Глава 12 (1/2)

Всё тело трясло. Холод пробрался внутрь меня. До этого я не позволял себе думать об отмерзших конечностях и стучащих зубах. В голове была одна мысль: «Нужно спасти Аркашу». Я даже не подумал о последствиях. Осознание накрыло только сейчас. Я ведь мог утонуть, навсегда остаться в этом озере кормить рыб. Страшные мысли лезли в голову, но их перебивал дикий холод. Я замёрз. Так сильно замёрз, что мысли путались. Я наспех стянул с себя мокрые брюки и белье, кутаясь в одежду Жени Александровича. На миг стало приятно и сухо, но этого было мало, чтобы согреться. Хотелось натянуть на себя ещё несколько свитеров и укрыться двумя, а лучше, пятью одеялами.

Я осмотрелся и только сейчас заметил матрас в углу сарая. Мне было слишком холодно, чтобы думать о приличиях. Тем более, Женя не собирался меня выгонять. По крайней мере, мне хотелось в это верить. Не выгонит же он героя-спасителя на мороз? Он же учитель! Поэтому, недолго думая, я запрыгнул на матрас и с головой накрылся его теплым пальто. Пахло чистотой, старыми книгами и Женей. Мне стало спокойно и тепло.

Через несколько минут кончики пальцев начали приятно покалывать. Я согревался и даже не заметил, как меня начало клонить в сон. Но спать нельзя. Нельзя… И куда пошёл Женя? Он же не мог оставить меня одного? Сознание уплывало. Лишь на секунду я разрешил себе прикрыть глаза, как усталость и стресс взяли своё. Я заснул.

***</p>

Я сонно зевнул и потянулся, стягивая с себя чужое тяжёлое пальто. Мне было так хорошо и тепло, что я не сразу вспомнил, где я нахожусь и с кем.

— Проснулся? — до меня донёсся тихий голос Жени. Он стоял в дальнем углу, облокотившись о стену.

— Что?.. Сколько я спал? — я не смог сдержаться и зевнул ещё раз. Стало неловко, что я отключился в чужом сарае, на чужом матрасе.

— Недолго. Около двадцати минут.

— И Вы все это время на меня смотрели? Вас не учили, что нельзя смотреть на спящих людей?

Мне показалось, что Женя покраснел. Учитель отвёл взгляд и начал нервно дергать край рубашки.

— Да я шучу! Вы чего? — я засмеялся, усаживаясь на матрас, — Вы извините, что я уснул. Сам не ожидал, что отключусь. А Вы… Почему Вы там стоите?

— Не хотел тебе мешать.

— Мешать спать? Ой, — я махнул рукой, — знаете, как я сплю? Ничто и никто не разбудит. Даже если бы Вы решили собрать здесь всю деревню и устроить танцы — я бы не проснулся.

Женя кивнул, но ничего не ответил. Он вел себя сдержаннее, чем обычно, и это настораживало. Неужели он на меня злился? Но за что? За то, что я полез спасать Аркашу или за то, что я заснул на его матрасе?

— У Вас все нормально? — молчание, — Женя, у Вас все нормально?

— Евгений Александрович, — автоматически исправил учитель, а я засмеялся.

— Вот. Так лучше. Узнаю моего Женю Александровича.

— Твоего?

— Ага, моего самого занудного учителя. И не спорьте, — я шутливо пригрозил ему пальцем, но никакой реакции не последовало, — да что с Вами такое?! Что Вы на меня так смотрите?

— Ты мог утонуть.

— Мог, но не утонул же! А что мне было делать? Смотреть, как Аркаша тонет? Я же будущий врач. Я должен спасать жизни и все такое. А пока дождались бы помощи, он бы захлебнулся.

Признаться честно, я и не думал в тот момент ни о чем. Бросился в воду, повинуясь инстинктам, а не здравому смыслу. Мне было все равно, что на улице холодно, что могу пойти на дно напару с Аркашей. Человеку была нужна моя помощь, и я помог. Кем бы я был, если бы струсил? На тот момент я не успел испугаться. А сейчас бояться было поздно. Ведь все закончилось хорошо.

— Ты поступил, как настоящий герой. Ты молодец.

— Что это? Похвала от самого Евгения Александровича? — я наигранно схватился за сердце, — ну, теперь и умереть можно!

— Не паясничай, — Женя пытался сохранять невозмутимый вид, но я уловил едва заметную улыбку на его лице. Наконец-то!

— И что Вы там стоите, как не родной? — я подвинулся на край матраса, освобождая ему место, — и ещё раз извините, что я тут разлёгся.

— Что это? Извинение от самого Царевича? — Женя скопировал мой тон, а я рассмеялся громко и искренне. Казалось, что напускная серьезность учителя начала трескаться, как лёд на том злосчастном озере. Я знал его только с одной стороны, а сейчас мне приоткрывалась новая.

— Вы могли меня и разбудить!

— Мог, но не хотел.

— Вот и не жалуйтесь! — я завалился на матрас. Тело ощущалось ватным. Мне совершенно не хотелось вставать. Было тепло и хорошо. Я словил себя на мысли, что сарай был очень уютным. Жениным, — у Вас здесь неплохо.

Я осмотрелся. Взгляд зацепился за мою мокрую одежду. Она была аккуратно развешена на стуле и сушилась. Видимо, Женя Александрович постарался.

— Спасибо. Это что-то вроде моего тайного места.

— Прям тайного? — улыбнулся я.

— Не совсем.

Мы оба замолчали.

— Я часто сюда прихожу, когда хочу побыть один.

— То есть всегда? Не поймите меня неправильно, но Вы не выглядите очень общительным.

— Да, — ответил Женя.

Слова казались лишними. У меня было стойкое ощущение, что я не должен был сюда попасть. Место Жени Александровича было только для него. Теперь мне казалось, что своим присутствием я все порчу.

— Вы так и будете там стоять?

Женя все ещё мялся в углу, не решаясь подойти. Я не понимал в чем дело, но решил больше не лезть. Мало ли. Я и так нарушил его уединение.

— Ладно. Я пойду, наверное. Спасибо за одежду и… В общем, спасибо. Завтра всё Вам верну.

— Подожди, — только я хотел встать, как Женя Александрович подошёл ко мне. Он аккуратно присел на край матраса, словно боялся быть рядом. Это было странно, но я решил не озвучивать свои мысли, — я хотел спросить.

— О чём?

— Когда ты переодевался, — Женя смутился. Тут же поправил волосы, рубашку, встретился со мной взглядом и сразу посмотрел куда-то в сторону, — у тебя на спине шрамы.

— А, это? Ерунда. Не обращайте внимание.

Я старался, чтобы голос прозвучал беззаботно, но он предательски дрогнул. Откровенничать и вспоминать былое не хотелось. Шрамы уже не болели и ладно. Когда-нибудь заживут.

Жене было неудобно меня допытывать, но он всё-таки спросил:

— Откуда они?

— Упал. Шёл, шёл и упал. Я неуклюжий. Запутался в своих ногах и бац! Кровищи было! Море. Было трудно, но я выжил. Если бы врачи не успели, я бы с Вами сейчас не разговаривал, — я сказал первую глупость, которая пришла в голову. Конечно, Женя Александрович не поверил. Я даже на это не рассчитывал. Но у меня было время придумать правдоподобную версию.

— Врешь.

— Вру.

Я ожидал, что Женя начнёт допытываться, но он молчал. Прошла минута, вторая, и я не выдержал:

— Зачем оно Вам? — я поерзал на матрасе. Говорить на эту тему было неприятно. Да и что тут сказать? Женя Александрович, меня побил указкой Ваш коллега. Да, да. Прям побил. До крови. До шрамов. Во имя русского языка, каллиграфического почерка и литературы. Но Вы не переживайте. Ему повезло меньше, чем мне. Ах, Вам интересно, почему? Да так. Он всего лишь умер. Да, не повезло. Да, прям на рабочем месте. Где работал, там и скончался. Учитель со слабым сердцем — горе для школы. У Вас же все в порядке с сердцем, да? Ну слава богу!

От внутреннего монолога меня отвлёк Женя. Он не знал, как ко мне подступиться. Спрашивал очень осторожно и не давил. Сохранял дистанцию во всех смыслах.

— И всё-таки. Кто это сделал? Род…

— Ой, нет. Перестаньте, — я перебил Женю, пока он не придумал то, чего никогда и в помине не было, — родители меня никогда и пальцем не трогали. Вы что, совсем того?

— Что, прости? — Женя Александрович уставился на меня удивлённым взглядом.

— Простите. Я снова забыл, что разговариваю с учителем, — я закатил глаза, — и если хотите знать, то эти шрамы оставил тоже учитель. Учитель русского и литературы. Прям как Вы.

Я плюнул на всё и вывалил на Женю Александровича всю правду. Пусть знает. Он бы все равно не отстал.

— Мне жаль, — ошарашенно сказал Женя.

— Да бросьте! Не надо меня жалеть. Сами же хотите меня отлупить за поведение.

— Мало ли что я хочу?! — возмутился Женя.

— Так всё-таки хотите? — я вскинул брови, — ну, не сдерживайте себя. Можете меня отшлепать или поставить в угол. Или как Вы там обычно наказываете непослушных учеников? Мне не привыкать.

— Я не бью детей! — Женя Александрович подскочил с матраса и начал накручивать круги по сараю. Его лицо покрылось красными пятнами. Неужели его так впечатлило мое откровение?

— Знаю, — я улыбнулся, — знаю, что Вы хороший. Что Вы так нервничаете? Я же это несерьёзно.

— У меня другие методы. Я поддерживаю дисциплину без рукоприкладства.

— Ммм, и как? Получается?

— До тебя получалось, — Женя обречённо вздохнул и снова встал в дальний угол.

— Если честно, я считаю Вас хорошим учителем. Немного нудным, слишком правильным, до тошноты скучным и серьезным. Но хорошим. Только давайте сделаем вид, что Вы этого не слышали, а я не говорил?

— Спасибо, — неожиданно сказал Женя, — я думал, что ты меня ненавидишь.

— Ненавижу? За что мне Вас ненавидеть?

Женя замолчал и задумался о чем-то своем, а я решил воспользоваться моментом и уйти. На сегодня было достаточно откровений.

— Увидимся завтра, Женя Александрович.

***</p>

Я был уверен, что слухи о моем геройстве долетели до бабушки. Я не знал, как она отреагирует: будет хвалить за проявленную смелость или, наоборот, поругает. Я решил не рисковать. Слушать нотации и причитания не хотелось. Поэтому я решил оттянуть этот момент и направился прямиком к Ритке. Я ещё ни разу не был у неё в гостях. А зря! Нужно было навестить подругу и узнать, как там Аркаша.

Я остановился возле двери и постучал. Ритка открыла почти сразу. Мне бросилась в глаза её бледность и растрёпанные волосы. Обычно подруга была всегда при параде и в красивых ярких платьях. Но сейчас она стояла передо мной в сером домашнем халате. Потрёпанная и уставшая. Ну, немудрено.

— Проходи, — тихо сказала она, приглашая меня в дом.

Я пошёл за Риткой на кухню, быстро осматривая комнату. Везде было аккуратно и чисто. Пахло выпечкой. Почему-то я даже не думал, что подруга может быть хорошей хозяйкой.

— Как там Аркаша? — аккуратно спросил я, усаживаясь на стул.

— До шо с ним будет, с этим Аркашей! — Ритка беспечно махнула рукой, но её голос дрогнул. Она принялась складывать кухонное полотенце. Её движения были рваными и быстрыми. Весь её вид выдавал настоящее состояние.

— Главное, что жив.

— Жив, жив. Спит сейчас, — подруга подошла к столешнице и отвернулась от меня. Она пыталась держаться. Но я видел, что с каждой минутой её напускное спокойствие даёт трещины. Обычно громкая и язвительная Ритка казалась сейчас очень ранимой и уязвимой. Мне захотелось её поддержать.

— Ну хорошо, — я кивнул, не зная как подступиться и что сказать, — а ты сама как?

— Шо ты заладил?! Видишь же, шо все нормально, — Ритка вскинула руки, — не утонул бы он. Дураки не тонут. Будет знать, как лезть на лёд.

— Рита…

— Да шо?! Может я тебя накормлю? Ты голодный? Или хотя бы напою тебя чаем?

Подруга избегала моего взгляда и делала вид, что занята раскладыванием посуды. Она гремела вилками, ложками, тарелками. У нее все валилось из рук. Но она продолжала хлопотать и полностью меня игнорировала.

Я был не силён в поддержке. Обычно нужные слова путались на кончике языка, и я предпочитал избегать таких ситуаций. Но сейчас деваться было некуда. Я подошёл к подруге и положил руку ей на плечо:

— Рита, все хорошо. Уже все хорошо.

— Да шо ты от меня хочешь?! — Ритка сбросила мою руку и отошла на пару шагов, — вижу я, что все хорошо. Не слепая!

Мы встретились взглядами. Я заметил, что у неё красные и заплаканные глаза. Видимо, она совсем недавно плакала. Эта ситуация затронула подругу сильнее, чем она это показывала.

— Это нормально, что ты переживаешь.

— Похоже, шо я переживаю? Тю! — она постаралась улыбнуться, но получилось карикатурно и криво. Ритка жалостливо всхлипнула и у неё покатились слезы. Она тут же начала их вытирать, — шо ты смотришь?! Я не плачу! Не плачу я!

— Иди сюда, — я раскрыл руки, слово приглашая в объятия. Ритка недоверчиво на меня посмотрела. Мне показалось, что она сейчас бросит очередную колкость и снова отвернется. Но она неуверенно сделала ко мне шаг. А потом ещё один, и ещё. И наконец-то отпустила себя и бросилась ко мне.

— Леша, — Ритка позволила себе заплакать в голос, прижимаясь ближе. Я чувствовал, как её трясёт и как вздымается мягкая девичья грудь, — Лёша…

— Тише, тише, — я гладил её по спине и утешал. Подруга причитала и намертво вцепилась в мою рубашку. Ей было больно. Накопившиеся эмоции нашли выход, и Рита не могла остановиться. Только она отстранялась, как начинала снова плакать.

— Я не плачу! Не плачу! — упрямо говорила она, глотая слезы.