Часть 3 (2/2)

Лайя оставила картины, отложив кисточку, и спустилась в сад. Огромный зелёный парк, почти дикий — несомненное торжество природы над городской цивилизацией Лэствилла. Она хотела побыть одна, просто пробежаться по дорожкам, размять затёкшую спину. Видения о жизни Лале смущали и тревожили, навевали мысли о неотвратимо печальном исходе.

«Влад оставил её…», — думала она, перейдя в бег, — «Он ничего об этом не говорил, да и скажет ли, если спрошу? Или это тоже часть его договора?».

Светиград… она помнила, как напрягся и помрачнел современный Влад, когда она рассказала ему, на каком моменте оборвались видения. Так вот, что это означало… неужели, они больше не встретятся?

«А Мехмед всё настойчивее добивается её руки…», — Лайя испытывала к нему противоречивые чувства. С одной стороны, судя по информации о нём в исторических сводках, это был удивительный человек. Великий султан, прозванный Фатихом, что означало «Завоеватель», покоривший Константинополь. При нём османское государство стало империей. Он покровительствовал культуре и искусству, ценил живопись и музыку, сам писал стихи и поэмы. Но вместе с тем считался чуть ли не самым жестоким из султанов, жёстким и неумолимым, не знающим милосердия ни к врагам, ни к друзьям.

«Он ещё молод в моих снах», — поражалась Лайя, сопоставляя в голове важные даты. Если последнее видение о жизни Лале трактовалось примерно 1448 годом, то…

Лайя остановилась, достав из кармана смартфон. Любопытство грело изнутри вдохновляющим нетерпением. Она села на лавку посреди тёмной аллеи и вбила в поисковике имя своего царственного кузена.

Она усмехнулась представленному на сайте портрету: Худощавое тонкое лицо с орлиным загнутым носом и густой курчавой бородой. Глаза маленькие и близко-посаженные, на голове белая чалма.

— Вы мне виделись куда красивее, падишах.

Погруженная в изучение биографии, Лайя Бёрнелл не обратила внимания, что кто-то подошёл к ней и сел на противоположный край скамьи. От него пахло дорогими духами с приятными древесными нотками и табаком. Лайя ощущала тяжёлый взгляд, скользящий по её профилю. Пристальный, заинтересованный, заставляющий напрячься от холодка, пробежавшего по коже.

Она медленно, словно в заторможенной съемке подняла глаза, чуть повернув голову. И застыла, примороженная к скамейке, не верящая собственным глазам. Вскочила бы, если бы не онемели ноги. Смогла лишь невольно открыть рот в изумлении.

— Художник не был и в половину так талантлив, как Вы, госпожа, — ленивым тягуче спокойным тоном пояснил мужчина, не глядя на неё, устремив взор в пустоту и заросли деревьев на противоположном краю асфальта, — к тому же он рисовал не с натуры, а по примерным описаниям. Запрет на изображение людей всё же никуда не девался.

Ирония в голосе и лёгкая усмешка на тонких губах. Лайя хлопала глазами, не спеша возвращать дар речи. Невольно разглядывала его: точеный профиль, гордая осанка, дорогой отглаженный серый костюм, струящийся по крепкой худощавой фигуре, словно ртуть. Пиджак распахнут, бордовая рубашка под ним небрежно расстёгнута у самой шеи, что придавало его облику особый шарм. Тёмные волнистые волосы уложены и зачёсаны на затылок. Глаза всё те же… глубокие, колючие и полные огня.

— Мехм… — позвала она, но осеклась, опомнилась, покачала головой. Вдруг ошиблась? Не верно поняла? Вдруг он тоже лишь реинкарнация, ничего не знающая о… но нет. Мехмед не оставил ей твёрдых поводов полагаться на бесплотные надежды. Он сразу обозначил себя, первой же фразой, и Лайю бросило в жар.

Мехмед медленно повернул голову, взглянув на экран смартфона в руках девушки, нахмурился, словно впервые видя написанное, но после морщинка меж его бровей снова разгладилась, а уголки губ вздрогнули в полуулыбке.

— Верно. Смерть настигла отца лишь в 1451-м. Тогда же я взошёл на престол. Во второй раз.

Лайя вздрогнула, опустила глаза в телефон, пролистала текст, но внимание отказывалось цепляться за информацию.

— Я рад, что Вы помните, дорогая… Лайя. Вы всегда имели особый… дар, который пронесли через века и жизни.

Лайя забыла, как дышать, но взяла себя в руки, подпрыгнула, обернувшись к вальяжно сидящему на скамье мужчине, готовая ни то бежать, ни то драться. Не знала, чего от него ожидать, кто он? Как давно следит за ней? Она думала, что прошлым вечером силуэт в саду привиделся ей, она часто последнее время думала о Мехмеде, сама не зная, почему именно о нём. Но чем-то цеплял, был тёмен и непонятнен, и так далёк, что уже не казался опасным врагом, способным испортить жизнь. Сложно бояться человека, что умер шестьсот лет назад, но сейчас её кошмар и наваждение сидел перед ней во плоти.

— Кто Вы? Как Вы здесь оказались? — воинственная и храбрая. Мехмед усмехнулся не без восхищения, глядя на неё исподлобья.

— Я тот, кем когда-то был, — загадочно улыбнувшись, изрёк он, наслаждаясь её смятением, — а был я всегда лишь залогом, проклятьем, что навлёк на свою семью мой отец.

— Проклятьем… — повторила Лайя, замешкавшись, — вы продали душу Тёмным?

Мехмед улыбнулся шире от её предположения, сверкнув глазами. Всё ещё настороженная, гибкая, взволнованная, но вместе с тем и пронзённая интересом, тёмным влечением к пергаменту запретных тайн. Она казалась ещё красивее, чем он помнил… произведение искусства природы и божественного величия.

Мехмед откинулся на спинку скамьи, опустив на неё локти, точно сытый кот. Он прищурился.

— Я с радостью расскажу Вам всё, милая Лале-Хатун, — она задрожала, услышав это обращение, кожа на плечах и ногах, на которые Мехмед усилием воли старался не смотреть, покрылась мурашками, — если уделите мне немного времени.

Сомнения отразились в огромных шоколадных глазах, и Мехмед знал, какого они рода. Стремится сбежать в замок, посоветоваться с друзьями… они ведь все собрались под этими сводами, неразлучный квартет. Он предупреждающе качнул головой:

— Только если наша встреча останется строго между нами. И поверьте, Лале, я не тот, кого можно легко обмануть.