Глава 11 (1/2)

За окном медленно падал снег. Женя любовался им, сидя за учительским столом. Февраль был на исходе, учителя и заявленные ученики вовсю готовились к концерту по случаю дня рождения директора. Порядок выступлений был такой.

Сначала приветственное слово завуча — Раисы Михайловны. Она прочитает стихи собственного сочинения. Затем — Лена из 8 класса прочитает шуточную басню про директора. Потом — танец первоклассников, песня ученицы из третьего класса и клоунада учеников седьмого класса. Степан на это смеялся:

— Как это клоунада — и без Царевича?

Жене было не смешно. Отношения их с Лешей только ухудшились после того чаепития. На следующий день после случившегося все девочки класса удивленно спрашивали:

— Евгений Александрович, что с Вашей рукой?

— Вы поранились?

— Наверное, это так больно…

— Хотите, я Вам повязку поменяю?

Женя на все сдержанно отвечал, что жить будет, и это просто небольшая царапина. Он на самом деле почти не чувствовал боли. Удивительно, но при всей своей аккуратности и педантичности, чашки и любую другую посуду он бил часто.

Уроки закончились, школа опустела. Женя остался, как обычно, проверять тетради, а Лешу задержал в кабинете рисовать газету.

— Я рисовать не умею.

— Просто напиши красивыми буквами «С юбилеем», — ответил Женя, не поднимая головы от стола. На счастье, он был левшой, и пораненная рука никак не мешала ему работать.

— Что с Вашей рукой? Девчонки весь урок так и трепались, — Леша подпер голову ладонью и развалился за партой. Он успел написать на листе ватмана только две буквы — С и Ю, но уже перемазал все лицо красками.

— Порезался, — сдержанно ответил Женя. Он взял тетрадку, открыл, не глядя на фамилию, и стал проверять сочинение. Леша его предмет упорно избегал и даже не сдавал на проверку тетради. Женя закрывал на это глаза и ставил в журнал тройки. «Все равно это выше, чем я получал в прошлой школе», — с улыбкой отвечал Леша.

— Подрались с кем-то? — не унимался школьник. Он растянулся за партой, открыл банку с желтой краской и принялся перемешивать ее кисточкой.

— Нет. Я против драк.

— А чего так?

Женя уставился на Лешу.

— Я предпочитаю решать дела мирно.

— Говорят, сейчас в других странах война. Ну там Германия воюет, — Леша зевнул, — как думаете, у нас такого не будет?

Женя задумчиво посмотрел в окно. Там шел снег, кружился и падал на землю, подсвеченный далекими огнями. В кабинете у него было тепло и пахло мелом, старыми партами и едва уловимым детским потом. Женя, конечно, читал про войну в газетах — но он был уверен, что скоро все закончится.

— Будем верить.

— А если бы началась война — пошли бы?

— А разве я могу не идти?

— Ну, конечно, можете. Уклонисты всегда были, — Леша взял кисточку и зажал ее между носом и верхней губой на манер усов, — воюют только дураки либо идейные фанатики, а они еще большие дураки.

— Так ты не патриот? — Женя откинулся на спинку стула, сложил руки на груди. Секунду Леша молчал, и Женя уже решил, что подросток просто не знает этого слова.

— Просто умирать глупо.

— А ради идеи?

— Так это ж не моя идея будет.

— Значит, ты не идейный, — Женя оглядел Лешу, пристально задерживаясь взглядом на лице. Тот пожал плечами.

— А Вы?

— Я думаю, что если есть благая идея, то и умирать не жалко.

— Умирать всегда жалко, особенно, когда и не жил толком, — фыркнул Леша, — вот взять к примеру Вас.

— А что со мной? — Женя выпрямил и без того прямую спину.

— Ну как что, — Леша отодвинул со скрипом стул по паркету, — Вы молодой, не женаты, детей у Вас нет. Вам жить и жить еще, а Вы чуть что, на войну собрались бы?

— И собрался бы. Мне же наоборот по такой логике терять нечего, — Женя пожал плечами. Леша покачал головой.

— А жизнь свою терять не жалко?

— Не жалко, — быстро ответил Женя, и Леша в недоумении открыл рот, — ежели за других — то не жалко.

— Какой Вы добрый. И правильный. Аж зубы сводит.

— Уж какой есть, — Женя снова подвинул к себе тетрадки, — а тебе, поди, жалко было бы с танцами прощаться и с гулянками?

— Ну, конечно, — Леша надул губы, отчего его лицо приняло совсем уж детское выражение, хотя из-за своего роста (Женя неоднократно это отмечал), он выглядел старше своих сверстников, — чего я видел в этой жизни еще? И что изменится глобально, если я помру? Одна моя жизнь ничем не поможет.

— Вот если так каждый будет рассуждать, то война очень быстро закончится. Всех расстреляют, да и делу конец.

— Вы так спокойно о смерти говорите, — Леша лег грудью на стол, — она Вас что, не пугает?

— Ну почему же, — Женя равнодушно перевернул страницу тетради, — пугает, конечно. Но не так, как других. Она неминуема, чего ее бояться?

— Ну, там. Боли. Мучений, — Леша пожал плечами, — я вот этого очень боюсь.

— Физической боли боишься? — Женя приподнял брови. Леша кивнул, как-то слишком поспешно.

— Бывали случаи. Знаю, каково это. Поэтому глупые те, кто говорят, что душевная боль сильнее. Вы как считаете?

— Не знаю, — честно ответил Женя, смотря, как Леша серьезно хмурит брови — вот он уже из ребенка превращается во взрослого человека, почти в мужчину, задает серьезные вопросы. А он, Женя, что может ответить? Он привык думать так, как должно быть правильно. Если война — то идти защищать Родину, это даже не обсуждается. Он здоровый, крепкий, выносливый — кому как не ему спасать Отечество? И боли он не боится, а порой даже и чувствует какое-то странное удовольствие от нее. Женя смутился и убрал перевязанную руку под стол, положил на колени. Молчание учителя Леша принял как ответ.

— У нас в школе, там, в Москве, история была одна. Я Вам расскажу, хотите? Сюжет покруче, чем в Ваших книжках будет.

— Ты бы газету рисовал лучше.

— Да это успеется, — Леша отмахнулся, — в общем, это года три назад было. Я тогда еще совсем мелкий был, — Женя хмыкнул, но Леша пропустил это мимо ушей, — и у нас там учительница была. Молодая, красивая. Ну, прям как Вы, — затараторил Леша, а Женя почувствовал, как рука сжимается, бинт давит на кожу, — ей было лет двадцать пять, может, чуть больше. Она была замужем. Потом муж от нее ушел — то ли к швее какой-то, то ли еще к кому. И она повесилась. Вот так. От этой самой любви.

— Интересные у Вас там истории происходят в Москве, — Женя поежился, — и к чему ты это?

— Да к тому, что глупости это. Ну не может душевная боль быть такой сильной. Да и глупо еще… От любви вешаться, — резко сказал Леша, — у меня отец — врач. Он людям жизни спасает, которые за эти самые жизни столько бы всего отдали. А тут… Нет, глупости это все. И в книжках Ваших это все так же преподносится. Ах, любовь! Ах, жить не могу без тебя! Ах, брошусь-ка я под трамвай, как у Толстого!

— Под поезд, — поправил его Женя, но Леша его и не слушал. Он откинулся на спинку стула и заговорил еще быстрее. Лицо раскраснелось, волосы растрепались. Женя увидел будто бы другого Лешу. Он бы лучше так на уроках разглагольствовал! — ну, надеюсь, ты никогда так сильно не влюбишься, чтобы захотеть броситься под трамвай.

— Еще чего! — Леша передернул плечами, — не дождутся.

— Дай-то бог, — равнодушно пожал плечами Женя, опуская взгляд в тетрадь.

— А Вы влюблялись, Женя Александрович? — Леша снова улегся на парту, подпер щеку рукой, — расскажите.

— Зачем тебе? — Женя снова почувствовал, как краска заливает ему щеки, но не снаружи, а будто бы изнутри, и поэтому вцепился зубами в щеку. Он слегка двинулся на стуле, ножки скрипнули по полу. В кабинете была тишина.

— Ну, как же, — Леша мечтательно улыбнулся, — за Вами вон, вся деревня бегает. Даже сама Маргарита Николаевна неровно дышит.

— А мне казалось, она полностью поглощена тобой, — в шутку ответил Женя.

— Что Вы, — Леша отмахнулся, — я для нее ребёнок.

Женя промолчал. Взял в руки карандаш, стал черкать им на полях.

— Так Вы не влюблены ни в кого?

— Зачем тебе?

— Интересно.

— Мне кажется, такие вещи учитель и ученик не должны обсуждать, — Женя чуть склонил голову.

— Ну и что такого, — Леша пожал плечами, — а у кого у меня совета спрашивать в случае чего? У физрука, что ли?

— В каком еще таком случае? — Женя свел брови к переносице и попытался спросить это максимально строгим тоном, хотя уже за эти три недели успел понять — строгий тон никак Леше не мешает.

— В делах любовных. Вот влюблюсь я в кого-нибудь, например, — Леша стал раскачиваться на стуле, — а мне даже и совета спросить не у кого. Сверстники скучные, у них одни игрушки на уме.

— А у тебя уже что-то другое?

— Да, — Леша улыбнулся, — у меня знаете, какая книжка есть? Там про все-все написано.

Женя смутился снова. Поднялся, вышел из-за стола, прошелся до окна. Встал, чувствуя, как в пробелы между фрамугами прорезается холод.

— Алексей, ерундой не страдай.

— Честное слово! — подросток тоже вскочил, — мне отец ее дал. Называется «Анатомия человека». Там про все-все написано.

— Очень полезная книга, наверное. Рад, что ты хотя бы что-то читаешь, — едко ответил Женя, отворачиваясь от Леши. Присутствие школьника в тесном кабинете начало его нервировать. И ужасно сильно зачесалась рука под бинтом…

— А у Вас девушки были уже?

— Алексей, — Женя почти вспыхнул и отвернулся от окна. Не то чтобы другие ученики не пытались задеть его подобными вопросами — но обычно это были девочки и спрашивали они как-то так завуалированно, про возлюбленную, про невесту. А не вот так, прямо в лоб.

— Ну а что? В этом же нет ничего такого.

— Ты что же… Допускаешь… — Женя осекся, — отношения до брака?

— Ну, — Леша пожал плечами, шмыгнул носом, — а если я вообще жениться не захочу, что ж, мне так помирать? В книжке написано…

— Да брось ты про эту книжку, — оборвал его Женя, но Леша уже полез куда-то под парту.

— Вот, она же у меня с собой, давайте покажу!

От мысли, что Леша сейчас достанет книгу с таким материалом и начнет тыкать ему в лицо, Жене стало дурно. Он ухватился пальцами за подоконник, сжал руку.

— Убери.

— Я просто картинки хотел показать.

— Я сказал, убери! И не приноси в школу эту мерзость. Ты не врач, — резко сказал Женя, — и с тем, как ты учишься, надеюсь, никогда не станешь.

Леша замер, так и не достав из портфеля книжку. Уши у него покраснели. Он отвернулся, затолкал книжку обратно. Дернул молнию.

— Я думал, учителя наоборот поддерживают своих учеников, Евгений Александрович.

— Я не то хотел сказать, — начал Женя, но понял, что сказал именно то, что хотел.

— Странный Вы, — Леша встал, демонстративно закрыл все баночки с красками, положил ровно кисточки. Женя молча следил за его действиями. Он понимал, что был груб и, наверное, несправедлив (ведь по другим предметам Леша очень даже неплохо учился), но извиниться не мог — это как через себя переступить. И эти картинки в книге… Женя как представил, что на них могло быть нарисовано, так почувствовал легкую дурноту. Они что, все сговорились с этой темой?! Кому какое дело до него?