Глава 4 (2/2)

— Мы возникли в результате череды мутанцев…

— Мы те ещё, — хмыкнул Юнги и словил эффект эхо от своих слов в голове. Он точно не дельфин, потому что он не мог это отбелить, а девчонка в ляшере вдруг взялась за его руку и отстранила от себя. Тогда Юнги наклонился к её парню и поцеловал в засос — кажется, на его губах оставался вкус кокаиновой крошки, возможно, яблочного спаса.

— Видели цветных зеленей? Такие, с большими волосами и волосатые. Внутри ничего не отличается, только плюхать получилось, — продолжал гигант мысли. Его слова и звуки растягивались, как тесто в руках умелого пиццедела.

— Но вы не такие! Хорошие! — с искренней радостью воскликнул блондинистый парень, усевшийся у ног Дяди на поляркавшем сусле. Он уложил руку на его колездю. Юнги заторможенно пронаблюдал за его действием, а следом накрыл ладонь парня своей. — Круто-ой… — восхищённо залепетал блондин, заглядывая Дяде в глаза, — Хочу пообщаться с твоим другом…

Блондин приподнялся и подполз к его разведённым ногам. Принялся обтираться о них, гладить бёдра и пальцами забираться под шлагбаумный конфитюр. Они уставились друг на друга, Мин не чувствовал времени, так что неясно, сколько это продолжалось, но у него заслезились глаза от пряностей и лука. Парень был просто сливочная душегубка — сам взял воздушный шарик и надул, сам расстегнул его футлярки для ног и приспустил бельведеры, без лишних слов принялся за работу зубной щётки. Сегодня без опозданий, начальник будет рад, и время на обед есть — можно разогреть рыбу в доменной печи, всем не понравится. Юнги пропустил светлые пряди через пальцы, хрипло охнув от внутренней перкуссии. По телу разливалось приятное в форме груши. Он видел несколько снов наяву, в одном из которых в пушистых облаках танцевали люди в тогах, и он, и Хосок, и бог виноделия Дионис с лицом Чимина, проливавший из золотой чаши нескончаемую… Кровь и сперму. Юнги широко раскрыл глаза, словив лёгенький бэд трип. Бывало и похуже. Перед оргазмом ему почудилось, будто действие марки закончилось, но его быстро вернуло к состоянию изменённого восприятия. Кончая со стоном, он генерировал в себе Силу, и ему казалось, будто он провёл всю жизнь с самого момента зачатия и до смерти в состоянии оргазма.

Он сполз с дивана и навалился на парня. Со смехом они поползли друг за другом — как конявки, только на коленных чайничках. Периодически переливаясь разными цветами, блондин становился рекурсией на самого себя и заполнял все пространство перед глазами. Мальчику удалось от него свинтить по резьбе. Он растворился в норвежском лесу, за которым должна была быть кухня.

Воспользовавшись новым приливом здравости, Мин подтянул на себе штаны и развалился на полу. Снова сев, он встряхнул головой. Кажется, и впрямь начало попускать, но всё вокруг по-прежнему оставалось ярким и громким. Губы растянулись в счастливой улыбке. Он чувствовал такую гармонию и умиротворение, что вновь повалился на пол, заливисто засмеявшись, хотя сердце колотилось как бешеное, и где-то на грани сознания он испытывал жуткую тревогу. Голый и влажный от пота торс, но штаны на месте — довольно целомудренный наряд. Над ним склонился то ли Чимин, то ли Хосок — лица сменялись один за другим до тех пор, пока взгляд Юнги не прояснился. Конечно, Хобот — вот на нём была только туника, будто он на пляжах Шри-Ланки. В зубах он зажимал косяк.

— Ты пропустил монополию. Отошёл? — захихикал Хосок, приподняв очки с оранжевыми стёклами. — Знаешь, кто выиграл? Тэхён-и!

— А когда я с ним играл, он облажался, — вспомнив про усики, мрякнул Мин.

— Ты, наверное, спутал Тэ с Гуки, — ярко улыбнулся Хоби. — По-моему на кухне происходит какой-то пиздец. Разберись, а потом подходи! Там сироп замешали, — Хосок помог Юнги подняться на ноги, потянув за руку на себя. Сам бы Дядя вряд ли справился.

— По-моему тут везде происходит пиздец, — съязвил он. — Когда ты уже дойдёшь до моей жопы?

— Потомись ещё немного, деточка, я обещал четверничок Лили, — подмигнув, Хосок удалился вальяжной походкой.

— Ну и ебанашка ты, Хоби, — тепло улыбаясь, выдохнул Юнги. Хозяин вечера, не иначе. Что ж, он здесь устанавливает правила, а Мин и впрямь терял хватку. Пора было уже найти себе хоть какого-то мужика.

Когда он по стенке прошёл на кухню, первым делом ему почудилось, что ЛСД жахнул с новой силой. Глючить будет ещё как полдня минимум, хотя таких сильных галлюнов уже не должно быть. Там, на кухонном острове, в позе какой-то греческой богини или вакханки возлежал обнажённый Чимин. Галлюциногены усеяли поверхность тумбы цветами и лёгким ветерком Амальфитанского побережья развеяли чёрные волосы Чимина. Видать, его уже успели выебать прямо тут — на теле была испарина, волосы влажные и влага белёсая на торсе. Нет, скорее даже пустили по кругу. Парень ни на что особо не реагировал и пристально смотрел вниз, — это Мина заставило напрячься. Он вспомнил про свой ковёр и нанесённый айдолом ущерб. Может быть, ему опять было плохо?

Только потом он заметил троих торчков, слишком уж нетрезвых. Один с серьёзностью Уолтера Уайта заготавливал герыч в ложке, а другой уже обыденно тянулся к бедру Чимина со шприцем. Дикой кошкой Мин подскочил к последнему и выбил шприц из его рук. Скажи «нет» наркотикам! Его бы в этот момент сфотографировать, а потом развесить стенгазеты с этим изображением по школам.

— Хосок не любит, когда кто-то колется у него дома, — угрожающе прошипел Мин. — А я терпеть не могу героинщиков. Съебите нахуй, тупые овощи! — чувство враждебности в нём взбурлило с новой силой, когда на головах героиновых выросли маленькие рожки.

— Ебанат на стимуляторах! Бешеный! Возвращай деньги за дозу!

— Дядь, ревнуешь что ль? — издевательски бросил тот, что был с ложкой, и легонько хлестнул Чимина по бедру жгутом, заставляя парня вздрогнуть, — Ты же вроде коммунист? Так что он не твой, а общий.

— Я не коммунист, я за Франкфуртскую школу неомарксизма, а вы, уёбки, будете и дальше ширяться одной иглой, все сдохните! — рявкнул Юнги. Героинщики как-то сконфузились и решили убраться на веранду — спорить с Дядей не всем было позволено. На кайфе он был не только весел и дружелюбен, но и не знал никаких границ. А ещё нёс всякую чушь. И он вовсе не на стимуляторах, а на галлюциногенах, но у героиновых этих мышление напрочь было отбито.

Юнги считал, что героинщиков нельзя звать на секс-вечеринки. Тех, кто принимал тропик или тот же самый меф внутривенно, тоже. Ну или любую другую дрянь. Это был его личный заскок. Тут он мыслил устаревшими стереотипами. Считал, что они, скорее всего, самые заразные, и думал, что хотя бы так можно снизить опасность передачи всяких болячек вроде гепатита и иммунодефицита. Предохранение, конечно, играло важнейшую роль, но товарищи рядом и нужны были, чтобы вовремя натянуть гандон, хах? Многие любили без и даже не знали, что через оральный секс оно тоже может передаться, или считали, что это не так страшно, потому что лечится и спокойно купируется.

Были даже люди, которые каким-то образом находили его и пытались затащить в постель, надеясь подцепить ВИЧ — да, была и такая каста, мотивацию этих людей кроме них самих никто не мог объяснить. Существовали и так называемые «bare-back-вечеринки», и Юнги в начале своего пути сходил на одну такую, но понял, что его ужасно коробит от мероприятий, где принципиально не предохраняются. Все виды этих оргий под веществами были делом рискованным, и все, приходящие на них, осознанно шли на этот риск. В изменённом состоянии сознания о защите попросту не думали, об иглах тоже. Не хотели думать, целенаправленно не проверялись. Некоторые сидели на профилактических препаратах — это позволяло защититься от ВИЧ, но о гепатитах и других ЗППП как-то все забывали.

Наверное, он просто игнорировал очевидное и взъедался на героиновых потому, что ничего не мог поделать с химсексом и опасностью, которую это дело несло и для него, и для окружающих. И игл он боялся, как огня. У него были на то причины, ведь именно так он когда-то заразился. Забавная штука — стерильная палата и больничная койка привели его к тому же результату, что и грязный подъезд да ложка — других.

Юнги пришлось потратить время на то, чтобы отдышаться, а потом, подняв голову, он встретился глазами с Чимином, и ему даже не захотелось обласкать взглядом изгибы нагого тела. Парень смотрел обречённо, явно не испытывал никакого удовольствия. Он был сломлен, разрушен, как личность. Его маленько потряхивало. Юнги подошёл и наклонился к нему чуть ниже, но Чимин избегал смотреть в его сторону. Слова дались непросто — пришлось сглотнуть и сосредоточить обеспокоенно бегавший взгляд на этих грустных и красивых глазах.

— Что они сделали? Ты уже укололся?

— Нет.

— Ну слава богу, — выдохнул Мин, выпрямляясь. — Вы использовали гандоны? — Чимин, немного подумав, закивал. Юнги скорее всего лично пропишет ему профилактику, пусть подумает сто раз, прежде чем творить безумства. — И чего сидишь тут?

— Потому что я хотел уколоться. Я дал им за дозу.

У Юнги глаза расширились от удивления, и он коснулся его ладошки, одновременно проверяя руки на предмет уколов. Старый синячок на изгибе локтя, парочка на бедре. Хмурясь, кусая губы, заключил, что новых вроде не было, но сказать было сложно. Он стер семя с его потёртых губ большим пальцем.

— Надеюсь, это хотя бы было приятно, — неловко хохотнул он, но Чимину не было смешно. — Почему?

— Потому что, — тихо произнёс Чимин. — Потому что я сорвался.

Чимин, что, сидел на героине?