13. Осколки разума исчезают во тьме (2/2)

– Если они обвинят и тебя, Джусэй нигде не сможет укрыться, и защитить её будет некому. Ты знаешь, Яга-сан не осмелится на такой шаг, даже ради тебя.

– Конечно, это подставит под удар детей.

– Ты это понимаешь, – с облегчением выдохнула Сёко, заглядывая словно сквозь его повязку в глаза Сильнейшего, – Джу-чан сильная девочка. Ей нужно лишь чуть-чуть подождать. И мы найдем ее. А после отыщем и способ укрыть от Старейшин, может, обьяснить им, что она вовсе не опасна.

– Если поиски займут больше дня, я бросаюсь на поиски сам, – холодно отчеканил Сатору, исчезая прямо перед подругой в прошлом.

– Распределите отряды по два мага первого и выше ранга и полупервого по территории Токио. Особый ранг встречали чаще там. Если поиски обернуться ничем – отправьте в Киото, Осаку, Йокогаму, Нагойю. Возможно, мы что-то упустили, – скомандовал старик, поднимая голову на директора Токийского техникума. – Полагаю, придётся собирать ещё одно собрание. Вы скрывали опасного юного мага, Яга-сан.

– Если вы уверены в необходимости этого – делайте, что положено.

***</p>

Она плачет.

Ломается.

Рушится.

Ещё немного!

Увеличивайте дозу.

Но она не сломалась...

Что?

Разве?

Голоса собирались вокруг, душили своей ненавистью, ломались посреди гула, исчезали в криках и вновь появлялись, с новой силой твердя, по сути, одно и то же. Ломая меня изнутри. Не давая ни минуты покоя. Тишины. Спокойствия. Пока Махито разрушал тело, они по кусочкам разбирали разум.

Плачет.

Ещё немного.

Н...я, ты знае...ня полиц... дома, ..орили о тебе.

Среди бесчисленного множества разгневанных душ я иногда могла разобрать чей-то мягкий тон, спокойный, тёплый, словно бальзам для собственной души. Но голос тот звучал так слабо, что слова, им произносимые, я слышала лишь отчасти, не всегда собирая в целостное предложение.

– О, очнулась?

За жужжанием этого роя я и не заметила, как раздался щелчок замка, и дверь с легким скрипом открылась, впуская в темноту моего мучителя. Махито в этот раз не стал медлить, опустился рядом и бесцеременно дернул одежду вниз, разрывая ткань на животе, с интересом глядя на последствия вчеравшней игры.

– Ну и ну, – он присвистнул, и звук уверенно отразился от стен, забивая разум, отпугивая непрошенных гостей обратно в темные углы, – почти полностью зажила! – Его пальцы прошлись по бледной плоти, украшенной теперь неаккуратным шрамом, и далеко не одним. Все места, куда он наносил удары, покрылись подобными полосами, и я это смогла осознать, лишь когда он пришёл. – А говорил, что ты быстро сломаешься! Смотри-ка, ошибся.

Секунда – и рука его обращается в знакомое мне лезвие, осторожно разрезая сросшиеся ткани, проникая внутрь, ковыряя рану, словно стухшее мясо. Сил кричать не было, да и голос напрочь пропал после вчерашнего нашего свидания, я лишь испуганно смотрела сквозь отекшие от слёз красные глаз и царапала его жуткое лицо, шею, плечи, пытаясь хоть в этом найти успокоение. Но оно не приходило даже с его кровью. Острие зашевелилось, открывая взор на зажившие органы, и Махито подобный вид, очевидно, не нравился.

– Если выну хоть один – ты же умрешь, да? – совершенно спокойно, словно ребенок у непутевого родителя, поинтересовался дух, вынимания острие, оставляя в покое и без того разрывающийся от боли живот.

Взгляд мой устало последовал за его, останавливаясь на собственной ладони. По привычке дёрнула её на себя, пытаясь спрятать, но Проклятье уверенно перехватило её, сжимая до хруста костей, явно не расчитывая силу.

– С чего бы начать... какой палец тебе не нужен? – Он невинно улыбался, и эта улыбка не вызывала у меня страха, лишь тошноту и желание плюнуть ему прямо в лицо, что, собственно, я и сделала, найдя в себе силы двинуться вперёд сквозь его хватку.

Махито коснулся пальцем прозрачной вязкой субстанции на своей щеке, чуть затронувшей бледный глаз, нелепо смазывая, и вдруг широко заулыбался.

– Значит, все и сразу! – и голос вновь без капли злости. Он веселился. Его забавила сложившаяся ситуация. Моя боль. Мой страх. Мои слёзы. И я в этом ни на йоту не сомневалась, пытаясь лишь сосредоточиться на чём-то ином. Чём-то, что не было бы связано с проклятой энергией. Не хочу потерять рассудок до его прибытия.

Нужно продержаться. Всего немного. День, два. Не больше. Он обязательно найдет меня. Обязательно.

Правую щёку опалил жар скатившейся крупной слезы, тут же растворившейся в моём безмолвном крике и судорожной дрожи.

Махито ломал фаланги пальцев на левой ладони по одной, начиная сверху, уверенно, быстро, словно лопал мыльные пузыри во дворе. Ломал. Одну за другой. Палец за пальцем. А я лишь смотрела на это с безликим ужасом, вжатая в стену, окрашенную собственной же кровью. Слушала треск вперемешку с его смехом, кусая в кровь губы от желания впиться точно в его шею. Вдыхала сырой запах крови с каждым новым его движением.

Боль сменялась судорогами.

Страх сменялся смирением.

Голод заменял отвращение.

С тошнотой я больше не боролась.

Покорная кукла, переполненная чужеродной проклятой энергией, бездумно бродила из угла в угол, шатаясь, падая, с трудом передвигая истерзанные ноги, больше не отвечала безликим голосам, стараясь не вслушиваться в холодный равнодушный к боли гомон, и встречала своего мучителя раз за разом на одном и то же месте, в одном и том же положении – вжавшись в стену, поджимая к себе ноги и опустив голову.

Своеобразный ритуал повторялся по крайней мере трое суток напролёт. Может, и больше. Я не знаю, сколько времени прошло. И прошло ли... Может я умерла ещё тогда, спасая Джунпея, и теперь моя душа заточена здесь.

Нет, это звучит как полнейший бред. Но вот другая мысль никак не покидает остатки моего разума:

Никто больше не придет.

И я опускаю руки.

Едкий запах крови смешался с запахом мочи и рвоты, разбросанным блёклыми лужами по углам. Одежды на мне почти не осталось, но прикрываться при встрече с Проклятьем у меня нет ни сил, ни желания – он не человек, ему нет дела до похоти. Его волнует совсем иное. Он приходит, разбирает меня по кусочкам, вынимая органы – часть большого кишечника, малого, печень, поджелудочную, – ломая кости, разрезая плоть, разрывая мышцы. Уходит. Затем приходит темнота, и возвращаются голоса. В какой-то момент хор стихает, и я, кажется, засыпаю, а когда вновь открываю глаза – тело ломит от боли, но от нанесённых ран остаются только глубокие шрамы. И потом возвращается Проклятье. Этот цикл не остановить.

Это мой собственный ад. И если я ещё жива, то скоро умру от голода.

Холодно. Пустым взглядом скольжу по темноте помещения, пытаясь отыскать остатки плесени, которые поглощала в попытках утолить голод, но и от них не осталось ничего. Голодно.

Подчинись.

Не сломается.

Сломается, ей некуда бежать.

Никто не придёт.

Прими как данное.

Смерть.

Смерть.

Смерть.

Я ненавидела Махито душой, сердцем, всем своим существованием, но всё же была ему отчасти благодарна – он честно отыгрывал свою роль в этой поставленной Кэндзяку<span class="footnote" id="fn_31845363_1"></span> пьесе, не давая мне окончательно сойти с ума.

Голоса затвердили одно и то же, а я лишь медленно сомкнула веки, плотно сжимая ободранные сухие губы, покрытые собственной запёкшейся кровью. Руками царапаю собственную шею, покрытую не менее заметными шрамами – Махито не страшился резать в том числе и артерию.

Дверь медленно открылась, пропуская чужой силуэт в помещение – шаги отличны от привычных быстрых, принадлежащих Проклятью Ненависти. Эти сопровождались стуком каблуков или чего-то отдалённо похожего на них.

Подняла голову, лишь услышав громкий стук о пол, словно что-то бросили, и почувствовав приятный аромат, принёсший с собой тепло. Жар.

– Голодная? – смеялся голос Сугуру у двери. – Извини, я немного запачкал её, ничего же?

Керамическая миска с супом находилась всего в шаге от меня, а погнутая ложка вовсе прокатилась по доскам точно к ногам, но я боялась даже шелохнуться, ожидая подвоха, удара, силы. Но неожиданный гость продолжал стоять на месте, глупо улыбаясь. Обезьяна. Смотрит, словно на обезьяну.

Секунда. Две. Три.

Он стоит. Я гляжу. Рука отдает судорогой от желания подобрать предмет. Битый желудок ноет от голода.

Инстинкты берут верх.

Я с жадностью накидываюсь на еду, наплевав на собственную гордость и достоинство, поглощая ложку за ложкой, но кое-что всё же не даёт мне покоя, какое-то нехорошее предчувствие. Проглотив содержимое пятой ложки, медленно поднимаю глаза на Сугуру, и, сглотнув подступающий ужас, спрашиваю как можно увереннее:

– Что за мясо... в супе? – речь, больше похожая на воющий хрип.

Манипулятор проклятьями холодно улыбнулся, будто считывая мои безумные, полные трепещущего ужаса, мысли, и подошёл ближе, чуть наклоняясь вперёд, чтобы прошептать одну единственную фразу:

– Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, но что же будешь делать? – Его спокойный голос с едва различимой насмешкой обжигал похлеще раскалённого металла, эхом отзываясь в отголосках разума, поглощая их остатки, не съеденные безликими душами.

Я лишь молча опустила голову вниз и, сглатывая подступающие слёзы и рвотные позывы, уверенно продолжила поглощать пищу, осознавая, что ем человечину, изменённую Махито. Это единственный способ выжить. Слёзы горячими каплями упали на мои запястья, стоило содержимому последней ложки исчезнуть в горле.

– Умничка, – мужская рука грубо схватила за волосы, заставляя смотреть в глаза магу, – мы ещё не закончили, тебе нельзя умирать. Пока нельзя. Скоро придёт Махито. Уверен, он найдёт способ развлечь тебя, поскольку, как я посмотрю, ты уже заскучала, – проклятая энергия, окутавшая моё тело, уменьшилась в размерах, и это сложно было не заметить, – или же ты, в благодарность, решишься всё же рассказать о себе немного больше?

Взгляд этих тонких чёрных блинчиков заставляет меня невольно вспоминать о прошлом. О нынешнем прошлом.

– Сугуру, а я ведь знаю, что ты где-то там, – собравшись с силами, кое-как выдавливаю из себя тёплую улыбку, совершенно безжизненными голубыми глазами, подобными Сатору, глядя на невольного слушателя, явно лучшего, чем пустые голоса из темноты, – и ты позволишь этому черту провернуть задуманное?

Его пальцы на мгновение разжимаются, а выражение лица искажается, в глазах проскальзывает удивление, которое тут же утопает в равнодушии – прежний Гето не может вырваться из плена этого проклятья, ещё рано. Но он всё ещё там, его нужно спасти. Даже если спасением для настоящего Гето Сугуру является смерть.

– Хорошо, я учту твои пожелания и передам их Махито. – Маг, с силой дёрнув моё ослабевшее тело, отбросил его в сторону, заставляя упасть на тарелку. Осколки больно впивались в рёбра, выбивая слабое шипение – чудом успела закусить кожу на запястье, лишь бы не проявить эмоции, а следом – выпустить часть энергии.

Его силуэт скрылся за дверью, и стоило ей закрыться, как из помещения исчез и последний лучик света, оставляя меня в непроглядной тьме.