Часть 1 (2/2)

— Мехмед, не надо! — едва ли не взмолилась она, роняя маски учтивости и приличий, обнажая перед ним испуганную слабую девочку, которую никто не спасёт, и она это осознавала.

Мехмед поджал губы, отбросив вновь слетевшиеся сомнения, и поцеловал её. Грубо, настойчиво. Терзая желанные губы, требуя ответа. Его не было. Лале отворачивалась, не давалась, упиралась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть, что раззадоривало ещё больше. Подогревало злость в купе с бешеным возбуждением в крови.

Он был сильнее, легко перехватил её запястья, отвёл от себя, на что она слабо ойкнула. А султан, воспользовавшись возможностью, проник языком в её рот, уперевшись в плотно сжатые зубы.

«В твоих интересах не бесить меня!», — мысленно выругался он, подавшись на неё, повалив на ложе, прижав своим телом. Отрезал мыслимые пути к отступлению. Танцевальный костюм, прячущий стройную гибкую фигуру, был сшит из тончайшего шёлка. Изысканная работа, совсем не хочется разрывать ткань.

Треск. Лале неудачно дёрнулась, и швы разошлись, предоставляя хищному взору султана нежную упругую грудь с маленькими коричневыми сосками. Он отпустил её губы, с которых сорвался кроткий всхлип, приподнялся на вытянутых руках, жадно любуясь открывшейся наготой. Не совладав с желанием, приник губами. Нежно, чувственно. Целуя кожу, вдыхая её неповторимый аромат.

— Вот увидишь, ты ещё сама захочешь повторить это.

— Нет! — Лале больно вцепилась в его волосы, сорвав тюрбу с головы. Извернулась, едва не угодив коленом в живот. Он в удивлении увернулся и только сейчас внезапно прозрел.

Она была готова драться, как кошка. Отчаявшаяся, дикая. Она боялась не его и даже не позора. Разрушения собственных мечт, желаний и надежд. Поруганная честь для неё хуже смерти. И она просто увянет, подобно сорванному тюльпану, если Мехмед завершит то, что начал.

Его это поразило… глубина её глаз, в которых пылала боль и ярость… глубина сердца, горящего огнём невинности и жизни. Он едва не свершил гнуснейший акт вандализма… Едва не погубил её.

Мехмед отшатнулся, как ошпаренный, на миг обнажив собственные глубинные порывы. Растерянность, ненависть ко всему миру, защищающая от боли, неуверенность. Он взялся за голову, в ярости скинул с кровати подушки, опрокинул чашу с благовониями, и та разбилась хрустальным звоном. Лале, всхлипывая, прикрылась руками, отползла к дальнему краю ложа, не зная, чего ждать от гнева падишаха.

«Я чудовище в её глазах… Что я наделал!» — пронеслась мысль в голове Мехмеда, ещё больше раздувшая пламя его ненависти и скорби. Он не хотел, чтобы кто-то видел его таким…

— Убирайся отсюда, — прорычал он, не глядя на неё. Испуганные глаза, полные разочарования, жалили острее вражеских стрел.

— Уходи!

Она торопливо спрыгнула с постели, едва не запнувшись о собственные длинные шаровары, побежала к выходу, и в тот самый миг дверь слетела с петель.

***</p>

Мехмед достал сигарету, закурив, как делал всякий раз, когда его одолевали горькие размышления. Воспоминания о жизни, которую проживал так давно, что теперь та казалась нереальной. Старым историческим фильмом на затёртой от времени пленке. Эпохи, века, столетия. Мир изменился. Значительно изменился.

Османская империя — солнечный зенит его величия и восхождения — стала просто страницами учебников. Он наблюдал за её падением уже из тёмного мира. Жалел? Да… В людской памяти Мехмед II навсегда остался Великим Султаном, как и хотел. Завоевателем, покорившим Константинополь, жестоким тираном, реформатором, правителем, вознёсшим почитаемое им искусство.

О нём говорили и писали разное, но никто не знал, что ему не было суждено умереть. Договор с тёмными силами… проклятье, тенью упавшее на семью султана Мурада. Три его старших сына, сестра… Хюма, Мехмед и… Лале…

Ветер растрепал его тёмные непослушные волосы, промозглый, ледяной, как и сердце, навек застывшее и утратившее смысл биться в тот миг, когда он потерял свою Лале…

Гордую, недоступную, любимую Лале…

Мехмед докурил, выдохнув серый дым изо рта. Поправил воротник своего пальто, пряча шею от непогоды. Всё ещё молод, как и в начале своего правления. Но только внешне… Память засасывала в глубинные омуты, мешала мыслить трезво. И снова тому причиной стала женщина. Лале? О, нет… теперь её имя: Лайя.

Он каялся и ненавидел себя за тот мерзкий поступок, воспоминания и сейчас жгли раскаленными кнутами, били в самую слабость. Он желал её сердце, желал душу и мысли, был одержим ею одной… непокоренной, восхитительной.

Одаривал дорогими подарками, писал письма и стихи, цепляясь за кроткие мгновения ответной благосклонности.

Он был с ней искренним, но так и не узнал, простила ли она его…?

Ворота Чёрного Замка скрипели надсадно и мерзко. Будто портал в иной мир, совершенно чуждый, полный пафоса и строгости варварской архитектуры, по своему прекрасной. Замок прячет, стоит безмолвным стражем, охраняя её покой. Каменное сердце зажглось снова, стоило услышать вести о возрождении. Шесть веков… шесть долгих веков Мехмед был мёртв душой, чтобы в один миг воскреснуть, снова обрести смысл бесконечной расплаты за грехи отца.

Только бы увидеть одним глазом, полюбоваться, вспомнить детально любимые черты.

Узнает ли Лайя его, если их взгляды столкнутся в толпе? Застучит ли её сердце быстрее также, как стучит его? Жизнь. Мехмед снова ощутил себя живым, дерзким и решительным мальчишкой, очарованным самым прекрасным цветком в саду султана. Всё повторяется… ирония. Проклятье, забравшее их с Лале матерей и троих его братьев добралось до неё, но проиграло. Не сломило чистоты её духа, не уволокло во тьму навсегда.

Лале. Лайя.

Дорогая… прекрасная… уважаемая.

Прошло столько жизней, а Мехмед до сих пор терялся пред нею. Тосковал по ней и жаждал коснуться её.

Её внимание, её улыбку, её мечты, мысли и грёзы. Она снова возродилась, пришла в мир, который так непозволительно долго был лишён света. Пришла и… вновь окружила себя этими двумя выродками, которых всегда звала друзьями, не замечая их похотливых взглядов в её сторону. А ведь это из-за них двоих погибла Лале… Предатель Империи и мертвец, осквернивший свой род. Они поплатятся. Оба. Мехмед заставит своего злейшего врага и его прихвостня ответить за все беды и злодеяния.

Но позже… сейчас главное и единственное его желание — просто увидеть Её.