Глава 21 (2/2)

Женя стал ловить себя на страшной мысли — он начинает позволять Леше многое, слишком многое. Но и требовать стал больше — задерживаться после уроков, на дополнительных занятиях, писать еще больше сочинений. Ему хотелось узнать о нем еще больше, пролезть к нему в голову и поселиться там между подростковыми мечтаниями и надеждами на будущее. Ему хотелось стать частью его жизни. Женя не мог объяснить себе этого, но его страшно тянуло к Леше.

Эти мысли его пугали. Он оправдывал это тем, что они друзья. Да, конечно, в первую очередь — учитель и ученик, а уж потом товарищи, но все же — это же нормально — беспокоиться о его здоровье? О том, выспался ли он? Поел? Хорошо ли себя чувствует? Нормально ли хотеть касаться его, так, словно ненароком? Женя в глубине души понимал, что это ненормально, что это опять что-то болезненное и неправильное, что зародилось в нем еще в том доме на четвертом этаже, куда его несколько лет назад привел его знакомый Кирилл, но… Он ничего не мог с собой поделать.

Женя стал чаще и чаще ловить себя на том, что он рассматривает Лешу. Смотрит на него на уроках, в толпе других одноклассников, которые смешались для него в одну точку. Смотрит, как он склоняет голову, почти к самому листу тетради — начинает портиться зрение, годам к сорока уже будет носить очки с толстыми стеклами. Как тыльной стороной запястья поправляет упавшие кудрявые волосы на лоб. А они у него отросли за все то время, что он провел в деревне, и начали светлеть, не спрятанные уже от солнца шапкой. Жене нравилось смотреть, как Леша задумчиво грызет карандаш, оставляя на нем ровные следы зубов. Как чешет шею, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, которую никогда не заправлял в брюки. Как щелкает пальцами и вытягивает длинные ноги. Как облокачивается на спинку стула и так раскачивается на нем, вперед-назад, вперед-назад, рискуя снова упасть. Как громко смеется над какой-то глупой шуткой, обнажая ряд мелких, ровных зубов. Женя смотрел и ненавидел себя за это. Но и перестать смотреть не мог.

Женя приходил домой, запирался в комнате и безмолвно кричал, закусив руку — на самом деле, он понимал, что с ним происходит и это его пугало. Он садился на пол, обхватывал колени и упирался в них лбом. Он каждый вечер давал себе обещание, что утром сведет общение с Лешей к минимуму — пока это все не привело к печальным последствиям, но каждый день это обещание не сдерживал.

Леша появлялся на пороге кабинета — и мир Жени рушился.

Леша даже стал приходить самым первым. Литература и русский язык часто стояли в расписании первыми уроками, и стоило только Жене открыть дверь в кабинет, как Леша появлялся на пороге тут как тут. До этого всегда опаздывал — а тут вот, самый первый, пока еще в школьных коридорах звенела удушающая тишина.

— А ты чего так рано? — спрашивал Женя, сглатывая комок в горле из своих невыполненных обещаний.

— Да просто. Так получилось.

И Леша смущенно улыбался, прикрывая за собой дверь кабинета.

Женя испуганно садился за свой стол, прятался в учебниках. Пространства маленького кабинета не хватало им двоим — воздух, казалось, напитывался их присутствием, и Жене становилось нечем дышать.

Все, что раньше его раздражало в этом москвиче, стало ему нравиться.

Стал нравиться громкий голос — Женя начал замечать, как он становится ниже и грубее с каждым днем, превращаясь в мужской и приятный тембр. Стали нравиться длинные руки с тонкими запястьями, торчащими из манжет школьной рубашки. Стало нравиться то, как он щурит от смеха глаза так, что появляются маленькие морщинки, расходящиеся тонкими лучиками. Женя смотрел и замирал, не понимая, как это могло произойти с ним, с ними. А Леша ничего не замечал — все так же нахально сидел за партой, из которой вырос быстрее всех своих сверстников, шутил, рассуждал про Пушкина, задавал вопросы, на которые у Жени не было ответов.

— А Вы на танцы пойдете в эти выходные? — спросил Леша, подперев щеку рукой. До урока оставалось еще полчаса — обычно Женя это время проводил в одиночестве, готовясь к занятиям, но теперь ему приходилось делить кабинет с Лешей. И он не мог его выгнать — должен был, но не мог. Ему стало так не хватать его присутствия, когда школьник уходил домой, словно у Жени отнимали часть тела. Он ненавидел себя за это странное проявление дружбы, из-за которого впору идти каяться в церковь, но и сделать ничего не мог.

«Он нравится мне как человек», — думал Женя, — «в этом нет ничего такого, мы ведь подружились…»

Но мысли перескакивали на другое, взгляд замирал на приоткрытых юношеских губах, и Женя сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони.

— Собираюсь.

— Вы же не ходите туда обычно, — Леша растянулся на парте, проводя кончиком языка по верхней губе. Женя замер. Стало жарко. Он откашлялся, открыл учебник, стал вчитываться в буквы, но они от него убегали и расползались.

— А вот теперь решил сходить. Так что в субботу дополнительного занятия не будет.

— Ну что ж. Правильно делаете. Вам тоже развлекаться надо. И отдыхать, — Леша улыбнулся и подмигнул ему.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, вы же не один пойдете. С Любовь Матвеевной, наверное?

— А даже если и так, то что? — спросил Женя, поправляя узел на галстуке.

— Ну, как. Вся школа только и говорит теперь, что Вы с физруком за ее сердце соревнуетесь.

— Ни с кем я не соревнуюсь, — резко ответил Женя, — мне не нравится Люба. Точнее, нравится, но… Как коллега. И все.

— Да? А кто Вам нравится? — спросил Леша, поигрывая бровями. Он поднял с парты карандаш и снова запустил его себе в рот.

— Есть одна девушка… — начал Женя, бросив взгляд на томик Пушкина на столе, — вот она мне и нравится. И все.

— Кто же? — Леша подпрыгнул, выпрямился. Карандаш с глухим шлепком упал на парту, покатился и упал на пол. Женя едва скрыл улыбку.

— Татьяной зовут, — и Женя снова покосился на книгу.

— Вот как… — Леша выпятил губу, — она тут живет?

— Да, — кивнул Женя, пряча улыбку в учебник. Ему нравилась эта игра — и вдруг ему показалось, что лицо Леши как-то резко изменилось… Как будто тень пролегла на юношеском лице, сделав его вмиг намного старше, почти ровесником Жени. Он будто бы… Ревновал. Женя устыдился такой мысли и опустил глаза.

— А говорили, что Вам никто не нравится… Врали, значит?

Женя снова поднял глаза на ученика. Леша сложил руки на груди.

— Не врал. Просто не хотел говорить правду.

— И что же? Красивая она?

— Безумно.

— И почему Вы не с ней?

— Она другому отдана и будет век ему верна, — ответил Женя, едва не начав смяться вслух. Он прикрыл губы ладонью, сдерживая усмешку. Леша ничего не заподозрил.

— Вот как. Татьяна, значит… Я ее знаю?

— Может, и знаешь. Ее многие знают, — Женя пожал плечами, — а что такое?

— Да так. Ревную, — сказал Леша, отворачиваясь к окну.

— Ревнуешь?.. — Женя сглотнул, сжал ручку в пальцах так, что они побелели.

— Конечно! Сейчас Вы все время со мной проводите, концерт вот этот, уроки. А потом женитесь и все, тю-тю! И что я делать буду? Вы ж теперь мой личный учитель, куда я Вас отпущу?

Леша повернулся, и Женя встретился с ним глазами. Подросток улыбался, раскрашивая лицо веснушчатыми точками и ямочками на щеках.

— Да не женюсь я, — ответил Женя, — сказал же, она… Занята.

— Ой, бросьте. Сами знаете, перед Вами ни одна девушка не устоит. Вы же… Ну… — Леша смутился, кашлянул в кулак, — красивый. Я бы… Я бы хотел… Так выглядеть.

Жене стало не по себе. Он встал, царапнув стулом пол, прошелся к окну. Выглянул в утреннюю светлость, увидел спешащих учеников к себе на урок. Стало чуть спокойнее — когда придут другие, они не смогут говорить о таком. Да и могут ли они вообще такое обсуждать? У Жени быстро и сильно забилось сердце. Он понимал, что это просто шутки, просто разговоры, но вдруг… Вдруг… Вдруг Леше тоже может быть знакома эта болезнь? Это странное чувство неправильности? Да нет, конечно, не может. У него вон Ритка, и вообще…

— Евгений Александрович? Вы меня слышите?

Женя обернулся от окна. Леша встал из-за парты, но остался стоять рядом с ней, не подходя, сохраняя дистанцию, но она уже давно между ними сократилась. Женя даже не заметил, в какой момент это произошло. Когда невидимая нить натянулась между ними? И что чувствует Леша? Почему он тоже решил пойти на перемирие, почему приходит каждое утро и ждет его под дверью кабинета, почему не спешит домой, когда заканчиваются репетиции? Почему? Почему?

— С Вами все в порядке?

— Да. Да. Прости, задумался. Так что ты спрашивал? — Женя попытался овладеть собой. Он засунул руки в карманы — совсем не по-учительски, но что-то ему подсказывало, что в ближайшее время он совершит много неподобающих поступков.

— Я про танцы спрашивал, — ответил Леша, постукивая пальцами по парте, — значит, Вы… С кем Вы туда пойдете тогда?

— А что?

— Да так. Интересно просто.

— Ты тоже, что ли, туда собрался? — спросил Женя, и Леша неопределенно пожал плечами.

— А вот и пойду. А Ваша нареченная там будет?

— А тебе зачем?

— Посмотреть хочу! — вспылил Леша, и даже уши у него покраснели, — извините. Просто сами знаете, вокруг Вас столько информации, слухов. И мне до сих пор стыдно за тот случай с физруком, — Леша пожал плечами, — а тут оказывается, Вам нравится кто-то…

— Алексей, — мягко начал Женя, — я же…

— Да нет, нет, это правильно, — Леша поджал губы, — конечно, Вам должен кто-то нравится, это… Это нормально. Нормально же, да? Мне вот, может, тоже кое-кто нравится.

— И кто же? — спросил Женя, вцепившись пальцами в подоконник. За секунду, что Леша не отвечал, у него в голове успела пронестись тысяча, нет, миллион мыслей. Только бы не Ритка.

— Да так. Вы не знаете, — Леша сел, равнодушно уставившись в стену, — из Москвы она.

— О, ну тут, конечно, конкурировать было бы сложно.

— И мы… Мы даже целовались, — гордо сказал Леша, снова складывая руки на груди. Женя уже хорошо выучил этот знак — не желание что-то утаить, а наоборот, желание скрыться, прикрыть свою беззащитность.

— Ну, в поцелуях нет ничего плохого, — тихо сказал Женя, вспоминая их давешний разговор, — если чувства есть.

— Тоже так думаю. Вы, Евгений Александрович, когда жениться будете, меня-то пригласите? Я ради такого дела даже из Москвы приеду.

— А ты мне на свадьбу стихи напишешь? — спросил Женя, улыбаясь. Леша заулыбался еще шире, словно фонарь на улице включили.

— Именно! Для Татьяны Вашей. Ну или на ком Вы там женитесь.

— Доброе утро! — дверь так быстро и неслышно открылась, что Женя и Леша одновременно вздрогнули. Переругиваясь в шутку и посмеиваясь, в кабинет начали вваливаться остальные ученики. Женя отошел к доске, чтобы поздороваться с каждым — еще один отличительный жест от других учителей — для Жени они все были личностями, а не одним большим пятно школьников, как для других учителей. Точнее, так было ранее. Пока Леша не затмил всех остальных.

— А ты чего так рано тут? Наказали? — спросил кто-то из парней у Леши, — урок же еще не начался!

— А у нас тут разговоры свои, — важно ответил Леша, замахиваясь учебником на нерадивого одноклассника.

— Эх, повезло… — протянули девчонки. Женя отвернулся к доске, написал дату. Прозвенел звонок.

В перемену Леша снова оказался возле Жениного стола. Начал перекладывать тетрадки с места на места.

— Так можно я на танцы приду?

— С каких пор ты у меня разрешения спрашиваешь? — Женя посмотрел на Лешу через плечо. Тот склонил голову.

— Может, Вы меня там видеть не захотите.

— Леш, с чего ты?..

— Я бы вот захотел Вас видеть всегда, — быстро проговорил Леша и пулей вылетел из кабинета, на ходу при этом врезавшись в дверной косяк. С потолка посыпалась штукатурка. Женя в растерянности опустил руку, и тряпка упала на пол. Он даже ее не поднял.

Сел за стол, обхватив голову руками.

Что ему теперь с этим делать?