Часть 8 (2/2)
— Каааамииии!!!
— Ну а что? Орет как резаный.
Валиева получает неодобрительный взгляд от Алены, цокает, но не вступает в дискуссию, заметив, что Щербакова на репите уже который раз пересматривает видео. Девушка, плотно поджав губы, улыбается, но трясущиеся руки выдают ее. Камила, какой бы занозой не была, видела переживания Ани по поводу потери ребенка, и сейчас, девушка явно сожалела о содеянном ею. Щербакова хотела ребенка, жаль, что поняла это так поздно.
— Знал бы он, что за первые пять минут своей жизни, он уже составил крутую конкуренцию Этери Георгиевне… — Алена и Аня синхронно повернули голову к Валиевой, — Ну, поорал и, пожалуйста, собрал половину хрустальных вокруг себя.
— Реально… чудовище… — морщится Алена, — Из-за него я снова среди хрусталят застряла.
— Так, ладно. Все живы и здоровы, все, кто должен был сегодня родить — родили. Пора за это выпить, — Валиева молниеносно подскочила, собирая свои вещи со скамьи, — Так, Щербакова за мной. Алена?
— Нет, я обещала Лизе, что вернусь.
— Тогда, до завтра! — Валиева машет и скрывается за дверью, ведущей на лестничную площадку. Щербакова не отставала, — Хочешь, покажу тебе крутой гей-клуб?
— Можно мы просто напьемся без лишних приключений?
— Скучная.
— Спасибо, уже навеселилась на всю жизнь.
Косторная не обманула и действительно сразу ж отправилась после возвращения в номер своего тренера. Лиза уже писала, интересуясь, когда фигуристка вернется, ведь пить одной — плохая идея. А обсудить то, что произошло, она могла только с Аленой.
— Неужели, — Туктамышева впускает девушку к себе, принимая из ее рук бутылку коньяка, — Вовремя, у меня как раз заканчивалось вино. За что выпьем?
— За четыре килограмма и четыреста семьдесят грамм. За то, что я обосралась сегодня на акселе, видимо, проебав свой шанс на Олимпиаду. За то, что я ненавижу Щербакову и хочу ее убить.
— Много поводов, одной может быть мало, — Лиза наливает коньяк до самых краев в бокал, — Добавлю свой повод. За то, что я дура, которая влюбилась.
— Боюсь спросить, в кого…
— Боюсь спросить, за что ты опять ненавидишь Щербакову…
— Она уже не беременна.
— Нихуя себе… — Лиза подтягивает ноги, усаживаясь удобнее в кресле, — Я Камиле сказала, что, кажется, люблю ее…
— Иронично… — тренер вскидывает бровь, желая услышать размышления девушки, которая рассматривала содержимое бокала, — Камила напивается сейчас с Аней.
— Что ж… всякой твари по паре.
***
Сейчас около пяти часов утра. Алена жутко устала. Ей бы стоило пойти к себе в номер, лечь спать, после долгой ночи, проведенной в компании рыдающей Лизы. Туктамышеву, явно перестаравшуюся с алкоголем, трогал абсолютно любой момент в разговорах, любые воспоминания, озвученные вслух сегодня. С трудом Алене удалось уложить тренера спать.
Алена прижимается лбом к двери номера. Она долго думает, прежде чем постучать. Она даже не уверена, что там кто-то есть. Она не уверена, что ее услышат. Косторная стучит, прислушиваясь. Тишина. Она стучит еще раз, после чего услышала шорох приближающихся шагов.
— Кого принесло в такую рань… — дверь открывается, и почти сразу закрывается, когда девушка видит гостя, — Я не хочу тебя видеть, — Аня толкает дверь, но Алена все же вламывается в номер, чуть ли не падая. Пока фигуристка приходила в себя после резкого врывания в личное пространство своей бывшей, Щербакова шмыгнула в ванную, закрыв ее изнутри.
— Аня, блять… — Алена опять стучит, — Открывай.
— Уходи, пожалуйста. Я не хочу никого видеть. Не хочу разговаривать. Особенно я не хочу все это делать с тобой.
— Что ты наделала, Ань… — Алена скатывается вдоль двери, прижимая к груди бутылку, которую не успела допить с тренером, — Это правда?
— Ален, уйди, — Щербакова видит через небольшую щель внизу, что под дверью сели. Она проделывает тоже самое, — Уйди, умоляю.
— Это же твой ребенок. Как ты могла сделать аборт? — Косторная со всей силы бьет локтем в дверь, — Как? Ты дура? Ради чего блять?
— Я не делала аборт… — Аню ломает изнутри так, что держать эмоции не получается. Ее всхлип раздается по всему номеру, — Не делала.
Они молчат, прижимаясь спиной к двери, которая разделяет их. Они молчат, ведь слова уже не нужны. Они сделают только хуже. Они сломают эти минуты духовной близости. Алена, кричавшая Лизе о том, что ненавидит Щербакову, успокаивается, отодвигая бутылку подальше. Алкоголь больше не поможет. Ей никто не поможет. Ане никто не поможет.
Аня хотела бы что-то добавить к своим словам, но страшно, что Алена уйдет. Еще минутами ранее она об этом умоляла, теперь хочет сидеть с ней, наслаждаясь тишиной. Она вытирает рукавом слезы и улыбается, когда слышит писклявое пение по ту сторону дверей.
«Just another love story
Together we'll make history
I know because it's just too real…»
Алена замолкает, ожидая реакции. Аня не заставляет себя долго ждать:
«They'll be no end to our love story
And this ain't gon' end up»
— Теперь поговорим?
— Еще чуть-чуть помолчим.
Тяжело вздохнув, Косторная прикрыла глаза. Она пытается вспомнить, куда запихала чертову бронзовую медаль, когда так торопилась оказаться в роддоме. Мозг сопротивлялся ее попыткам, поэтому девушка разочарованно улыбается, понимая, что на Олимпиаду поедут два первых места национального первенства. Алена считает, что подвела Лизу, Камилу, даже Аню. Они ведь и правда верили в нее, а она не смогла справиться с чувствами и эмоциями.
Она подвела своих болельщиков, которые устроили в ее честь яркий перфоманс во время соревнований. Они приехали из разных городов, чтобы показать ей свою любовь, а она в ответ — третье место.
Алена подвела себя, ведь выбирая каждый день фигурное катание, она позволила любимому человеку уйти. Годы потрачены впустую.
Глупые решения, которые она принимала, аукнулись ей спустя годы. И так обидно, что все напрасно. Ей стыдно это признать, но будет ли другой шанс? С трудом поднимаясь на ноги, Косторная еще раз обдумывает то, из-за чего именно она пришла сюда. Взгляд не находит ничего, за что можно было бы зацепиться в этом номере. Пусто и одиноко. Наверное, такие же они обе внутри.
— Я ж говорила, что не судьба мне попасть на Олимпиаду.
— Я все равно буду верить, до самого конца.
— Я хочу завершить. Я устала, — Алена наклоняется, поднимая бутылку и направляется к выходу, — Кстати… я ж так и не смогла… Хах… Я люблю тебя, Ань.
Аня слышит, как закрывается входная дверь. Так глупо то, что ей признались в любви, а ответить что-то на это уже не подбираются слова. Это такое странное ощущение, как будто ты обречен на что-то. Сначала брыкаешься, сопротивляешься, а после, когда силы покидают, просто плывешь по течению. Щербакова чуть больше месяца назад попыталась поплыть в другую сторону, но Алена сама дала ей по рукам.
А теперь эти слова о любви. Ей бы со своей головой разобраться, разрешить окончательно историю с Димой, который все еще ее жених, простить себя за необдуманные поступки, последствия которых острой болью отзываются в груди.
Пора принимать взрослые решения, а не быть той девочкой, у которой голова кружилась от любви, и казалось, что весь мир у ног их.
— И я тебя люблю, Ален, — и она так жалеет, что не открыла дверь, когда Алена этого требовала, — Глупая.
Выйдя из ванной, Аня оглядывается. Бутылки, к сожалению нет. У двери она видит лишь рюкзак, который точно не принадлежал ей. За дверью шорох, ручка поворачивается.
Алена, слегка сутулясь, виновато смотрит на подпиравшую двери ванной Щербакову.
— Рюкзак забыла с ключами от номера, — шепчет Косторная, когда наклоняется за собственностью своей, — Извини.
— Ничего страшного, — почему они обе шепчут, удивляется Аня такому странному факту в их поведении. Их никто не услышит, ведь ее соседи — чета Трусовых-Кондратюков, которых сегодня нет, — Оставишь мне бутылку?
— Если хочешь… Конечно.
Алена подходит ближе и уже через тусклое освещение видит опухшее от слез лицо. Сколько эта хрупкая девушка плакала? Сколько она перестрадала? Она лишь чуть протягивает полупустую бутылку, почувствовав на своих пальцах горячее прикосновение. И она не знает зачем, но переплетает свои пальцы с пальцами девушки напротив, фоном слыша дребезги разбившегося стекла.
Косторная не сдерживается, прижимая к себе уставшее тело Ани, чувствуя, как по ее шее скатывались слезы. Она и сама больше не в состоянии была терпеть, давая волю своим эмоциям.