Глава 24. Момент истины (2/2)
— Безболезненный урок, — оборвал его Азгар, — не имеет смысла. Тот, кто ничего не потерял, не сумеет ничего достичь.
— Тому же, кто потерял все, больше и терять нечего, — глаза Каллана опасно сверкнули. — Я столько всего отдал, чтобы хоть раз увидеть, что ты гордишься мною. Я убил женщину, которую любил больше всего на свете! Но что это дало мне?.. — он запнулся, чтобы проглотить застрявший в горле ком злости. «Я не хотел этого… но мне пришлось». — Я всегда буду недостойным сыном в твоих глазах, что бы я ни сделал — так какой смысл продолжать гнаться за какими-то вымышленными целями? Если такова цена бытия наследником престола — я отрекусь от него.
— Говоришь так, будто твои слова имеют хоть какую-то значимость, — с прежним пренебрежением и высокомерием фыркнул Азгар. — Не тебе решать, что делать. Твоя жизнь в моих руках — и ты сам это признал! Я — твой отец твой Император, — он медленно поднялся со своего трона, горделиво вздернул подбородок и смерил Каллана полным отвращения взглядом. Тот невольно напрягся и сделал шаг в сторону — его тело по-прежнему реагировало на Азгара, как на страшайшую угрозу. — Я лишил тебя всего, и если понадобится, лишу тебя и твоей никчемной жизни! — рявкнул он и выхватил из закрепленных на поясе ножен, присутствие которых осталось незамеченным в полутьме, изогнутый клинок. — А затем я вывешу твою голову у ворот дворца, чтобы каждый видел, что случается с теми, кто осмелился бросить мне вызов!
— Безусловно, — язвительно фыркнул Каллан, — но только если ты сам доживешь до этого момента, — и точно так же с воинственным лязгом обнажил меч.
Он не стал выжидать ни секунды и мгновенно бросился в сторону Азгара. Клокочущий внутри гнев не позволял остановиться ни на секунду. Клинки Столкнулись со звонким грохотом и металлическим скрипом. Разминулись — и вновь ударились друг о друга. Каллан упрямо выдерживал каждый удар, хотя признал, что, возможно, недооценил отца. Несмотря на свой возраст, Азгар был необыкновенно силен и могущественен, чего Каллан не мог сказать о себе. Его истощенное тело начало болеть уже на первых порах.
Азгар сильнее надавил и отвел клинок Каллана в сторону, после чего резко ударил его коленом под дых. Он болезненно прохрипел и отшатнулся, подняв на отца мрачный взгляд исподлобья. Азгар смотрел на него без всякого страха, жалости или раскаяния — в его пылающих пламенем зеленых глазах были только ненависть и отвращение. Чувства, которых Каллан всегда так боялся, и которые одновременно мотивировали его бороться.
У него было всего пару минут, чтобы собраться с мыслями и отодвинуть в сторону расползшуюся по всему телу боль: Азгар вновь перешел в наступление. Замахнулся мечом — Каллан резко отразил атаку и проскользил на коленях в сторону. Азгар развернулся к нему и вновь занес клинок; но Каллан вновь, несмотря на тяжелую одышку, отпрыгнул в сторону, оказавшись позади отца. Замахнувшись, он полоснул его клинком по спине, одновременно и выбив его из сил, и давая шанс на передышку самому себе.
Азгар упал на одно колено и тихо зашипел от боли. На его разорванной белой одежде расцвели бледные пятна крови.
— Ты обвиняешь меня в жестокости, но сам… готов убить собственного отца, — мрачно процедил он. — Чудовище.
— Не забывай, что ты сделал меня таким, — отозвался Каллан с долей ироничной насмешки. — Я — результат твоих поступков: твоей лжи, твоей ненависти, твоего безумия… Ты ведь этого добивался? Так теперь наслаждайся!
Каллан перехватил клинок и бросился в сторону Азгара. Его гнев возрастал с каждой секундой: с каждым вздохом, каждым движением, каждым сказанным словом. Все синяки и царапины, которые отец когда-либо оставлял на его теле, вернулись фантомной болью во всем теле, жгли кожу подобно того, как им же брошенные ядовитые фразы жгли его душу. Азгар показал Каллану одну лишь ненависть — и теперь эта ненависть стала частью него.
Азгар поднялся на ноги, чтобы отразить резкую атаку со спины. Наконец, в его взгляде можно было прочитать нешуточное волнение и напряжение: рана на спине не давала ему оказать должное сопротивление. Каллан едва не выбил клинок из рук Азгара — тому пришлось резко уклониться и отпрянуть. Тут же, Каллан, не сдерживая ни силы, ни ярости, ударил его в живот. Прямо сейчас его ненависть к этому человеку ощущалась как никогда прежде отчетливо и болезненно. И когда Азгар чуть ли не отлетел, ударившись спиной о пол с глухим стоном, Каллан чувствовал настоящее упоение. Вид лежащего на полу Азгара, вмиг утратившего всю свою силу и теперь загнанно, словно испуганно дверь, дышащего приносил ему истинное удовольствие. Каллан даже испугался на секунду: неужели он стал таким же монстром, как и его отец?
Но уничтожить чудовище можно лишь самому стать чудовищем.
Каллан угрюмо поджал губы и медленно направился в сторону Азгара. Его вид был действительно жалок: он лежал на полу, бессильный и обездвиженный, пытаясь поднять меч, рукоять которого все еще сжимали его оцепеневшие пальцы. Каллан не представлял, что именно он сделал; но ему было плевать. Азгар наконец получит то, что заслуживает.
Он навис над ним грозной тенью и презрительно поджал губы. Впервые в его глазах Каллан видел растерянность, скрытую где-то за огнями упрямства.
— Ты столько раз повторял, что ненавидишь меня, — протянул Каллан, — столько раз унижал меня и называл «ничтожеством»… Я даже не стану спрашивать, любил ли ты меня хоть на йоту, ведь я знаю, — он запнулся, сглотнув подступивший к горлу комок нервов, из-за которого его голос непременно бы предательски дрогнул, — что такой человек как ты не способен любить. Когда мама умерла, долго ли ты оплакивал ее? Ты пошел развлекаться с любовницами и больше никогда о ней не вспоминал, — гневно выплюнул Каллан. Он чувствовал, что слезы начали наполнять его глаза, но уже не старался их сдержать. Не так уж важно, что о нем подумает полумертвец — тем более, что его мнение не меняется никогда. Все, чего хотел Каллан, это чтобы отец хоть раз в жизни услышал его, и хотя бы перед смертью понял свои грехи. — Ты даже Рейлу никогда не любил. Ты просто использовал ее, как и всех остальных. Но что самое главное: ты и сам никогда никем не был любим. Ты — чудовище, и все, что оставалось людям — так это бояться тебя, и ненавидеть. Я — только я — всегда был тем кому было не плевать!
И это погубило его.
Темная пелена ярости окончательно застелила его взор. Каллан занес клинок для последнего удара — пришел момент истины, момент столь желанного отмщения.
***</p>
Солнечный свет просачивался сквозь широкие листья деревьев, нависшие над его головой, и заставлял Каллана неприятно щуриться. Лежа на мягкой траве, он задумчивым взглядом сверлил пятнистый зеленый купол над головой, пока на его груди, укутавшись в крепкие обьятия, лежала Каталина, непривычно молчаливая и задумчивая.
— Подумать только… — тихо протянула она, вздохнув. — Ты так внезапно появился из глубин космоса, перевернул всю мировую историю и… мою жизнь тоже, — улыбка на ее лице, которую Каллан никак не мог видеть, отчетливо отразилась в ее голосе. — Может, для тебя подобные вещи — нередкость, но для меня… Знаешь, иногда я до сих пор не могу поверить в то, что все это реально. Я как будто в удивительном утопическом сне… Мы с тобой работаем над уникальным проектом, делаем уникальные открытия, проводим уникальные исследования… Мы творим новую главу в истории! И твоя, и моя родина — обе движутся в новом направлении…
Каталина говорила об этом так радостно и вдохновенно, что Каллану хотелось скривиться. Если бы она только знала всю правду…
— Века спустя наши имена будут ассоциироваться с грандиозными событиями. Ты будешь символом знаний, я — символом процветания, — она резко замолчала и тяжело вздохнула, затем решительно подскочила и пронзительно посмотрела ему в глаза. В серых радужках отчетливо читалось волнение, и Каллан был немало озадачен. Закусив губу и заправив за ухо прядь волос, Каталина, наконец, произнесла: — Я просто пытаюсь сказать… Мы с тобой — великие творцы. И я хочу, чтобы наши имена всегда стояли рядом, чтобы история запомнила нас вместе, чтобы, когда люди говорили о тебе, они вспоминали и меня; и наоборот. Я хочу, — Каталина мягко сцеплела их пальцы, — чтобы ты всегда был со мной — до самого конца. Мы будем идти рука об руку, и одна лишь смерть сможет нас разлучить… Я хочу, чтобы ты стал королем Немекроны — моим мужем.
***</p>
Резкая боль пронзила все его тело. Клинки со звоном упали на пол. Каллан попытался закричать, но не смог выдавить ни звука — лишь болезненный, отчаянный хрип. Его горло словно сдавило. Затем он почувствовал соленный металлический привкус на губах — кровь. Боль, которая еще мгновение назад пожирало его тело подобно пламени, исчезла, сменившись опустошенностью и тьмой. Перед глазами все плыло, в ушах звенело. Каллан судорожно вдохнул и лишь почувствовал плотно застрявший в горле ком. Кровь продолжала стекать по его подбородку, но он уже не чувствовал ее. Он уже ничего не чувствовал, почти ничего не слышал и ничего видел.
Картина мира постепенно начала стираться, смываясь пустотой.
«Ничтожество».
«Прости…»
«Чудовище!»
«Мне пришлось…»
«Прости!»
Все вокруг качнулось — и вот он уже чувствовал лишь могильный холод и видел лежащий прямо перед его лицом окровавленный клинок. Постепенно и он начал расплываться в багрово-серые пятна. Каллана словно невидимыми щупальцами утаскивало во тьму. Приторный запах сирени вновь заполнил собой все пространство.
Впервые за долгие годы он наконец чувствовал облегчение.
— В конце концов, — с презрительной насмешкой прохрипел Азгар, пусть тот уже давным-давно его не слышал, — ты проиграл. Просто отвратительно… Ты всегда был жалким и бесхребетным, Каллан. Собственными руками убил женщину, которую любил… Ничтожество.