я ведь уже сказал, — взволнованно отозвался тот. — Это война…
— Перестань заговаривать мне зубы, ублюдок, — терпение Лиггер лопнуло: замахнулась, ударила, выбила остаток зуба, который с щелканьем вылетел на пол. Удракиец болезненно простонал и сплюнул кровью на пол. — Я не слепая, не глухая и уж точно не тупая. Я знаю, что сейчас война, и, как я уже сказала, я не нахожу логики в вашей стратегии.
Джоанна схватила его руками за обе щеки и пронзительно посмотрела прямо в его глаза: они, изумрудные, мгновенно сузились и панически забегали. Удракиец пытался отодвинуть свое лицо от лица Джоанны, но девушка упорно сжимала его горячими руками.
— Думаешь, я не знаю, что здесь, в горах, находится Сердце Немекроны? Дело ведь в нем, не так ли? — Вновь ошарашенный взгляд — и вновь никакого ответа. Джоанна утробно зарычала и процедила: — Что ж, ублюдок, ты сам напросился…
Кончиками пальцев и острыми ногтями она впилась в его кожу, а вместе с тем ее ладони начали медленно нагреваться, пока удракиец не зашипел от легкой жгучей боли. Попытался вырваться — бестолку. Джоанна была невозмутима и решительна, ее янтарные глаза сверкали в гневе и одновременно садистском упоении, а ладони становились все горячее и горячее, обжигая кожу удракийца. Под ладонями Лиггер она раскраснелась, оплавилась, начала покрываться мелкими волдырями, а вместе с тем удракиец продолжал дергаться и вырываться все упорнее, шипя и едва не срываясь на крик.
— О, звезды, умоляю, хватит! Хватит, прошу! — он резко запрокинул голову назад, но Джоанну это не остановило. Поджав губы и плотно сомкнув челюсти, она продолжала сжимать его голову и прожигать кожу, пока по ее пальцам медленно стекали струйки чужой крови, и не было в ней ни брезгливости, ни жалости.
— Да, да, в нем дело, в нем! Я все сказал! А теперь отпусти меня, умоляю! — взмолился удракиец, трясясь и выгибаясь. Джоанна шумно выдохнула и неторопливо убрала окровавленные ладони от его лица. Удракиец стиснул челюсти, шипя-полустоная от боли, зажмурился и замотал головой, пытаясь отряхнуться от жгучего чувства. Запахло обожженной плотью. Марко брезгливо поморщился, а Джон все не спускал растерянного, полного истинного ошеломления взгляда с Джоанны.
— Так бы сразу… — лицо Джоанны вновь озарила невинная добродушная улыбка, при виде которой удракиец не выдержал и разрыдался. Всхлипнув и завыл, поджимая дрожащие губы. Джоанна вскинула брови с театральным напускным недоумением и медленно, напевно протянула: — Ну же, не хнычь… Расскажи мне лучше, что вы задумали делать с Сердцем Немекроны?
Пленник пробормотал что-то нечленораздельное и разразился в неконтролируемых рыданиях. Шмыгая носом, он опустился так низко, как только мог, пряча опухшее обожженное лицо от своей нетерпеливой баловницы-мучительницы. Джоанна ждала, пока он успокоится полминуты, минуту; а затем закатила глаза, громко вздохнула с мученическим стоном — так, словно сейчас пытали ее саму — и, присев на корточки, чтобы наверняка видеть лицо удракийца, склонила голову набок и недовольно протянула:
— Опять в молчанку играем? Что ж, хорошо… Я вижу, у тебя есть своеобразные наклонности…
— Нет, не надо!
— Что значит «не надо»? — фыркнула Джоанна. — У тебя есть еще десять пальцев — по ногтю на каждом, тридцать один зуб и двое рогов… О, кстати о них! — Лиггер резко выпрямилась, схватила его за извилистые темно-фиолетовые рога и с истинно психопатическим предвкушением воскликнула: — Подобного опыта у меня еще никогда не было!
— Да ты… — запинаясь, протараторил удракиец, подняв на нее затравленный взгляд, — ты ненормальная!
— Это ты верно подметил, — Джоанна тихо усмехнулась. — Ну что, так и будешь молчать, или я могу оторвать твои милые рожки и повесить над кроватью как трофей?
— Я все скажу — все, что только смогу, — но, умоляю, прекрати это безумие!..
— Хорошо-хорошо, мне такая сделка по нраву… Главное, не смей мне лгать. Я вижу, когда мне врут, и меня это очень сильно расстраивает, — спокойно, словно ее минуту назад она не желала заживо сжечь его лицо или сломать рога, проговорила Лиггер. — Итак, рассказывай: что замышляет Империя?
Удракиец задумчиво нахмурился, судорожно выдохнул и наконец протянул дрожащим голосом: