Глава 7. Первый треск (1/2)

Новость об освобождении Окулуса моментально разлетелась по всему миру, дойдя в первую очередь конечно же до Гарнизона.

В течении всего пути, на который было затрачено не так много времени — всего пару часов, — Картера не покидало чувство волнительного предвкушения. Даже несмотря на принесенные жертвы, они победили… он победил. Интересно, как его встретят? Что ему скажут? Гордость за самого себя переполняла Картера с ног до головы.

***</p>

В Гарнизоне, куда они прибыли на закате, генерал Кито вместе с его отцом и прочими почтенными служащими, у самого входа собрались для того, чтобы встретить прибывших героев. Машины строем тянулись из-за горизонта, эффектно подсвечиваемые золотыми лучами солнца.

Картер вышел из фургона первым, и лишь тогда, следом за ним, двинулись и остальные. Он, отдав честь генералу и остальным, направился ко входу вдоль гладкой серой дороги; Кито направился к нему на встречу.

— Поздравляю вас с этой ошеломляющей победой, капитан Карраско, — искренне похвалил он, поравнявшись с Картером.

— Я сделал это на благо всей Немекроны, — лишь отозвался заученной, скорее дежурной фразой тот. — Это мой долг.

На самом же деле, фраза генерала Кито прельстила ему, и он был не против и дальше купаться в похвале. Если бы не его собственные стремления и амбиции, пошел бы он на все это?.. Картер не мог сказать наверняка. Но банальная вежливость требовала выставить себя как человека бескорыстного и благородного.

— Как бы там ни было, ваш поступок не останется незамеченным. За проявленную храбрость и совершенный подвиг отныне вы будете носить звание майора.

От этих слов у Картера сердце замерло на мгновение. Еще, казалось бы, совсем недавно он обрел статус капитана… Он не смог вымолвить ничего в ответ — голову вмиг затуманил накативший восторг и радость, — однако все, несомненно, отразилось на его изумленном лице и в его сверкающих глазах.

Генерал Кито понял это и продолжил:

— Однако, некоторые детали меня все же смущают, как, например, уничтожение коммуникационной башни, — изумление тут же пропало с лица Картера, сменившись хмуростью. — После взрыва произошел большой выброс радиоактивных веществ, а также пострадали линии электропередач. Не слишком большой урон, однако это существенный промах в масштабах этой миссии. Надеюсь, что на завтрашнем совещании вы все объясните, майор, — Картер невольно вздрогнул от этого обращения.

— Так точно, генерал. У этого были свои причины.

Обменявшись с Картером еще некоторыми формальностями, генерал Кито отправился обратно в здание Гарнизона.

Встреча прошла иначе, чем Картер представлял ее, однако… он теперь майор. Этот резкий скачок на служебной лестнице был лучшей наградой.

— Поздравляю, — искренний голос Джоанны раздался совсем рядом: Картер обернулся, и увидел ее позади себя, опирающуюся на капот машины, скрестив руки на груди. И когда она только успела подкрасться?

— Спасибо, — с легкой улыбкой отозвался Картер и, чуть помедлив и призадумавшись, добавил: — за все… Если бы ты тогда не подтолкнула меня, то ничего этого не случилось бы, — Джоанна легко усмехнулась в ответ.

— Мне приятно это слышать, но не стоит. Я просто делала то, что хотела делать.

Еще недолгое время Картер стоял вот так, смотря на Джоанну, которая в это время решила закурить, с легкой улыбкой, причину появления которой он сам не мог понять, пока не подошел Линтон, на лице которого даже сейчас красовалась эта снисходительная, слегка разочарованная гримаса.

— Приятно видеть, что все мои надежды оправдываются, — скупо как бы похвалил он, сцепив руки за спиной в замок и расправив плечи — его поза выражала непоколебимую уверенность. Таким и был Линтон: он был уверен в самом себе, в своих словах и поступках, и очень любил, когда что-то идет не так, как он хочет. А сейчас, кажется, именно это произошло. — Вот ты уже и майор… Не зря я держал тебя в ежовых рукавицах.

Картер почувствовал себя очень неловко из-за слов отца. Будто бы тот сейчас на всеобщее обозрение озвучил, что он — своеобразная кукла в его руках. И это, возможно, отчасти и было так: Линтон стремился контролировать все. Именно он и навел Картера на путь военной службы.

Картер на мгновение перевел взгляд на Джоанну, лицо которой выражало вселенское раздражение, словно ища в ней какой-то поддержки, и нахмурился. «Линтон никогда никем не будет доволен», — все это время сказанные ею слова неустанно крутились у него в голове.

С десяток секунд они провели в тишине, прежде чем задумчивое лицо Линтона не посуровело — брови свелись к переносице, на лбу образовались морщины, — и он холодно, требовательно спросил:

— Кому принадлежит эта идиотская, абсурдная идея? — лицо Картера исказилось в непонимании, Джоанна лишь вздохнула, стряхнув с сигареты пепел. — Если ты думаешь, — продолжил Линтон, презрительно посмотрев на Картера, — что ты можешь творить все, что тебе вздумается, подвергая опасности окружающих, ты ошибаешься. Война далека от сказок, а малейшая оплошность может стоить жизни миллионов. Любой промах — и ты мигом вылетишь отсюда, в лучшем случае. В худшем…

— Не кипишуй, Линтон, — небрежно прервала его Джоанна. — И отстань от него. Это была моя идея.

— Чего и стоило ожидать, — язвительно хмыкнул Линтон. — И что только творится в твоей голове?..

— Я бы сама хотела разобраться, — в той же манере отозвалась она, скрестив руки на груди. — А ты с жиру бесишься, — слова Джоанны вызвали соответствующую гневно-изумленную реакцию с его стороны. — Ты должен благодарить меня и Картера за то что мы сделали, иначе удракийцы уже были бы здесь, — сурово отчеканила она и добавила с пренебрежением: — И что вообще значит город в сравнении со всем миром?

— Твоя циничность здесь неуместна, — угрюмо процедил в ответ Линтон. — Знаешь, с каждым разом твои выходки все больше и больше поражают меня… Тебе будет полезно увидеться с доктором Миттераном, — после его слов Джоанну все передернуло.

— А этот лысый чудик мне зачем? — фыркнула она.

— Потому что твое состояние далеко от нормы. Я устал от тебя, — раздражительно отмахнулся Линтон, а затем обратился к Картеру: — А ты… возьмись за ум, — словно бы больше не зная, что сказать, подвел он и поспешно удалился, оставляя последнее слово за собой.

Картер провел спину отца хмурым, неуверенным взглядом, и посмотрел на Джоанну — та лишь пожала плечами. Он уже хотел было что-то сказать ей, но она, бросив на землю окурок и мрачно поджав губы, также поспешила уйти.

***</p>

Удракия была планетой удивительной, но крайне мрачной красоты: темные земли, блеклые пейзажи преимущественно холодных тонов — небоскребы, многоярусные дороги, парящие в воздухе автомобили… Практически полная механизация всех сфер жизни и присущий восстановленной Азгаром VIII консерватизм находили свое отражение в культуре Удракийской Империи, а в особенности — в архитектуре Императорского дворца.

Это было величественное здание с острыми, пронзающими небеса металлическими крышами, многочисленными панорамными затемненными окнами и величественным раскидистым садом — одним из немногих клочков земли, где сохранилось отображение удракийской природы. Ко входу во дворец была длинная, высокая, устланная багровым ковром лестница, на которой было точно не меньше сотни ступеней. Императорский дворец был точным отображение величия правящей династии.

Здесь всегда кипела жизнь, потому как именно отсюда императоры и императрицы руководили целой Империей, простирающейся на многие световые годы. Поразительно, как одна маленькая, в пределах Вселенной, точка могла иметь такую значимость.

Среди длинных петляющих коридоров затерялся зал совещаний, где прямо сейчас Император Азгар IX и объявил об очередном совете.

Каллан начал посещать военные советы не так давно — всего год назад, когда достиг приемлемого возраста, — и делал это не часто, явно предпочитая политике науку. Однако, будучи наследным принцем, бесконечно отмахиваться он не мог, да и прогневать отца ему не хотелось.

Он пришел в зал одним из последних, занимая место по левую руку от отца, восседающего на самом большом и роскошном стуле, предназначенном, естественно, для главы Империи. Когда-то, до смерти его матери, здесь стоял еще один, точно такой же, где все всегда восседала вечно печальная, но такая заботливая Аламеда.

Азгар часто говорил, что Каллан похож на нее, и далеко не в самом положительном ключе, естественно. Точно так же, как Аламеда не любила и боялась Азгара, он не любил ее.

Азгар не любил никого.

Он смерил Каллана снисходительным взглядом и закинул ногу за ногу, откинувшись на спинку стула. Наконец, в зал вошел и генерал Хакан, сев по правую руку от императора, что означало, что собрание можно начинать.

Не так много времени — около часа — прошло за обсуждением внутриполитических дел Империи; а затем император решил коснуться вопросов непрекращаемой войны.

— Адмирал Байрак, — с привычной строгостью обратился Азгар, — докладывайте.

— Ваше Величество, — тот поднялся со своего места, держа перед собой планшет. Байрак был уже старым, потрепанным войной человеком — один из его рогов наполовину отломился в бою, а левую руку заменял протез, — однако все таким же смышленым и преданным империи. — Дела… обстоят не так гладко, как хотелось бы.

— Поясните? — Азгар вопросительно приподнял бровь, метнув в адмирала выжидающий, пронзительный взгляд, под которым адмирал захотелось съежиться. Авторитет Азгара был неоспорим, и многие боялись его.

— Эрулийская королева отказывается сдаваться и продолжает оказываться сопротивление. Она оградила себя непробиваемой защитой. Если мы не возьмем Эрулию, мы не прорвемся дальше.

— И что вы предлагаете сделать?

— Нужно изменить стратегию, Ваше Величество. Кроме того, мне потребуется больше людей или единиц техники.

— Или, — вмешался генерал Хакан, — вы можете поступить проще и просто стереть эту планету с лица Вселенной.

Хакану позволялось высказываться в любой момент, по любому вопросу. Когда-то он был преданным товарищем предыдущего императора, помог отвоевать ему трон, а теперь заслужил расположение и нынешнего, даже несмотря на свой преклонный возраст.

— Уничтожение Эрулии даст нам возможность захватить оставшиеся планеты. А поскольку эта планета главная, я и вовсе не считаю, что она может быть полезна. Вероятно, она истощена и не имеет ценных ресурсов, — резко подвел Хакан.

— А вы правы, — хмыкнул в ответ Азгар. — Адмирал Байкар, я совсем не понимаю, для чего вы столько времени церемонились с ними.

— Ваше Величество… — растерянно пробормотал он, чувствуя на себе снисходительный, прожигающий взгляд Азгара, — я…

— Вы не можете уничтожать целые миры лишь из-за собственной прихоти, — твердо выпалил Каллан и тут же весь напрягся, когда в зале повисло молчание, а отец и генерал Хакан устремили в него полные раздражения и возмущения взгляды. Каллану потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, встать и, вздохнув, продолжить: — Это не только негуманно, но и нерационально. Каким бы ни был потенциал Эрулии, это все еще планета с разнообразными формами жизни. Мы добьемся куда большего, если научиться не только уничтожать, но и сотрудничать. Альтор Миротворец…

— Альтор Миротворец, — оборвал его Азгар, стиснув руки в кулаки и презрительно нахмурившись, — был пацифистом, который позволил своему брату-бастарду захватить власть. Он — самый недостойный пример, который только можно привести. Какая власть может быть у бесхребетного человека? — язвительно фыркнул Азгар.

— А какая власть может быть у человека, который не знает ничего, кроме как запугивать?

Огромная. Катастрофически огромная.

Но Каллан устал прогибаться под отцовской волей. Устал лицезреть его чудовищные поступки и их последствия.

— Да что ты вообще себе позволяешь? — раздраженно процедил Азгар, подскочив с места. Каллан весь вздрогнул и напрягся, но не шелохнулся, продолжая смотреть на отца с упрямством. И все же, на дне голубых глаз плескался страх.

Очевидно, это привело Азгара в ярость, и он, резко дернувшись, залепил Каллану хлесткую пощечину, чем вызвал немало удивления, растерянности и даже определенного испуга на лицах остальных присутствующих.

Каллан шумно выдохнул и ошарашенно вытаращился на отца.

— Стража, — громко скомандовал Азгар, — отведите принца Каллана в его покои, — солдаты подошли к нему быстро, но он лишь отмахнулся, хотя и не избавился от преследования. — Отныне никто не смеет оспаривать императорскую волю. Это понятно?! — сурово рявкнул он, получая в ответ лишь утвердительные кивки. — Адмирал Байрак, — услышал Каллан уже на выходе из зала, — делайте то, что я велел. Не стоит щадить эту никчемную планету… — его голос утонул за закрывшимися дверями.

Уже совсем скоро Эрулия была уничтожена.

А затем Каллан был изгнан из Удракийской Империи, признанный недостойным принцем.

***</p>

Каллан стоял неподалеку от взлетной полосы, щурясь от бьющих в лицо потоков ветра, создаваемых плавно опускающимся на землю удракийским кораблем. На окончательную посадку потребовалось порядка минуты, а затем широкая дверь медленно открылась, опускаясь на к землю в виде своеобразного подъема и представляя перед Калланом его сестер, которых он узнал не сразу. Во время своего недавнего посещения Удракии он не застал их, поскольку те, по приказу Азгара, отправились уладить некоторые дела в других солнечных системах; а в последний раз они виделись лишь двенадцать лет назад, когда были еще юными подростками.

Многое изменилось с тех пор.

Рейла спустилась первой, шагая вальяжно и осматривая холодным взглядом зеленых глаз обстановку вокруг себя. Она была высокой, стройной девушкой с длинными алебастровыми волосами, горделивой безупречной осанкой и изогнутыми острыми рогами, только дополняющими ее извечно совершенный образ, равно как и серебряный венец на голове, традиционной надевающийся наследниками престола.

Очевидно, за те годы, что Каллан отсутствовал в Империи, Рейла уже успела утвердиться как наследная принцесса… Каллан нахмурился.

Следом за ней вышла и Церен — приземистая, коротковолосая, одетая несколько вычурно, в противовес своей старшей сестре: багрово-белое длинное платье, на талии подвязанное поясом со звенящими цепями, ажурные туфли на высокой платформе, с которыми Церен все еще выглядела низкорослой, длинные серьги с драгоценными камнями, перстни — в свете солнечных лучей все это сверкало, так неприятно слепя глаз. Церен не изменилась в своих привычках, все также стремясь привлечь к себе внимание, что отражалось и в ее одежде.

Рейла прошла к Каллану первой, оглядывая его с ног до головы изучающим взглядом, и с легкой усмешкой поприветствовала:

— Здравствуй, братец.

Каллану потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Он уже и забыл как звучит голос его сестры… И уж точно он не думал, что их встреча произойдет вот так.

— Рейла, — хмыкнул он. — Столько лет прошло…

— Ты не изменился, — колко подвела та. — Разве что выглядишь болезненно.

Недосып, каким Каллан страдает вот уже несколько недель, не красит никого. Синие мешки под глазами, выступившие на глазах сосуды, осунувшаяся кожа — его вид оставлял желать лучшего.

— Какая ты внимательная, — огрызнулся Каллан.

— Каллан, — Церен, в отличии от Рейлы, поприветствовала его с теплой улыбкой, — здравствуй, — но вызвать отклика она не сумела. Каллан лишь фыркнул в ответ и холодно произнес:

— Пошлите. У меня нет времени на пустую возню.

Церен разочарованно нахмурилась и поплелась следом за Калланом и Рейлой, которая, в отличии младшей сестры, выражала лишь непоколебимую уверенность.

Каллан не слишком любил своих сестер. Рейла всегда была объектом его зависти, а Церен… Церен отняла у него мать. Почти единственную, кто когда-либо его любил.

— Очень недурно, — прокомментировала Рейла, лениво оглядываясь в коридорах Королевского дворца. — У немекронской королевы явно был хороший вкус.

Каллан остановился на месте и гневно обернулся на Рейлу, которая лишь недоуменно вскинула бровь.

— Не смей говорить о ней. Ни ты, ни кто-либо другой, — мрачно процедил он и зашагал дальше. На лице Рейлы проскользнула ухмылка.

Следующие пару минут прошли в молчании, прерываемом лишь угрюмыми вздохами Каллана. Рейла в это время определенно что-то обдумывала, что четко отражалось на ее лице, в то время как Церен косилась то на брата, то на сестру, чувствуя себя как-то неловко. Будучи младшей дочерью, она была белой вороной в своей семье. Пока Каллан и Рейла занимались делами Империи, боролись за власть и звание наследника престола, Церен была отдана самой себе. Возможно, это было к лучшему, но она чувствовала себя чужой в семье.

— Я осведомлена о том, что происходит на Немекроне, — все-таки подступилась Рейла, расправив и без того идеально-ровные плечи. — Это возмутительно. Люди бунтуют против тебя, а ты ничего с этим не делаешь.

— Это тебя не касается, — огрызнулся Каллан. — Напоминаю, что я здесь главный, и мне решать, что и когда следует делать.

Слова Рейлы были лишь очередным раздражающим напоминанием о его некомпетентности. Словно бы двадцать девять лет его жизни было мало, чтобы понять, что он — пустое место…

— И ты не справляешься с этой ролью, — жестко отозвалась Рейла.

— Все не так просто. Люди этой планеты обладают выдержкой. Они не прогнуться просто так, — та сухо усмехнулась в ответ.

— Пусть так. Но что обычно случается с теми, кто не сгибается? — со змеиными нотками в голосе протянула она. — Их ломают.

Каллан невольно вздрогнул, но, поджав губы, не ответил ничего.

Церен напряженно покосилась на Рейлу исподлобья. Все это ей определенно не нравилось.

***</p>

Джоанна плюхнулась на белый кожаный диван с выражающим вселенское уныние вздохом и брезгливо оглядела комнату, в которой она находилась: жемчужные стены, березовые двери, светлый, выложенный камнем пол, множество картин и стеллажей с полками и наградами.

— Тебе обязательно нужно было выбирать это омерзительное место? — фыркнула она, когда Линтон присел в одно из двух кресел напротив нее.

— Чем оно тебе не угодило? — цокнул тот.

— Просто посмотри на эти гадкие белые стены… Я бы сожгла здесь все до тла.

— Твоя ненависть к белому цвету тревожит, — скорее едко, нежели по-настоящему обеспокоенно отозвался Линтон.

— А ты как будто не знаешь ее причин, — Джоанна нахмурилась и повернулась к медленно открывшейся двери: на пороге показался котоликий худощавый мужчина — не кто иной как доктор Миттеран. Строгий черный костюм, гладкая, вплоть до блеска, лысая голова, круглые очки — его образ только подогревал неприязнь Джоанны ко всему происходящему.

— Здравствуй, Марселла, — бодро поприветствовал он, на что не получил никакого ответа. Линтон устало выдохнул и пояснил:

— Она предпочитает, чтобы ее звали Джоанна. Джоанна Лиггер.

— А, вот как, — понимающе кивнул Миттеран. — Что ж, здравствуй, Джоанна.

— Здравствуйте, док, — отозвалась та с по-детски глупой улыбкой, так контрастирующей с ее дерзкой одеждой в виде черно-белых полосатых брюк, багровой рубашки и черных ботинок, оставшихся с ней еще с того дня, как она покинула Кретон.

Джоанна проводила его пристальным прожигающим взглядом до самого кресла, на которое он и присел, закинув ногу за ногу и откинувшись на мягкую спинку.

Он назвал ее Марселлой, как никто не звал ее уже давно.

Она ненавидела это имя. Ровно как и ненавидела свое прошлое.

— Я пришел удостовериться в удовлетворительности твоего психического состояния, — пояснил он, на что Джоанна отозвалась в привычной колкой манере:

— Я понимаю. Может, я и сумасшедшая, но точно не полоумная, и знаю, чем занимаются терапевты.