Embarrassed (2/2)

— Что?.. — Тут же теряется парень от того, как это задано — прямо и в лоб. Его маленький рот комично вытягивается в букву «о», и Баджи никак не подаёт виду, что эта картина где-то в глубине души трогает его.

— У тебя есть знакомые альфы? Состоял ли ты когда-нибудь в отношениях с ними? Вот что меня интересует. — Терпеливо поясняет Кейске, прожигая его тёмными глазами. Он не понимает, откуда в нём столько благодушия повторять одно и то же по несколько раз.

— У меня есть пара знакомых-альф с универа, но до позавчерашнего дня я их даже не знал. — Хмурит брови Чифую, обхватывая тонкими пальцами подбородок. — Ещё мой отец…

— В тот день ты ведь шёл домой не один, верно? — Перебивает его адвокат, проверяя своё вчерашнее предположение. Тогда ему казалось, что потерпевший врал специально, но теперь у Баджи появился шанс узнать правду.

— Мой однокурсник проводил меня до кпп. — С готовностью кивает головой омега. — Дальше его бы не пустили без пропуска.

Отлично, думает про себя адвокат, значит, их неуловимый сталкер ещё и невидимка, раз эти идиоты с контрольно-пропускного пункта не заметили его.

Значит, в охранной системе здания есть прореха?

— В тот день в своей квартире ты точно не видел… чего-то ещё? — Снова берётся за старое Кейске, и, встретив растерянный взгляд напротив, спешит объясниться. — Слушай, я не просто так задаю этот вопрос. Ты, как очевидец, можешь знать те детали, которые могут пригодиться в расследовании. Нам нужно сопоставить твои показания с тем, что мы увидели на месте происшествия.

Чифую молчит.

Баджи внимательно наблюдает за его лицом, на котором одна за другой яркими вспышками отражаются десятки чувств и эмоций. Мацуно теряется, очевидно, не от того, что решает — рассказать всё ему или утаить.

Бледные как мел губы дрожат, поджимаются и кровоточат от маленьких белых клычков, безжалостно впивающихся в них.

Он думает, с чего следует начать, и, пока перед ним снова проносятся ужасающие картины того вечера, омега старается отсчитывать размеренные вдохи и выдохи, чтобы его не стошнило.

— Когда Ацуши-кун проводил меня до ворот, мы попрощались, и я вошёл в здание один. В лифте тоже не было никого, кроме меня. — Начинает своё рассказ Чифую, глядя в стол и обнимая себя одной рукой за плечо, словно защищаясь от плохих воспоминаний. Его голос почти не дрожит, он не заикается, но делает несколько пауз, чтобы собраться с мыслями. — Я поднялся к себе и, ещё не войдя в квартиру, почувствовал чей-то запах. Потом я осторожно зашёл, взял из прихожей зонт для самообороны, — парень давит нервный смешок, когда вспоминает свои глупые мысли в тот момент. — …в спальне его присутствие ощущалось особенно остро.

Неожиданно острый взгляд зелёных глаз впивается в Баджи, серьёзный как никогда прежде. Нежного цвета радужки темнеют, и адвокат думает о том, что за последние сорок восемь часов Мацуно будто постарел на десяток лет.

Теперь его некогда дышащее юностью существо, сгорбившись, сидело напротив Кейске, рассказывая о самых страшных минутах своей жизни.

— Я, наверное, должен был остаться снаружи. — Корит себя Чифую, прикладывая дрожащую ладонь ко лбу. — Когда я увидел своё гнездо, я, даже не осознавая своих действий, бросился к нему. А потом… эта надпись на зеркале… я чуть с ума не сошёл…

В голове альфы, внимающего его словам, внезапно созрел вопрос, ранее не посещавший его, но теперь прочно засевший в сознании и серьёзно беспокоивший.

— Кто-нибудь обращался к тебе так? — Окрылённый своим неожиданным озарением, Баджи хлопнул ладонью по столу, напугав чуть ли не до смерти бедного Мацуно, который непонимающе уставился на него. — Кто-нибудь называл тебя «Фую-чан»?

Чифую, до которого, наконец, дошла мысль, которую развивал адвокат, изумлённо уставился на Кейске.

— Не думаю… Я бы запомнил. — Парень съёживается, чувствуя себя неуютно и странно под чужим просветлевшим взглядом, направленным на его небольшую фигуру. Он не мог простить себе это мазохистское наслаждение собственной беззащитностью и уязвимостью перед альфой и то, как внутренний омега едва ли не мурлыкал от внушающего спокойствие запаха летней грозы и дождя. — Это как-то слишком уж… интимно.

«А сниматься в белье тиражом в несколько миллионом — это тебе не интимно?» — язвительная мысль так и норовит слететь с языка, но Кейске спешит прикусить его.

Однако кое-что всё-таки насторожило Баджи в его показаниях.

Одна деталь, которая не соответствует действительности.

— Ты сказал, что видел на зеркале надпись, да? — Переспрашивает его адвокат, подчёркивая эти слова потерпевшего в своём блокноте. — Там точно не было чего-нибудь ещё?

— Нет? Если мы говорим о том стоячем зеркале в углу моей спальни. — Озадаченно глядит на него Чифую, как на идиота. — Вы так часто переспрашиваете одно и то же, что я уже сам не верю в то, что видел. Там должно было быть что-то ещё?

Теперь Баджи действительно чувствует себя дураком.

Он напряжённым взглядом пилит недоуменное лицо парня напротив. Он кажется честным и искренним, но почему-то Кейске думает, что было бы гораздо лучше, если бы Чифую сейчас соврал ему.

Потому что если то, что только что сказал Мацуно — правда, то у альфы есть только одно объяснение:

Преступник не покидал места происшествия какое-то время после того, как Чифую потерял сознание.

Возможно, идея с бельём была спонтанной, но тот факт, что сталкер не оставил своего дела даже под угрозой быть пойманным, наталкивает на мысль…

Баджи, шокированный собственной догадкой, переводит скептический взгляд с записей на омегу и обратно.

…Неужели, у преступника изначально был определённый план действий?..

Может ли быть, что перед ними не просто одержимый преследователь, а куда более серьёзная опасность в виде больного на голову маньяка, просчитывающего свои действия наперёд?

Баджи не любит умных преступников — ловить их куда сложнее.

Но, если это был лишь первый ход, то где и когда им ожидать второго удара?

И, что куда более важно, какова конечная цель этого человека?

— Слушай, Чифую. — Издалека начинает альфа, постукивая кончиком ручки по столу и подозрительно щуря свои карие глаза. Кажется, картина в его голове потихоньку начинает проясняться, за исключением некоторых моментов. — Возможно, вопрос покажется тебе неуместным, но… какое нижнее бельё было на тебе в тот день? Конечно, если ты не помнишь, в этом нет ничего странного…

Как он и ожидал, омега теряется и отводит взгляд в сторону. Его ладони в защитном жесте ложатся на собственные плечи, обнимая их, а лицо стремительно краснеет.

— Это… был комплект из коллекции Victoria’s secret. Мне подарили его на съёмках. — Сконфуженно отвечает Мацуно, считая своим долгом оправдаться перед Баджи, чтобы не выглядеть каким-то извращенцем. — Обычно я не ношу что-то подобное. Просто в тот день было посвящение в университете, и я подумал… что нечто такое смелое и яркое поможет мне чувствовать себя увереннее. Поэтому я выбрал красное кружево. — Почти пищит Чифую, умирая от стыда. — Но я не надеваю такие откровенные вещи каждый день, только по особенным случаям!..

— Я понял. — Прерывает его на полуслове Кейске, которому вообще не интересны оправдания маленького избалованного омеги. — Но знаешь, ты сказал, что на зеркале не было ничего, кроме надписи, верно? — Дождавшись немного неуверенного утвердительного кивка, альфа продолжал. — Но это отличается от того, что в твоей спальне нашли мы.

Он кладёт перед омегой свой телефон, где была открыта переписка с инспектором Симидзу, который ещё вчера вечером любезно отослал Баджи фотографии с места преступления. Кейске специально открыл ту, где крупным кадром было захвачено то самое зеркало.

— Э-это же… — После долгой минуты абсолютной тишины между ними начинает Чифую хриплым голосом, пока его глаза намертво приклеились к красному пятну на фото. — Я н-не… как-

— Когда ты обнаружил пропажу? — Задаёт тем временем важный вопрос Кейске, осознавая, что время их беседы стремительно подходит к концу. Если Инуи поднял на уши всех преподавателей Кэйо, то, опоздай Мацуно хоть на минуту, они тут же оповестят Сейшу, и тот помчится искать пропавшего ребёнка. — Чифую, ответь мне, это очень важно.

Чифую медленно отрывает взгляд от уже погасшего экрана телефона, и в его мельтешащих в страхе глазах отчётливо заметны слёзы неподдельного ужаса.

— Я не придал этому значения. — Словно находясь в прострации, объясняет омега. Мозг в голове превратился в вату, а внешний мир перестал для него существовать со всеми его звуками, запахами и проблемами. Он словно снова оказался в своей квартире и ощущал на себе взгляд тех отвратительно жёлтых глаз, который заставлял его чувствовать себя грязным и использованным каждый раз, когда Чифую воспроизводил его в памяти. — Когда я очнулся уже в своей старой комнате в доме отца, на мне была другая одежда. Я тогда подумал, что это Сейшу-сан переодел меня, и мне было стыдно спрашивать его о нижнем белье и остальном. Мне казалось, он был бы зол, если бы я спросил.

— Чифую. — Снова зовёт его адвокат, неосознанно наклоняясь ближе к чужому лицу, и от этого вкрадчивого голоса у Мацуно мурашки по спине. Почему-то это не неприятно, скорее, хочется оказаться ещё ближе, чем есть, — и это странно. — Ты видел его?

Альфа внимательно глядел на несчастного парня, лицо которого отражало все душевные метания, что съедали его изнутри вот уже два дня. Он был похож на загнанного кролика, и в панике дышал так же часто, словно готов был упасть замертво в любую секунду.

— …Да, да!.. — С придыханием начинает омега, хватаясь рукой за свою рубашку в районе сердца, готового вот-вот разорваться. Осадок пережитого ужаса высыпает через край прямо сейчас, и Чифую даже не чувствует своих слёз, но знает, что именно из-за них в его глазах смазывается картина мира. — Я видел его в своей спальне тогда. Он смотрел на меня. Он смотрел…

Баджи предпочитает молча слушать его, нахмурив чёрные брови. Ему тяжело видеть и при этом игнорировать слёзы омеги, который, словно потерянный ребёнок, в отчаянии продолжает цепляться за отголоски ускользающих иллюзий, построенных в его голове и тихо нашептывающих, что вся эта история — очередной ночной кошмар.

Потому что…

Чифую до сих пор сложно поверить, что незнакомый альфа мог испортить его гнездо и снять с него нижнее бельё, пока омега был без сознания.

Но только ли он раздел его? Касался ли он тела Чифую? Трогал там? У этого урода было предостаточно времени до приезда Инуи, раз уж он не поскупился повесить эти чёртовы кружева на зеркало, как постыдное клеймо шлюхи.

Господь, почему это всё происходит именно с ним?

— Ты запомнил его лицо? — Баджи надеется, нет, почти молится, чтобы это было так.

— …Нет. — Мацуно теряется; его большие глаза остекленели и приобрели тусклый цвет, словно он был зелёным благоухающим цветком и теперь умирал. Его запах стал кислым, таким, что Кейске неожиданно почувствовал нотки лимонного суфле на кончике языка — терпкий, наполненный горечью, но неизменно сладкий вкус. — Но мне показалось, что у него были жёлтые глаза. Они просто… светились, что ли?

Ну. Это хоть что-то.

Баджи убирает блокнот и ручку во внутренний карман пальто и бросает взгляд на наручные часы — их маленькая беседа заняла всего полчаса, но благодаря этому он смог сделать шаг вперёд в своём расследовании.

Это действительно звучит странно, и альфа должен проверить своё предположение, прежде чем говорить об этом, однако с самого начала его что-то насторожило в этой истории. Сообщение на зеркале, перевёрнутое гнездо и… перерытые ящики с личными вещами, из которых ничего не пропало?

Изначально адвокат думал, что в шкафу сталкеру нужно было именно нижнее бельё, но сейчас, когда выяснилось, что это не так, Кейске кажется, что у него не было никакой нужды в обыске спальни омеги — лишь лишняя трата времени.

Значит, он искал что-то конкретное? Если да, то что это могло быть?

Получается, что этот цирк с гнездом и зеркалом — лишь отвлекающий манёвр, в то время как главная цель — это нечто совершенно иного рода. Тогда, сталкер ли вообще перед ними?..

В любом случае, он выжал из Чифую всё, что хотел.

— Спасибо. Ты действительно помог мне. — Сухо благодарит он, поднимаясь из-за стола. Мацуно по-прежнему продолжает сидеть на своём месте, невидяще глядя перед собой. Он совсем плох, думает Баджи, сочувствующе поджимая губы при виде огромных мешков под зелёными глазами. Вряд ли омега снова сможет пойти в университет и сидеть там оставшиеся полдня. — Советую тебе пойти домой прямо сейчас и отоспаться. Если, конечно, не хочешь напугать всех в универе своим видом живого трупа.

Чифую сонно моргает, провожая его действия расфокусированным взглядом, и Кейске почему-то хочет пригладить его спутанные светлые волосы. Но, конечно же, он этого не делает — Мацуно смотрит на него своими большими нежно-зелёными океанами, словно ожидая чего-то, и сейчас он так сильно похож на маленького сонного совёнка, что Баджи чувствует, как внутри него шевелится что-то мягкое и нежное.

«Мне только в декабре будет восемнадцать».

Точно.

Сухие губы адвоката трогает снисходительная улыбка, когда он направляется к выходу из душного, уже давно опустевшего заведения.

Он же ещё ребёнок.

— До встречи, Баджи-сан. — Спешно выкрикивает ему вслед омега и тут же сконфуженно краснеет, когда привлекает к себе внимание оставшихся посетителей. Кажется, кто-то из них давит смешок, но Кейске всё равно.

«До встречи» звучит так, будто это не последний раз, когда они видятся. А ещё… Баджи думает, что в голосе Мацуно однозначно проскользнуло что-то похожее на надежду, словно он верит в то, что они непременно столкнутся вновь.

Однако действительно ли им суждено встретиться ещё раз?

Баджи в этом не уверен. Инуи всё ещё кружит над Чифую коршуном, не позволяя ни поговорить с ним, ни приблизиться. Да и спорить с этим холодным, непробиваемым омегой — слишком изматывающее занятие, поэтому Кейске подчинится и впредь будет получать сведения от Мацуно через Сейшу.

В конце концов, разве не в этом вообще суть их знакомства, верно? Если бы не это дело, они с Чифую никогда бы не встретились, да и незачем им было бы знать друг друга.

Он не думает, что есть какой-то смысл в том, чтобы они свиделись в будущем ещё раз, а поэтому…

— Береги себя. — По-отцовски наставляет омегу Баджи, скрываясь в суете улиц и безликой толпы. Кажется, это действительно прощание.

Когда дверь за ним бесшумно закрывается, Чифую укладывает голову на свои сложенные на столе руки, сонно прикрывая тяжёлые веки и с упоением втягивая в себя успокаивающий запах летней грозы и дождя, чувствуя, как волшебным образом к нему снова возвращается умиротворение.

Адвокат в задумчивом состоянии направляется к своей машине, и, когда он оборачивается, то может видеть через большие панорамные окна кафе задремавшую за столиком фигуру омеги. Его детское лицо впервые выглядит таким умиротворённым, расслабленным и совершенно безмятежным, что у Кейске щемит за него сердце.

Он видит несколько сообщений от Саюри, в которых она интересуется, куда он сбежал, и скидывает в их чат снимки обручальных колец из одного ювелирного, спрашивая его мнение о них.

Баджи в этом не разбирается и решает пустить всё на самотёк, как всегда.

Выруливая с парковки, он отписывается ей, что скоро будет, но перед тем как вернуться в торговый центр, он решает заехать в кондитерскую за свежеиспечёнными пирожными с белковым кремом.

Всё-таки сопротивляться своей неожиданно обнаружившейся тяге к сладкому становится всё труднее.

***</p>

— Наш господин адвокат приехал похвастаться своими подвигами? — Инуи встречает его у лифта на шестьдесят пятом этаже, элегантно прислонившись бедром к стойке своей секретарши, что старательно перебирала документы с таким видом, будто вот-вот умрёт от страха перед своим начальником.

Сегодня на омеге белые, идеально выглаженные брюки и такая же приталенная жилетка поверх чёрной рубашки, а также — Баджи мысленно присвистывает — чёрные туфли prada на немаленьком таком фигурном каблуке. Он выглядит одновременно притягательно и отталкивающе из-за своей природной красоты и холодности, которые уживаются в одном теле, словно лёд и пламень.

— Обещаю: то, что я скажу, Вам точно не понравится. — Так же язвительно парирует его Кейске, буквально выдавливая из себя вежливую улыбку.

— Я даже не сомневаюсь, что Вы способны только разочаровывать, господин Баджи. — Высокомерно вздёргивает подбородок вверх мужчина, снова переводя стрелки, и плавно отталкивается от секретарской стойки. — Прошу за мной.

Они проходят чуть вперёд и заворачивают за угол. Здесь пусто и тихо, и адвокат почти уверен, что кроме них и секретарши Инуи на этаже нет ни души.

Неужели? Целый этаж под одного только Сейшу? Больше похоже на то, что Коконой держит его в персональной клетке в одиночестве, чтобы этот страшный омега не смог напасть на людей и причинить им вред.

Кабинет встречает их завораживающим видом вечернего Токио, но Баджи замечает нечто более интересное. На рабочем столе омеги стоит одинокий бокал и початая бутылка вина, в компании которой Сейшу, видимо, и проводил свой вечер.

— А мне казалось, Вы за здоровый образ жизни? — Не сдерживает смешок адвокат и берёт бутылку в руки, с интересом осматривая его. — Хм, божоле<span class="footnote" id="fn_32101210_0"></span>? Я думал, такой человек, как Вы, не пьёт ничего слабее мадеры<span class="footnote" id="fn_32101210_1"></span>.

— А я вижу, Вы ценитель. — Ворчит Инуи, занимая место в своём кресле. — И с чего Вы так решили?

— Ну… — Альфа скалит клыки, и весь его нахальный вид так и кричит Сейшу о поджидающем его подвохе. — Вы всё время выглядите так, словно готовы проглотить человека целиком.

Баджи, довольный своим подколом, стойко выдерживает холодный взгляд омеги, который мысленно нанизывает адвоката на шампур и готовит из него шашлык в загородном доме, пока Коко с Чифую неподалёку играют в волейбол.

(Ради того, чтобы вернуть те безмятежные дни в их жизнь, Инуи готов сжечь весь мир и снова искупаться в чужой крови.)

— Так что там с нашим делом? Вы нашли что-то стоящее? — Подталкивает ближе к делу Сейшу, с деланной незаинтересованностью глядя на Кейске из-под полуприкрытых век. Вино в его крови позволяет ему переносит существование адвоката в этой комнате.

— Да, во-первых, запрос на экспертизу. Необходимо установить, соответствует ли семя в гнезде тому, что было на белье. Проще говоря, мне нужно знать, это был один и тот же человек или нет. — Баджи натыкается на скептический взгляд и спешит дополнить. — У меня появилось одно предположение, на которое меня натолкнули показания Чифую.

— Потерпевшего. — Настойчиво поправляет его Инуи, раздражённый подобной фамильярностью со стороны адвоката в сторону младшего омеги.

— Потерпевшего. — Мгновенно исправляет себя альфа, почувствовав опасность в чужом запахе. Он и сам понимает, что не прав, оказывая себе подобную вольность, но странная штука — это имя продолжает вертеться на его языке. — Вы можете попросить об этом инспектора Симидзу?

— И что же это даст?

— Доказательство того, что наш сталкер не трогал потерпевшего, пока тот был в бессознательном состоянии. Ну, или наоборот. — Пожимает плечами Кейске и ухмыляется, когда лицо Сейшу бледнеет и искажается в едва скрываемом ужасе. — Да ладно, господин Инуи? Неужели Вас не насторожило отсутствие нижнего белья на Мацуно-куне, когда Вы переодевали его в чистую одежду в тот вечер?

По тому, как стройная элегантная фигура Инуи сгорбилась в кресле, а поджатые губы едва заметно задрожали, можно было сказать, что омега понимает ход мыслей Баджи.

Дверь внезапно хлопает, и до них доносится знакомый терпкий аромат бергамота быстрее, чем его обладатель успевает голосом обозначить своё присутствие:

— А, господин Баджи, какая неожиданная встреча. — Хаджиме тихо подкрадывается сзади и кладёт ладонь на плечо адвоката, сжимая достаточно сильно. Он, кажется, не очень доволен тем, что Кейске находится здесь <s>(с омегой наедине)</s>. — Я думал, мы уже уходим, Инупи.

— Подожди. — Останавливает его лёгким жестом руки Инуи, фокусируя свой взгляд на Баджи. — У тебя есть план, что делать дальше? Я могу чем-то помочь?

В один миг холодные льдинки в голубых глазах омеги словно растворились, и теперь в них вместо покрытых километровыми слоями снега айсбергов теплилась надежда напополам с отчаянием.

— Да, но, боюсь, моё решение не понравится Вам. — Опешивший от такой готовности Сейшу содействовать ему Баджи помедлил с ответом.

Шанс того, что с ним согласятся, едва ли превышает один процент.

Но, опять же, другого выхода у них нет.

— Я хочу, чтобы Мацуно-кун переехал обратно в свою квартиру. — Как только альфа произносит последнее слово, кабинет снова погружается в тишину.

Ровно до тех пор, пока, спустя минуту, Инуи холодно произносит уже знакомое:

— Исключено.

И тогда Кейске переводит взгляд на незаинтересованного всей этой беседой Коконоя в поисках поддержки.

— После осмотра спальни Мацуно-куна я пришёл к выводу, что он вряд ли просто сталкер. — Начинает альфа, понимая, что они не дадут ему добро, пока не узнают, с чем имеют дело. — Он перерыл шкаф, обыскал каждый ящик в нём. Он искал что-то в этой квартире, в личных вещах потерпевшего.

— И что же он искал? — Лениво уточняет старший альфа, пока Инуи с привычной маской холодности и безразличия на лице молча внимает доводам Баджи.

— Я не знаю. — Выдыхает адвокат, вновь ощущая себя беспомощным. Его теория имеет смысл лишь в том случае, если у Чифую в доме действительно есть что-то стоящее. Что бы то ни было, оно было основной целью преступника. — Поэтому я и прошу на время переселить потерпевшего обратно в его квартиру. У нас недостаточно информации, чтобы двигаться дальше.

— А если преступник вернётся за ним? — Недоверчиво хмыкает Инуи, и весь его вид так и кричит об однозначном отказе. Баджи почти сдаётся перед его непоколебимостью.

— Этого я и добиваюсь. — Честно признаётся Кейске и смотрит только на Хаджиме, теперь серьёзно задумавшегося, кажется, впервые проявляющего участие в этом деле.

Сейшу поражённо хлопает глазами, открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на сушу. Всего за пару секунд он показывает куда больше признаков жизни, чем за всё то время, что Баджи знает его. И, когда Инуи разражается истеричным смехом, альфы не решаются сказать ему ни слова.

— Послушай, господин… нет, ты, кусок дерьма, — Вальяжно начинает не успевший успокоиться Инуи. Его губы, растянувшиеся через силу в язвительной улыбке, дрожат от адреналина и ярости в его крови. — Ты куда больше похож на мелкого никчёмного детектива, чем на то, как о тебе кричат на каждом углу. Твоя слава… хм, почему я вообще подумал, что ты сможешь что-то сделать? Тебя почитают как бога, страшатся как дьявола, но знаешь… ты не стоишь и гроша.

Баджи непроизвольно дёргается, словно от ожога, исподлобья прожигая Инуи взглядом. Все эти слова… Он где-то их уже слышал прежде.

<s>«Никчёмная псина, отцепись от меня, вот пристала же!».</s>

<s>«Ты и твой мелкий сосунок и гроша не стоите».</s>

Темнота. Непроглядная, пугающая, которая встречает его родными объятиями.

Он видел это много. Много. Очень много раз.

Каждый раз одно и то же. По кругу. Изо дня в день.

Когда всё это закончится?

<s>«Так давай! Убей меня!»</s>

Баджи обнаруживает, что до боли стискивает челюсти, сжимая ладони в кулаки до побеления и многозначительного хруста собственных костей. Облако перед глазами рассеивается, а его самого вновь отбрасывает в светлое настоящее, где он стоит перед Инуи и Коконоем в тишине кабинета, за панорамным окном которого весь вечерний Токио как на ладони.

Хаджиме, которому надоели игры этих двоих, которые никак никогда не могут договориться друг с другом, решает взять всё в свои руки.

— Хорошо, пусть будет так. Раз у нас нет выбора, остановимся пока на том, что Чифую переедет обратно в свою квартиру. — Рассудительно замечает старший альфа, оглядывая присутствующих тяжёлым взглядом. — Я надеюсь, это принесёт свои плоды.

Сейшу резко подскакивает со своего кресла, упираясь ладонями в стол, неверящим взглядом впиваясь в его лицо.

— Коко, ты не посмеешь!..

— У тебя есть альтернатива? Ты можешь поделиться с нами своими предложениями, Инупи. — Осаждает его Коконой, и его голос впервые звучит так отчуждённо при разговоре конкретно с ним. — Я не могу угождать каждому твоему капризу, потому что сейчас ты противоречишь сам себе. Ты больше всего на свете жаждешь защитить Чифую, но отвергаешь единственную возможность сделать это. Ты хочешь что-то получить, при этом ничем не жертвуя? Ты должен понимать, как никто другой, что промедление в нашей ситуации может дорого обойтись, и единственный выход, который у нас есть — это риск.

Сейшу не отвечает. Ему просто нечего сказать в ответ.

Кейске отступает назад, когда властная фигура Хаджиме проходит мимо него, останавливаясь позади Инуи. Его ладони мягко опускаются на плечи омеги, а феромоны в воздухе тяжелеют и оседают вокруг них обоих, словно ограждая от остального мира нерушимой стеной.

И когда Коконой снова нарушает молчание, опустошённое, бледное лицо Сейшу больно обжигают горячие слёзы:

— Мы ведь уже делали это прежде. Аканэ… — Беспомощный всхлип срывается с губ омеги, и он, наконец, срывается, утыкаясь лицом в грудь Хаджиме, который с готовностью принимает его в крепкие объятия, с особенной, не свойственной ему нежностью поглаживая дрожащую спину.

Адвокат ловит на себе взгляд старшего альфы, лицо которого по-прежнему пустое и скучающее. Но всë это его напускное безразличие — такая же повседневная маска, которая может дать трещину, если его хорошенько приложить головой о реальность.

У Инуи от одного такого удара она сломалась.

И теперь ему очень больно — как будто жизнь со всей силы ударила его по лицу.

— Вы не оставите нас? — Сухо улыбается ему Коконой, и Баджи не находит в себе наглости отказать. — Я распоряжусь, чтобы Чифую завтра же вернулся в свою квартиру.

Кейске кивает старшему альфе в ответ, и, когда адвокат покидает кабинет, едва слышно притворяя дверь, Инуи, наконец, подаёт голос:

— Мы снова переживаем это, да? — Омега потирается холодным носом о его шею, вдыхая родной запах, и Хаджиме оставляет лёгкий поцелуй в светлых волосах Сейшу, пустыми глазами глядя поверх чужой макушки на город за окном.

— Я бы сказал, что прошлое настигает нас.

Когда Баджи плавно выруливает с подземной парковки, его встречает освещённый светом неоновых вывесок и тусклых фонарей ночной Токио, в котором сутками напролёт кипит жизнь. Под открытым звёздным небом пахнет свободой и юностью, которые идут всегда бок о бок и никогда — врозь. Но, игнорируя всеобщую жизнерадостность, адвокат стискивает зубы и разгоняется на почти пустой дороге, непривычно беспокойный.

Перед глазами то и дело мелькает мутный образ мертвенно-бледного заплаканного лица Мацуно Чифую, который, ни в чём невиновный, так несправедливо расплачивается за чужие грехи.

Он приходит к мысли, что, если такая штука, как судьба, существует, то её ирония — худшее наказание из всех возможных.

Поэтому, когда спустя неделю затишья посреди ночи он слышит глухие рыдания Чифую в трубке, Баджи не смеётся.