Глава 20. Выбор (1/2)
Хлесткий удар плети со звоном прорезал воздух — следом раздался пронзительно болезненный крик, тут же утонувший среди полуразрушенных улиц Кретона.
Яркая вспышка молнии и трескучий пронзительный грохот заставили Каллана проснуться и едва не подскочить с постели.
«Когда ты прибыл на эту планету, тебя встретили с миром. Многие люди Немекроны восхищались тобой, потому что ваша с покойной королевой работа должна была принести процветание. Мы верили в тебя! Но ты… ты…»
Это был всего лишь сон. Вернее, отрывок из его запятнанного кровью прошлого — один из многих, за которые его сердце каждую ночь сжималось с невыносимой болью. Вот и сейчас ему снова стало не по себе. Остатки кратковременного сна уплыли быстро, и Каллан, уже смирившийся с тем, что поспать больше пары часов хоть однажды ему не удастся, был вынужден подняться: лежать в постели он все равно уже не сможет.
Прошел к окну, небрежно смахивая с лица непослушные пряди алебастровых волосы, скрестил руки на груди и уперся взглядом в невидимую точку горизонта. Огней в Кретоне стало значительно меньше, как и привычного городского шума. Жизнь здесь будто бы начала постепенно угасать, и в этом была исключительно его вина.
«Они хотят войны — я дам им ее».
Никто не хотел войны. Ни он, ни жители Немекроны, которая за долгие семь лет, теперь казавшиеся мимолетным мгновением, заменила ему дом. Когда-то Каллан не до конца осознавал это; но теперь, глядя на огни войны, наблюдая окровавленные тела и жестокие казни, и чувствуя, как при всем этом замирает его сердце, он понял, что так оно и было. Здесь Каллан обрел все, о чем мог только мечтать; но затем уничтожил в одно мгновение. Он зашел так далеко ради единственного человека, который, в конце концов, не признал его, и никогда не признает.
«Ничтожество».
«Почему ты, а не Рейла?»
***</p>
— …Восемьдесят шесть, восемьдесят семь, восемьдесят восемь… Я устал! — маленький удракийский мальчик, которому на вид было около пяти лет, недовольно насупился и топнул ногой. Над его головой расстелилось темное ясное ночное небо.
Женщина рядом с ним добродушно усмехнулась и потрепала его по голове.
— Звезды невозможно сосчитать, Каллан. В космосе их бесконечное множество, и даже если очень захотеть, ты попросту не придумаешь столько цифр.
— Да?.. — он задумчиво нахмурился и перевел взгляд на мать. — А ты когда-нибудь видела звезды? Какие они?
— Очень красивые, но в то же время очень-очень страшные. Это огромные огненные шары, которые могут сжечь все вокруг.
— И даже нас они могли бы сжечь?
— Могли бы, но мы достаточно далеко, чтобы этого не случилось.
— А если бы мы были близко?
— Тогда нас бы не было.
— А почему? — мальчик вновь нахмурился и требовательно (прямо как его отец) взглянул на мать. — Расскажи мне, расскажи!
— Это очень сложно объяснить. Но в будущем тебе обязательно расскажут об этом учителя.
Женщина мягко улыбнулась, а вот взгляд ее небесно-голубых глаз остался печальным. Таким Каллан и запомнил мать: она была доброй, заботливой, но безгранично меланхоличной и пребывающей в постоянной задумчивости. Спустя многие годы ее образ смазался и начал постепенно выцветать из его памяти, и все же, отдаленно он помнил ее. Придворные ее любили, как и она их: в отличии от отца, мать всегда была предельно вежлива и доброжелательна, и никогда не злоупотребляла статусом императрицы. Раньше Каллан совершенно не замечал разницы между родителями, но теперь, вспоминая мать, он ощущал, что она была действительно весомой.
— Уже поздно. Тебе пора спать.
— Я не хочу!
— Но нужно, Каллан, нужно. Тем более… твой отец будет ругаться, ты ведь знаешь.
Отец ругался всегда.
Насупившись, Каллан нехотя поплелся вслед за матерью в спальню. Там, в просторной комнате, он жил не один: с ним, в небольшой кроватке подле, спала годовалая сестра, которая только начала ходить и знала лишь пару слов. Ее первым словом было слово «папа».
Дочерне-отцовская связь между Азгаром и Рейлой установилась с самого ее рождения, когда он, схватив новорожденную дочь на руки, с гордостью объявил о появлении еще одной наследницы. Новость о ее рождении в одно мгновение разлетелась по всей Империи; а во дворце был устроен пышный банкет.
Вот и сейчас Азгар продолжал виться возле ее кроватки, рассказывая сказки, которых она, очевидно, не понимала. Принцесса Рейла была слишком маленькой, чтобы и вовсе понимать хоть какие-то слова. И это вводило маленького Каллана в негодование: почему он так возится с каким-то новым ребенком, который даже не умеет разговаривать, а его игнорирует? И злится — постоянно злится. Его раздражало абсолютно все: неусидчивость сына, чрезмерная, на его взгляд, опека матери… Тогда он не понимал, почему так происходит; но теперь все было предельно ясно.
Каллан не оправдывал ожидания Азгара с самого начала: когда не слушал его длинные мрачные рассказы о войне и политике, задавая вместо этого кучу вопросов о совершенно посторонних вещах; когда не мог спокойно усидеть на месте за попытками научиться читать и писать; а затем — когда встал против уничтожения целой густонаселенной планеты. Новорожденная Рейла стала новой возможностью возложить на кого-то все свои надежды и вбить в голову угодные ему принципы и устремления. Она была новой попыткой создать идеального наследника Империи, и все получилось. Азгар часто называл Рейлу «своей жемчужиной», лелеял и восхвалял перед придворными, и она испытывала к нему ответные теплые чувства. Папина дочка, любимица Императора, достойная своей Империи принцесса.
Не такое ничтожество, как Каллан.
Мальчик быстро приготовился ко сну и улегся в постель. Мать заботливо поправила одеяло, искренне-любяще поцеловала в лоб, мягко потрепав его по макушке, и пожелала спокойной ночи. Каллан при улыбнулся и, потеплее закутавшись в одеяло, отвернулся лицом к стене.
По крайней мере, она никогда не вилась вокруг Рейлы, сдувая с нее чуть ли не каждую пылинку.
— Аламеда, — негромко, но привычно сурово и строго, произнес Азгар, — нам нужно поговорить.
Женщина тяжело вздохнула и проследовала за мужем. Дверь закрылась, и вместе с ней растворился и облик матери.
Азгар и Аламеда начали спорить уже за дверью, даже не отойдя от детской. Каллан не мог слышать, о чем они говорили, сквозь толстые стены и стальную дверь, — а может, уже и не помнил, — но повышенные голоса навсегда отпечатались в его памяти. Его родители часто ругались, ругались эмоционально и агрессивно, после чего отец, как правило, бесновался, носился по дворцу и мог разбить пару-тройку мелочных вещей, а расстроенная мать уединялась где-то в просторных одиноких залах, или в темном искусственном саду. Пару раз Каллан видел ее слезы, но она быстро утирала их и вновь улыбалась так, словно все было в порядке.
Но все было совершенно не в порядке.
Каллан с самого начала чувствовал, что в его семье что-то было не так. Отец был слишком авторитарен, мать — слишком печальна, а сестра — жестока и властна, точно как отец. Но он всегда знал, что они — не простая семья. Они — представители правящей династии, в жилах которой текла власть над Удракийском Империей. Возможно, эта власть и отправляла их род.
***</p>
В тот день во дворце гремели колокола. Древние-древние, они уже изрядно заржавели и где-то потрескались, и все же продолжали использоваться в особых случаях, среди которых были преимущественно либо рождение, либо смерть кого-то из членов правящей династии. Сегодня колокола звенели сразу по двум причинам.
У Императора Азгара родилась дочь, принцесса Церен, получившая свое имя в честь одной из великих правительниц Империи, что когда-то, как и остальные, внесла свой вклад в возведение великой державы. Пухленькая малышка с лучезарными голубыми глазами, принцесса Церен невинно смотрел на мир вокруг и тихо сопела. Каллан возненавидел младшую сестру с первых часов ее рождения.
У Императора Азгара умерла жена. Императрица Аламеда скончалась из-за родильной горячки и сопутствующих осложнений, с которыми не могли справиться даже опытные придворные доктора. Акушера за непрофессиональность казнили сразу же (так посчитал нужным Азгар); однако это не могло вернуть ее к жизни.
Похороны, по традиции, прошли на площади при дворце. Тело императрицы предали священному огню и развеяли прах по ветру. Собравшаяся толпа, облаченная в траурный фиолетовый, понурила головы, внимая речи Великого Жреца*. Каллан смотрел на них сверху и едва сдерживал слезы. Для чего нужно все это, к чему вся эта помпезность и демонстративность?! Ни многолюдная толпа, ни торжественные речи, ни древние церемонии — ничего не могло помочь. Все это было так по-идиотски и так злило мальчика. Он толком не понял, что произошло, но точно знал: мама больше не вернется, и все по вине маленькой сестры, которую он никогда не хотел и которой сейчас мог желать лишь исчезнуть.
Отец не плакал. Он не говорил ничего. Держал на руках Рейлу, которая отчего-то хихикала, причем совершенно неуместно, и сверлил каменным взглядом пустоту. «Неужели ему все равно?» — думал Каллан. Намного позже он понял, что ему правда было плевать. Жену ему заменили многочисленные любовницы, существование которых со временем даже перестало скрываться; а больше ничего, кроме плотских утех и наследников, Азгару не требовалось.
Намного позже он понял, что остался один во тьме.
***</p>
Каллан прогнал всех из своей лаборатории и уже несколько дней работал в абсолютном одиночестве. Видеть людей становилось все тяжелее и тяжелее. Каждое слово, брошенное кем-то посторонним, каждый вздох и смешок — все это приводило принца в такую ярость, что он начинал бояться сам себя. Вообще-то, себя он начал бояться давно. Погрязший в крови и грязи, никчемный и презренный… Каллан бежал от своих демонов, но они вновь и вновь настигали его.
Он снова слишком много думает. Разве все не было очевидно уже давным-давно?
Изображение на экране мелькало яркими красками, мгновенно сменяющими друг друга. Красный — зеленый, красный — зеленый. Каллан напряженно вглядывался в тонкие полосы, поползшие по карте Немекроны. Витиеватая паутина расползлась от краев до краев. Устало вздохнув, он повнимательнее вгляделся в изображение и задумался. На восточной стороне карты творился абсолютный хаос: смоделированные линии спутались и запетляли, что говорило о крайне высоком облучении в этой области. Этот вопрос уже многие годы оставался без ответа, однако в последнее время обстановка значительно изменилась. Более полугода назад Каллан и Каталина обнаружили местоположение Сердца Немекроны; сегодня же, путем банальной дедукции, Каллан уже в одиночку пришел к ошеломительному выводу: Каллипан находится где-то среди Крайних земель.
На подсчеты у компьютера ушло ещё порядка нескольких минут. На экране высветилась крупная, мигающая пестрым красным точка — Каллипан. Догадка принца подтвердилась.
Вот! Утерянное могущественное оружие, уже успевшее превратиться в обыкновенную легенду, которую принимали за смехотворную попытку запугать непокорных, было найдено. Дело всей жизни Альтора Миротворца было восстановленно сегодня принцем Калланом, и теперь он-таки обретет то, что так долго искал.
Теперь Каллипан обретет вся Удракийская Империя.
От этой мысли Каллана передернуло. Этого нельзя было допустить. Столько миров и цивилизаций будет уничтожено, если столь мощное оружие попадет не в те руки… Сейчас, впервые за долгие годы, Каллан ощутил настоящую, пожирающую до глубины души вину за свои поступки, и за поступки своей семьи. Разрушительный кровавый путь, по которому Империя шла множество веков, всегда не вызывал у него ничего, кроме ужаса и отвращения; но принц отмахивался от этих чувств, потому как знал, что это — не то, чего от него ждут. Будучи жалостливым, добросердечным и бесхребетным, он никогда не будет достоин. Отец всегда учил его, что реальную власть может удержать лишь тот, кто правит железным кулаком. Каллан старался неукоснительно следовать его советам, только бы он увидел, что его сын — не ничтожество, не пустое место. Однако…
В несколько кликов Каллан стер все данные, бесследно уничтожив все наработанные за последний месяц труды. Каллипан никогда не окажется в руках его отца или сестры. Он не позволит никому узнать правду, ведь эта правда погубит сотни и тысячи миров.
Своими руками Каллан уже подвел к трагическому исходу Немекрону. И вряд ли он уже сможет исправить это; но у него, по крайней мере, появилась возможность предотвратить последующие разрушения. Хотя бы на время…
***</p>
Три года бессмысленных скитаний по космическому пространству в поисках Каллипана: все равно, что искать иголку в стоге сена. Но Каллан был готов продолжать до победного конца, ведь только это могло бы вернуть его домой. Каждую ночь (если такое понятие вообще было допустимо в открытом космосе) он в деталях представлял свое триумфальное прибытие на Удракию. Все бы непременно увидели, чего он стоит, и никто больше не назвал бы его одержимым легендами фанатиком. Каллан знал наверняка: Каллипан не был выдумкой, как и не было несбыточной мечтой его возвращение домой. Осуществимо что угодно — нужно лишь приложить упорство.
Пошел четвертый год, когда Каллан, рассекая космическое пространство на своем относительно небольшом корабле, обнаружил странный сигнал в одной из солнечных систем. Затем обнаружил планету, которая в особенности привлекла к себе внимание. Она излучала энергию, не похожую ни на какую бы то ни было еще во Вселенной. Более того: на этой планете была жизнь. Почти два года принц удаленно изучал ее, сделав немало выводов о здешних обитателях; но что самое главное — на этой планете, получившей код XG-785, был ярко выраженный след Каллипана. Выводы напрашивались соответствующие.
Долгое время Каллан колебался, не зная, как следует ему поступить. Ему нужно было присутствовать прямиком на планете, изучать ее изнутри и досканально. Вторгаться туда с угрозой войны и захвата он не хотел (а если такая возможность и была допустима, то у принца не было ничего, кроме экипажа корабля весьма невнушительных размеров), что оставляло ему лишь один вариант: прийти сюда с предложением межпланетарного сотрудничества. Однако XG-785 была слишком примитивной для контакта с инопланетными цивилизациями, и было вполне вероятно, что здешние жители встретили бы его враждебно. Впрочем, это было бы мало удивительно. Удракийская Империя имела дурную славу и нигде не отличалась дружелюбием. Теплые приемы были почти что диковинкой.
Начать пришлось с послания, обращенного на один из каналов XG-785. Совершенно неожиданным для Каллана был ответ. Некоторое время связист вел переговоры с кем-то из немекронских (а именно такое название, как выяснилось позднее, носила бывшая XG-785) ученых. Так продолжалось около полугода, пока на связь с принцем не решилась выйти немекронская королева. Дрожащим от волнения голосом она представилась Каталиной и путем продолжительной беседы согласилась принять Каллана у себя. Ее единственным условием было прибыть в одиночестве на высланном поде, скорость которого, между прочим, была отвратительно медленной. Здесь его также сопровождала группа немекронских солдат, которые смотрели на него одновременно с ужасом и изумлением, и вздрагивали от каждого его движения.
Прибытие на Немекрону было самым странным опытом в его жизни. Здесь на него смотрели, как на экзотическую зверушку, перешептывались и открыто выражали постигший шок. Один из солдат, входивших в гвардию королевы, так и вовсе упал в обморок. Все это было чрезмерно глупо и раздражающе; но Каллан готов был стерпеть, ведь здесь на него, по крайней мере, смотрели без презрения. Кроме того, все эти труды должны были привести его к главному.
К Каллипану.
Чуть поодаль от посадочной площадки его, в сопровождении дюжины охранников, и ждала сама королева Каталина, в которой таковую было сложно не признать. Она носила дорогую одежду, обладала по-настоящему аристократической внешностью и с гордостью носила корону на черноволосой голове; и все-таки, смотрела на него словно ребенок, увидивший что-то удивительно-пугающее.
— Королева Каталина, — приветственно произнес он, краем глаза обращая внимание на то, как все оживились, услышав его голос.
— Принц Каллан… — несколько растерянно отозвалась та, а затем чуть более тихо протянула: — Я представляла вас иначе…
Это было слишком неожиданно и прямолинейно. Испуганная девушка успела сказать уже больше, чем он сам.
— Знаете, я вообще инопланетян представляла иначе… Вы похожи на барашка.
— На кого? — Каллан недоуменно вскинул бровь. Вокруг царило абсолютное молчание, и он чувствовал себя крайне растерянным. Он лишь надеялся, что она не посмела его оскорбить.
— Ох, верно, вы ведь не знаете, что это… — Каталина вдруг зарделась и протараторила: — Простите меня, Ваше Высочество, я просто… я потрясена. Ваше появление здесь — по-настоящему культовое событие. Это перевернет все наше представление о Вселенной… Скажите, — она, наконец, чуть успокоилась и посмотрела на него со скептицизмом (хотя ее глаза все еще горели), — а вас таких очень много?
— Очень.
Каталина была слишком болтлива и уже успела его утомить. Каллан чувствовал себя совершенно не в своей тарелке, и он уже было начал считать секунды до того, как его терпение иссякнет.
— А есть другие инопланетные расы?
— Есть, и очень много.
— Это просто фантастика! — Каталина, не удержавшись, хлопнула в ладоши. Совершенно не по-королевски. — Знаете, я Вас совершенно не знаю, но Вы уже кажетесь мне удивительным человеком… Не расскажете ли обо всем, что происходит за пределами нашей маленькой солнечной системы?
— С удовольствием, — и произнес он это, тем не менее, совершенно недовольно.
— В таком случае, я предлагаю Вам пройтись по дворцу. Вы не против?.. — Каталина нервно, но вполне искренне улыбнулась.
— Я…