Часть 2 (1/2)
Больно - не больно, страшно - не страшно
Все, что было раньше теперь уже не важно
Нет в глазах соли, не в словах перца
Нет больше боли, нет в моем сердце.</p>
Нервно крутит в пальцах сигарету, надавливая подушечками на непрочную бумагу. Раз, два – на ладонь высыпается табак, пощекотав в носу неприятным запахом. Тэхён не курит, пришлось экстренно бросить, когда его лёгкие отказывались работать, спихнув всё на медицину и навороченный аппарат. А сигареты всё равно вносит в список покупок, складируя пачки на верхней полке кладовой. Скоро там закончится место, и он сгребёт всё в чёрный мусорный мешок, запуская этот аттракцион в сотый раз. Привычка из прошлого держит крепко, не отпускает спустя много лет. Ему было девятнадцать, когда он понял, что больше не хочет выбирать «да». Ким усмехается, сбрасывая сор с ладони в мусорное ведро.
На часах шесть утра, впереди его ждёт ещё один бесцветный и безвкусный, обременительный день. Шутка про «день прошёл, число сменилось, нихуя не изменилось» для Тэхёна вовсе не шутка. Будь он рыцарем, эта фраза красовалась бы на всех его щитах и гербах. Собственный лоб ощущается полым, внутри не хранятся воспоминания о прошедшем месяце, годе, о собственной жизни. Всё слилось в бесформенное чувство тяжести и давления на мозг, огрызаясь на все бесполезные попытки вспомнить и выловить хоть что-то конкретное. Раньше его злило это, сейчас всё равно. Он ощущает только отсутствие вкуса, интереса, любви, жизни. И если раньше это чувство можно было задвинуть куда-то далеко в себя, проглотить колючим куском непрожитой жизни, то теперь у него такой возможности нет. Всё вокруг него превращается в маятник часов, в его размеренное движение. Тэхён, которому сейчас меньше тридцати, может каждый день двигаться лишь на определенное, строго вымеренное расстояние. Шаг влево – острое одиночество, шаг вправо – новая волна апатии. Выживает только за счет привычной, но очень узкой тропинки, протаптывать которую пришлось босыми ногами по стёклам.
У него нет зеркал. Уже нет. Но пока его голова была забинтована, а питаться приходилось через трубки, больно обжигающие слизистую носа, он знал, как выглядит. Окружающие с особенным остервенением позаботились, чтобы он знал: каждый считал нужным начинать плакать, зажимать рот рукой и бормотать тихо о том, как он ужасно себя изуродовал. Эти перешёптывания и негромкие восклицания громовыми раскатами отражались у него в ушах, заставляли кричать, заставляли выть от отчаянья, внешне сохраняя невозмутимое выражение лица. Это не просто маленький шрам – половина его лица изуродована. Ситуация стала немного лучше после многочисленных операций и заново сломанной челюсти.
Опущенная вниз кожа на правом глазу, пересадка кожи на лицо, следы от швов и припухлость, которая теперь, кажется, никогда не спадёт. Его никогда не заботила внешность, никогда не волновало своё отражение в зеркале, его убивали только эти сочувствующие взгляды. Чем же он был: человеком и личностью или же красивой картинкой? Красивой картинкой, которую вдруг вандал в своём порыве ярости изрезал вдоль и поперёк. Между ключицами навсегда осталось напоминание о том, как ты странно себя чувствуешь, когда пища проваливается сразу куда-то вниз, не попадая на рецепторы. Напоминание о том, как он просил маму дать немного перемолотого в кашицу супа ему на язык, потому что больше не мог этого вынести.
У Тэхёна нет зеркал, потому что из человека он сначала превратился в скомканную картинку, а затем в вечное напоминание о том, через что ему пришлось проползти на своих локтях. И если раньше он не задумывался над тем, что такое жизнь и какая у неё цена, то теперь Тэхён уверен, что его жизнь – это ошибка. Непрошенный подарок судьбы.
Его жизнь не разделилась на «до», и не превратилась в никакое «после». Она закончилась в тот день, когда домашние тапочки превратились в сгусток крови. И Ким больше чем кто-либо, больше чем его мать и сестра вместе взятые, отдавал отчёт своим действиям, когда подошёл к черте «я не хочу больше». Больше не хотелось пробовать, рвать страницы и начинать заново – к черту, только выбросить, ничего другого уже не может. И тем не менее, везение в глазах других обернулось для него проклятьем. Взглядами детей на улицах, сочувствующим шепотом в спину. А ему каждому в лицо хочется кричать, рвать голосовые связки от натуги, потому что не сейчас ему нужно сочувствовать.
Потому что не сейчас ему эти взгляды нужны были, а тогда, когда он опускался на колени в своём бессилии и не мог, как бы не старался, найти хотя бы одну причину, чтобы дать этой жизни ещё один шанс.
Его могло спасти что угодно: сообщение, звонок, зашедший за чем-то сосед, шум на улице, разговор с кем-то в магазине. Кто угодно, хоть кто-нибудь. Но он тогда не оказался нужен даже на секунду. И сделал свой выбор.
ajk@
Здравствуйте!
Снова пишу Вам письмо на электронную почту, чтобы поговорить с Вами. Я не считаю это монологом, ведь собеседник не всегда должен отвечать, чтобы ты его чувствовал, правда? Я бы очень хотел случайно встретиться с Вами. Мне интересно, узнал бы ли я того, кто заставляет меня чувствовать чувства, просто столкнувшись взглядами? Мне интересно, случилось бы что-то особенное в этот момент, как бывает в фильмах?
Забилось бы у меня сердце? Сейчас колотится.