Часть 1 (1/2)

Когда Тэхён стрелял себе в голову, стиснув зубы и опустившись коленями на холодный пол ванной комнаты, он не думал, что после выстрела в упор можно выжить. Не мог даже представить себе, что его, истёкшего кровью настолько сильно, что даже мягкие домашние тапочки придётся выбросить, найдёт старшая сестра. Он не догадывался, что за его жизнь будут бороться огромное количество людей: безэмоциональных профессионалов своего дела. Профессионалов настолько, что даже после выстрела в упор на его плечах все ещё сохранилась его глупая и бесполезная голова. Он понимал, что на курсы стрельбы никогда не ходил, а оружие в своих руках держал впервые после покупки, но был уверен, что раз пальцы не дрожат – всё получится, не промахнётся уж точно. В конце концов, это казалось ему просто невозможным, один шанс к десяти тысячам, если не больше, да и уж точно не с его «везучестью».

Когда Тэхён стрелял себе в голову, в последний раз глядя на собственное склонившееся отражение, он думал, что его жизнь закончилась, ведь хуже, наверное, было не куда. Оказалось, ему показывали лишь трейлер, основная сюжетная линия ждала впереди.

Старшая сестра потом рассказывала ему, как их мать верещала в трубку так, словно он уже умер. Но это было не так: его сердце билось, пускай и не без посторонней помощи. Они не пожалели его и в этот раз, рассказали каждую мельчайшую деталь и подробность: начиная с испачканных в кровь пушистых, когда-то серых, тапочек, заканчивая тем, как много умирающих людей было в реанимации. Словно это не Тэхён там тоже умирал. Не переставали повторять ему, что Ким совершил ошибку.

Тэхён даже не спорил, потому что ошибка действительно была: нужно было изучить анатомию, и всё сделать правильно, чтобы не приходить в этот мир во второй раз. И уже не с красивым личиком и беззубой улыбкой (хотя зубов у него действительно поубавилось), а с отвратительным шрамом на половину лица. Настолько отвратительным, что мама плакала сильнее увидев его живым, чем плакала бы над его гробом. Тэхён умел складывать два плюс два, мог догадаться о том, что крутилось в голове у этих двоих, во время их редких семейных ужинов. Он, стискивая зубы, молчал, потому что и так из-за него пережили страшное. И никто ведь не думал, через какой ад Тэхён шагал. И дело даже не в том, что он стрелял себе в голову, и не в том, что у него дрогнула рука. Ад начался ещё в младшей школе, но он был слишком маленький, чтобы давать происходящему имена.

Ему слабо верится, что люди вокруг задумываются о чём-то кроме собственных проблем. Даже если эта проблема может решиться по щелчку пальцев, многие не хотят слышать этот щелчок, им нравится загонять себя в тупик. Нравится ли Тэхёну? Едва ли. Долгие месяцы еду ему вводили через трубку, что получалось не всегда гладко, поэтому в ямочке между ключиц у него остался ещё один шрам. Не такой заметный, зато круглый, пожизненный медальон-напоминание, чтобы вдруг не забыл случайно. Было сложно писать, говорить, смотреть, дышать. Иногда больно, иногда просто невыносимо.

Он прошагал этот путь под руки с матерью и сестрой, вернее они тащили его, не желавшего даже переставлять ноги, но забыли спросить – не специально ли он отказывался шагать. Ким, если честно, не хотел даже ползать.

— Не хочешь прогуляться сегодня? — его сестре тридцать с хвостиком. После их переезда она обзавелась мужем, Тэхён догадывался, что и до детей не долго осталось. Это только радовало, возможно, будет реже приезжать. — Погода просто прекрасная.

Просто прекрасная погода – это невыносимая жара от которой плавится, кажется, даже асфальт. Если склонить голову, вглядываясь вдаль, над дорогами кривыми змеями клубится раскалённый воздух. Они переехали сюда из-за него, бросив старый дом, знакомых и свои работы. Тэхён им не благодарен, особенно тогда, когда мама начинает повторять, как ей здесь сложно было ужиться, а Джиу, поджав губы, напоминает, что снега здесь выпадает на десять сантиметров меньше, чем в их «старом» доме. Она и сейчас смотрит на него с извечным оптимизмом, переставляя кухонную утварь, чтобы протереть пыль даже в самых дальних углах.

— Не сейчас.

Неопределённый ответ устраивает обоих. Тэхён уже понял, что старшая сестра не воспринимает однозначные и категоричные «нет», повышает голос, а потом и вовсе поддаётся истерике. С ней нужно мягче, но она сама мягче не может никогда. Девушка кивает, начинает напевать себе что-то под нос, продолжая заниматься домашними делами. Ким знает, что ей неловко оставаться с ним вдвоём, потому что она больше не может смотреть только в глаза. Внимание теперь умело отвлекает этот шрам.

У них в доме и без её шумной уборки чисто, но он делает вид, что не понимает, возвращаясь взглядом к раскрытому текстовому документу. Осталось совсем немного: расставит все пропущенные запятые, речевые несостыковки и пробежится взглядом по сырому тексту. Для остального у него есть Сокджин – школьный учитель математики, который странным образом затесался среди его читателей, а потом и вовсе оказался прекрасным редактором. Буквально прирождённым, ни одной ошибки не пропускал, это иногда удручало, так как текст порой возвращался обратно красный от правок, но Тэхён был ему благодарен. И не только за то, что он вычитывал его писанину с особенным усердием. Сокджин был близок к человеку, которого можно назвать другом, хлопнув по плечу, пускай и виртуальному.

Тэхён бросает быстрый взгляд на правый нижний угол экрана ноутбука, молча наблюдая за сменой минут. Пять часов вечера, сентябрь две тысячи восьмого. Невольно задумывается над тем, что в следующем году ему исполнится двадцать восемь, к этому возрасту многие уже обзавелись парой детей, растущим пивным животиком и ипотекой на огромный дом где-то в пригороде. Тэхён же обзавёлся уродливым шрамом, несговорчивым котом и писательской карьерой, которая, на самом деле, немного сглаживала их отношения в семье, потому что все счета оплачивал Ким.

Они не были действительно богатыми, но могли позволить себе многое: например, снимать два дома, отдых два раза в год и другие радости жизни. Ким не считает свои деньги, он с недавних пор о них вообще не думает, поручив все эти давящие размышления маме. Та, с удивительной для бывшего кондитера деловой хваткой, распределяла бюджет и умудрялась обеспечить сыну будущее вкладами. Тэхён смотрел на это сквозь пальцы – не мешал, но и не поддерживал. А зачем? Ведь он знал, у него никакого будущего нет. Нужно лишь дотянуть до глубокой старости своих дам, а потом, в конце-то концов, изучить анатомию.

Джиу хлопает дверцей холодильника, выдергивая его из оцепенения. Никто из их троицы не верил в успех Тэхёна-писателя. Больше всех не верил сам Тэхён. Он плевался и отнекивался до последнего, про то, чтобы показать свой текст кому-то из близких даже слышать не хотел. Его раздражала та снисходительность, с которой окружающие реагировали на его занятие, словно все великие авторы должны непременно родиться где-то в изолированном для них городе с маленьким сборником своих рассказов в руке.

Они не дали ему сбежать от реальности, и Тэхён решил создать новую. Шутил, что после выстрела (в их доме это слово вызывало панический страх и нервные переглядки) в его голове родился новый человек, который с легкостью подбирает слова и стукает пальцами по клавиатуре.

Все его дни свелись к одиночеству в небольшом, но хорошо обустроенном доме. Иногда, как сегодня, к нему заглядывает старшая сестра или мама. Он их не приглашает, они сами приходят, принося с собой последние сплетни про людей, которых Ким и в глаза-то никогда не видел. Находят себе занятие, чтобы не сидеть напротив друг друга, и перебрасываются с ним дежурными фразами, непрошеными советами вроде вечерних прогулок и здорового сна, и уходят. Больше к Тэхёну никто кроме курьеров не заглядывает, да и с теми у него договорённость: оставляешь всё что нужно на улице, не побеспокоив – получаешь десятку сверху на карту. О нём знают в их небольшом городке, но не тревожат. Парень со странностями, наверняка педик или просто какой-то больной. Он, в общем-то, и не спорит.

Джиу наклоняется к нему со спины, быстро чмокая в щеку, и даёт несколько последних наставлений перед тем как скрыться за входной дверью. Тэхён выдыхает, наконец-то расслабляясь, и откидывается спиной на кожаную поверхность. Он любит и сестру и маму, но предпочитает любить их на расстоянии и молча. Идеальным вариантом были бы встречи раз в год на Рождество, обмен письмами по электронной почте и, возможно, редкие звонки. Но Ким теперь всегда под подозрением, словно ему снова пять, и они играют в шпиона. Его маме наверняка иногда хочется пискнуть в трубку: «Ты случайно не собираешься вешаться на этих выходных?». Он понимает, что у всех после этой неудачной попытки осталась травма, но никто ведь не говорит, сколько у него травм от жизни с ними.

Встаёт, лениво забираясь рукой под футболку на животе. Нужно позвонить Сокджину, обрадовать его появлением ещё одной части истории, послушать спокойный и одобрительный голос. Знает ли он? Нет. А зачем? Тэхён не считает этот поступок самой важной и интересной составляющей своей биографии. Не совсем удачный выстрел в голову – следствие; Сокджин достаточно умный, чтобы искать причины. Тэхён зажимает в руке трубку, перемещаясь на мягкий диван. Ему почему-то нравится звонить со стационарного, щекой ощущая выпуклые кнопки, в этом определённо что-то есть.

— С пылу с жару, — улыбается, опуская приветствие. Сокджин издаёт победный клич, больше напоминающий визг. Это радует, хоть кому-то искренне нравится читать весь этот многостраничный бред и медленно сходить с ума. — так что налетай.

Учитель математики, по совместительству его редактор, хмурит брови. Перед ним на столе лежит часов двенадцать работы: тетради, тесты, срочная документация. Он бы с огромным удовольствием бросил всё это, погружаясь в мир фантазий, но местечко в школе ему всё ещё нужно. Хоть Тэхён благодарит за труд весьма щедро, стабильность, к сожалению, тоже важна.