Embarrassed (1/2)
Солнечный свет бьёт прямо в глаза, отдаваясь светло-розовыми бликами под веками. Он раздражённо морщит лицо и фыркает, совершая попытку перевернуться на другой бок, но натыкается на маленькое тельце позади себя и тонкую руку, переброшенную через свою талию.
Саюри не любит просыпаться слишком рано. Это осталось у неё ещё со студенческих времён, что было не так уж и давно, поэтому Баджи может её понять. Сам Кейске, конечно, исправно поднимается по будильнику, будучи щепетильным в вопросах пунктуальности и своего расписания.
Они слишком разные, но не предвзяты друг к другу — по правде говоря, это самые гармоничные отношения, которые когда-либо были у альфы.
Однако сегодняшнее утро — исключение: Баджи чувствует возню под одеялом, но не поворачивается, не очень-то заинтересованный. Цепочка маленьких поцелуев от загривка до ключиц заставляет его выдохнуть — не возбуждённо, а устало.
— Ты же не оставишь меня в покое, да? — Скорее утверждает, чем спрашивает, Кейске, не выказывая сопротивления, когда девушка седлает его бёдра. Он не против утреннего секса, но уж точно не собирается проявлять инициативу, поэтому отдаёт себя в умелые руки своей невесты.
Когда они заканчивают на часах 9:03.
Но, по идее, у них обоих отпуск, так что следить за временем теперь необязательно.
Баджи из-под полуприкрытых век наблюдает за Саюри: её узкие плечи и спина усыпаны милыми родинками, а на левой ягодице маленькое родимое пятнышко в форме кленового листа, которое становится особенно заметным, когда омега, полностью обнажённая, бесстыдно пересекает комнату и наклоняется, чтобы взять халат с кресла.
Она расслаблена и разморена, как и обычно бывает после секса. Однако острый нюх Кейске улавливает беспокойство в её запахе, но он не собирается заострять на этом внимания. Альфа по опыту знает: если бы у Саюри были к нему вопросы — она бы, не стесняясь, задала их.
До него доносится шум воды из ванной, примыкающей к их спальне, и он прикрывает глаза, желая не уснуть, но полежать подольше. Он уже давно не позволял себе такого отдыха, и только сейчас понимает, как ему этого не хватало.
Он не присоединяется к своей омеге в душе: на самом деле, мыться вместе по утрам не так уж и романтично, как обычно это изображают в фильмах. Баджи любит принимать душ в одиночестве — один из немногих моментов, когда он может побыть наедине со своими мыслями.
Альфа глядит на себя в запотевшее стекло, но не ужасается открывшейся картины — слишком привык. Под глазами огромные мешки, прибавляющие к и так уже хорошей цифре ещё пару лет; глаза с лопнувшими капиллярами, осунувшееся лицо. Он, конечно, осознаёт, что не молодеет, но чтобы в его неполные тридцать выглядеть как заебавшийся сорокапятилетний отец-одиночка, тухнущий целыми днями в офисе — это надо постараться.
Совсем не под стать Саюри.
Его невеста младше него всего лишь на четыре года, но её обычно принимают за ученицу старших классов благодаря её миниатюрности и тонким чертам лица, всегда радостно улыбающегося и светящегося всеми красками счастья.
Саюри будто создана для любви, которую Баджи никогда не будет в силах воздать ей в полной мере.
Когда Кейске заходит на кухню, омега уже заканчивает с приготовлением завтрака, сервируя его на двоих. Это настолько обыденное и приевшееся зрелище, что Баджи даже не глядит в её сторону, как и она — в его.
Но за всё это утро беспокойный запах девушки так никуда и не исчез, и если сначала адвокат думал проигнорировать это, то теперь, когда её тревожные феромоны набирают силу, он не может продолжать делать вид, что всё в порядке.
— Что-то случилось? — И как он только не заметил прежде, что на лице Саюри нет её привычной широкой улыбки, да и не болтает она, как обычно.
Неожиданно для себя альфа замечает, как она сжимает вилку в свободной руке настолько, что её костяшки белеют на глазах. Губы девушки поджаты, будто она вот-вот расплачется, и Баджи очень не нравится её крайне задумчивый вид.
Саюри работала в цветочном магазине, собирала просто восхитительные букеты на заказ, а ещё рисовала прекрасные картины, коими обвешаны стены их квартиры. Её работа не была пыльной и нервной, как у Баджи, поэтому она могла себе позволить жить в покое и тихом счастье.
Поэтому раздражение, досада или даже злость не только никак не вязались с уже построенным образом кроткого ангела, но и абсолютно не шли её миловидному лицу.
— От тебя до сих пор воняет, даже после секса и душа. — Девушка кривит рот в отвращении, громко отодвигая от себя тарелку с завтраком. От одного только вида жареного бекона и яиц её начинает тошнить. — Где ты был вчера?
Баджи закатывает глаза, делая обжигающий глоток чёрного кофе, понимая, к чему всё идёт.
Но, если и есть что-то, что Кейске не любит в своей невесте, так это её зашкаливающую ревность и опеку.
— Я ездил в Окружной суд, ты что, забыла? — Альфа продолжает методично поглощать завтрак, снисходительно объясняя Саюри всё, как маленькому ребёнку. — Я выиграл прения, кстати.
— Какой суд, какие прения? Ты держишь меня за дуру, Кейске? — Она злобно шипит на него, показывая клыки. Её глаза блестят от сдерживаемой ярости, и всё это настолько ново для адвоката, что он опешивает. — Да от тебя за километр несёт омегой!..
— Ну да, а как иначе? — Тяжело хмуря густые брови, парирует её Баджи и демонстративно поднимает вверх ладонь, чтобы она могла видеть его помолвочное кольцо. — Ты — моя омега. Мы живём вместе и делим одну постель. Саюри, мы почти женаты, чёрт возьми. Было бы странно, если бы на мне не было твоего запаха.
— Но пахнет не мной. — Смаргивая слёзы, сдавленно шепчет девушка. Она ещё более нежная и капризная натура, чем орхидея, умирающая у них на балконе стабильно два раза в год. — Это точно не Майки и не Казутора. Поэтому я спрашиваю тебя — почему от тебя несёт, как из грёбаной кондитерской?!
Баджи замирает с вилкой у рта, его глаза расширяются, когда он, наконец, осознаёт.
Суд. Инуи. Та квартира. Тот запах.
Который, видимо, всё ещё остался на нём после того, как на протяжении нескольких часов дразнил его внутреннего альфу своей ненавязчивой сладостью, от которой во рту вскипала слюна.
Кейске откладывает столовый прибор на тарелку с почти нетронутым завтраком.
Внезапно он ощущает, что ему прямо сейчас до смерти хочется какого-нибудь заварного пирожного — настолько, что от одного только призрачного ощущения нежного крема на языке сводит вкусовые рецепторы.
Он неспешно потягивает свой утренний кофе. Привкус недавно съеденных яиц и бекона кажется особенно омерзительным, и Баджи начинает тошнить.
— Это мой клиент. — Спешит успокоить её Кейске, теперь прожигающий взглядом большое окно позади омеги.
— С каких пор ты имеешь дела с неспаренными омегами? — Неудивительно, что Саюри и это учуяла — кажется, Чифую насквозь пропах чистотой и невинностью, отчего даже по остаточным ноткам можно судить о том, что он несвязанный. — Ну и как, сработались? — Язвительно поинтересовалась девушка, хотя дрожащие губы выдавали её нервное состояние.
Интересно, когда она заметила на нём чужой запах? Если ещё вчера вечером, то почему только сейчас заговорила об этом?
— Прекрати. — Со сталью в голосе отчитывает её Кейске, глядя на свою невесту с долей раздражения. — Ему всего восемнадцать, да он мне в сыновья годится!..
(Где-то глубоко внутри — там, куда Баджи предпочитал не заглядывать, руководствуясь лишь рациональным мышлением, — едва ощутимо кольнуло разочарованием от этого факта и снова затихло, словно ничего и не было.)
— Подожди, твоим последним клиентом был, кажется, какой-то странный невменяемый альфа, застреливший в кабине лифта своего друга, а значит… — Саюри, приложив сжатые в маленький кулачок пальцы к подбородку и нахмурившись, усиленно размышляла какое-то время, пока ответ, лежащий прямо перед носом, не заставил её громко возмутиться. — Кейске, ты что, берёшь новое дело? Ты же обещал, что возьмёшь отпуск!
— Я и взял отпуск. — Баджи, ожидавший её криков по этому поводу, невозмутимо пожимает плечами, словно он не при чём. — Я веду расследование и действую независимо от агентства по просьбе одного человека. Его сына преследует какой-то больной на голову маньяк.
Саюри укоризненно глядит на него так, словно он самым жестоким образом предал её.
— Ты обещал мне. — Снова повторяет она старую песню, и от её грустного голоса альфа даже чувствует некоторую вину.
— Прости. — Раскаивается Баджи, неуверенно накрывая её руку своей, горячей — маленькая ладонь омеги тонет в его собственной, и это, наверное, должно приносить хоть какой-то трепет, но всё, что чувствует именно он — желание побыстрее покончить с этим неудобным разговором. — Мне жаль, но я не могу отказать им сейчас.
Да, иначе Инуи найдёт его даже на другом конце света и размажет голову адвоката об стену.
Такая себе перспектива.
— Тебе нужно научиться расставлять приоритеты. — С тоскливой улыбкой качает головой девушка, принимая своё бессилие перед карьеризмом будущего мужа. Баджи устало натягивает ответную улыбку, на самом деле благодарный Саюри за её понимание. — Ну, у тебя ведь всё равно свободное расписание, так?
Альфа, озадаченный поиском подвоха в этом вопросе, запоздало кивает, надеясь, что не подписывает себе приговор на поход по магазинам или куда-то ещё.
— Тогда мы едем за обручальными кольцами! — Саюри вбивает последний гвоздь в крышку его гроба, хлопая в ладоши и подскакивая со своего места, чтобы маленьким ураганом унестись в спальню переодеваться.
Он до последнего надеялся, что подготовка к свадьбе никак его не коснётся, но омега из раза в раз отчаянно вовлекала его в это, поэтому сейчас, только один раз, Кейске решает уступить. Всё же, он чувствует угрызения совести за утренний инцидент и вину перед Саюри за то, что принёс на себе запах чужого омеги к ней в гнездо. Она, должно быть, чувствовала себя просто ужасно всё это время.
Баджи одним глотком допивает уже подостывший кофе и, оставив грязную чашку в раковине, решительно направляется в ванную.
(Он решает принять душ ещё раз.)
***</p>
Поход за кольцами ожидаемо превратился в самый что ни на есть банальный шоппинг. Альфа больше всего ненавидел бессмысленную трату времени, но Саюри он готов был простить в этот раз даже то, что все эти разномастные пакеты с логотипами громких брендов приходилось таскать ему.
Но самое главное, что они ещё даже не дошли до ювелирного, в который изначально и направлялись.
Баджи, на самом деле, абсолютно всё равно — он не привык жаловаться на сложности, особенно на такие мелочи, потому что, как он думал, худшие годы его жизни, наполненные нескончаемым ужасом и безысходностью, всё ещё оставались позади. Ему не сложно посвятить один день своей невесте, если ей так не хватает их совместного времяпровождения.
Саюри считает, что они мало разговаривают.
Кейске думает, что в его жизни слишком много Саюри.
Они так и не доходят до ювелирного: его омега утягивает его в очередной бутик, светящий матовой вывеской, на которую молодые покупательницы с набитыми до отвала кошельками слетаются, словно мухи на мёд. Саюри, сверкающая его чёрной банковской карточкой и своей обворожительной улыбкой — не исключение.
Баджи вытягивает свои длинные ноги, сидя на белом кожаном диване, пока его невеста подбирает себе какие-то то ли платьица, то ли блузки на вешалке рядом с ним. У альфы всё такое же бесстрастное и усталое лицо, как и всегда, и девушка уже привычно молча недоумевает, как он может всё время чувствовать себя настолько паршиво.
На маленьком столике перед ним лежат какие-то модные журналы, сверкая глянцевыми обложками с супермоделями, актрисами и просто успешными омегами. Он никогда не признается себе, что, лениво перелистывая их страницы, он ожидал увидеть что-то, а точнее кого-то знакомого.
Кого-то, кто восхитительно пахнет, как какой-то невыносимо сладкий десерт из кондитерской.
Думая о нём сейчас, Баджи мысленно строит примерный план своего расследования. На часах за полдень, так что, скорее всего, он уже не дождётся от Чифую звонка. Это осложняет дело в разы, но, если опираться на предположение, что сталкер — кто-то из тех, с кем потерпевший общается достаточно близко, чтобы обращаться к нему на «Фую-чан», то стоит попробовать установить прослушку на телефоне Мацуно или устроить за ним слежку в течение учебного дня.
Однако если обо всём этом узнает Сейшу, то Баджи можно будет заранее заказывать себе место на кладбище.
Вот если бы знать хотя бы пару лиц, с которыми Чифую общается близко…
Раздражающе-счастливый смех выдёргивает его из размышлений, и когда альфа поворачивает голову в его сторону, чтобы одарить своим холодным пронизывающим взглядом источник противного шума и заставить его заткнуться, перед его глазами предстаёт не самая приятная картина.
За углом, возле примерочных, откуда продолжали доноситься странные звуки, можно было увидеть нечёткие очертания двух фигур. Они, словно не замечая того, что находятся в общественном месте, из раза в раз сливались в каких-то слишком уж грязных и беспорядочных поцелуях.
Баджи уверен — так целуются лишь неопытные подростки, полные необъяснимой, ещё не растраченной страсти и любви к жизни.
Как в последний раз.
Как будто это всё, что имеет значение.
Восхищённый вздох замершей на месте с вешалкой в руках Саюри заставил Кейске обратить на неё внимание. Она явно была взволнованна не меньше тех двоих, её ладони непроизвольно сжимали мягкую ткань платья, которое она собиралась примерить, а щёки покраснели, словно она была девственницей и впервые смотрела порно.
Не нужно было быть гением, чтобы понять, что она представляла себя на их месте. Как Баджи точно так же прижал бы её к стене, нетерпеливо покрывал бы её тело поцелуями, рычал бы в ухо что-то неприличное…
Баджи почти смеётся над ней — всё это будто вырезка из сёдзё-манги, которую читают глупые подростки, тяжело переживающие пубертат. Он считает себя слишком далёким от этого, слишком старым для подобных авантюр.
Он слишком стар, чтобы отдаваться страсти в тёмных углах общественных мест.
Он слишком стар для горячего утреннего секса в душе — под обжигающим напором воды и при запотевшем зеркале.
Он слишком стар для того, чтобы у него могло снести крышу от чьего-то запаха, тела или существования.
Альфа думает, что всё это — удел совсем ещё молодых, пышущих юностью и любовью к жизни ребят, которые готовы предаваться своей слепой любви, но не готовы разочароваться в ней.
Сейчас, когда Баджи думает об этом, перед глазами ясно рисуется образ Мацуно Чифую. Он наверняка тоже глядит на мир так по-детски наивно, переполненный радостью, ожиданием и волшебством лежащей впереди жизни, своими чистыми нежно-зелёными глазами, которые так сильно напоминают Кейске о нескончаемом, тёплом лете, что Баджи за него почти что больно. Кто может знать, сколько раз его невинное сердце ещё разобьётся? Сколько слёз он прольёт в будущем? Сколько боли отразится в его прекрасных глазах?
Сколько будет достаточно, чтобы он сломался, как чёртова кукла, которую нельзя не испортить своими прикосновениями, но так хочется потрогать?
В этот момент он понимает Инуи, как никогда. Нужно быть идиотом, чтобы не понять, насколько та среда, в которой живут и Сейшу, и Коконой, отличается от привычного для людей мира. Их руки по локоть в крови, они погрязли в нелегальных сделках и махинациях, но продолжают гордо восседать на горе трупов, которые проложили им дорогу в поднебесье.
Моральные принципы — крайне растяжимое понятие. И, пока Баджи испытывает вину за неоправданные надежды и несдержанные обещания, эти двое не терзаются муками совести, и кошмары их наверняка не мучают.
Тяжело воспринимать то, что Чифую появился на этот свет, заранее обречённый стать частью их мира.
Опустошённый, холодный, как айсберг, Инуи.
Жестокий властолюбивый тиран Коконой.
И ещё сотни, тысячи портретов злодеев в этой нескончаемой галерее беспощадных палачей.
Есть ли среди них место для светлого, неиспорченного деньгами и властью Мацуно? Найдётся ли в этом тесном, кипящем кровавом котле уголок для сломанной тряпичной игрушки?
Даже если омега пока остаётся в неведении обо всём этом, он не сможет избежать своей участи. И Сейшу Инуи понимает это не хуже Кейске.
Понимает, но почему-то продолжает придерживать окровавленные ладони у глаз Чифую, спиной закрывая обзор на изуродованные тела умерших по их вине людей, которым нет конца, которых невозможно сосчитать.
И какой-то одержимый сталкер — лишь верхушка айсберга, одна из самых безобидных вещей, которые обязательно произойдут с омегой, как бы он не старался этого избежать.
— Знаешь, о чём я думаю? — Прерывает поток его мыслей Саюри, и Баджи впервые действительно интересно, что сейчас творится в её голове. — Они же такие молодые, подростки, наверное. Наш ребёнок… неужели он тоже будет таким? Мне как-то не по себе от этого.
Его острый взгляд снова впивается в две фигуры, теперь уже почти что раздевающие друг друга. Кейске и сам с трудом может представить, как через восемнадцать лет его собственный ребёнок будет также зажиматься по углам, утопать в кричащих инстинктах, подчинять или подчиняться, и всё это будет вне его контроля. В конце концов, он будет обыкновенным подростком, ребёнком — таким же юным и беззаботным, как эти двое, как Чифую…
Он ведь тоже ещё совсем ребёнок, верно?
— Я постараюсь воспитать его так, чтобы он не осквернял примерочные в торговых центрах. — Демонстративно морщится адвокат и прячет лёгкую улыбку, когда слышит игривый смешок своей невесты.
— Тогда он будет таким же заносчивым, как ты.
— Было бы здорово, если бы наши дети были похожи на тебя. — Задумчиво делится альфа, получая в ответ удивлённый взгляд карих глаз. — Я не хотел бы смотреть на них и видеть такого же себя, только ещё большего идиота, который даже не умеет подтирать зад.
— Ну, ты тоже когда-то был таким. — Саюри выбирает несколько вещей и направляется к многострадальным примерочным, специально громко цокая каблуками, чтобы предупредить пубертатную парочку о своём присутствии.
— Я отнесу пакеты в машину. — Бросает ей вслед Баджи, поднимаясь на ноги, которые уже порядком отекли.
До подземной парковки молла он добирается за несколько минут, однако на поиск машины уходит чуть больше времени, и Кейске мысленно самоуничтожается, чувствуя, как руки просто отрываются от бесконечного числа сумок.
Ровно в тот момент, когда он беспорядочно забрасывает покупки своей невесты в багажный отсек, его телефон вибрирует в кармане, предупреждая о входящем вызове.
Номер неизвестен, и это нисколько не смущает, так как в дневное время ему часто звонят новые клиенты. Он просто принимает вызов, готовится ответить отказом на просьбу нанять его адвокатом, однако первые пара секунд гробовой тишины не дают сбросить звонок.
— …Баджи-сан? — Робкий голос из динамика заставляет альфу поражённо замереть у открытого багажника, когда он узнаёт его.
— Да… да, это я. — Подтверждает Баджи, чувствуя, как надежда вновь расцветает в нём. — Ты решился рассказать мне что-то?
— …Не по телефону. — Спустя пару секунд неловкого молчания отвечает Чифую. — У меня сейчас обеденный перерыв между парами. Мы можем встретиться через пятнадцать минут в кофейне «Изаёй»? Это в Минато, рядом с университетом Кэйо.
— Конечно, я уже выезжаю. — Кейске садится за руль своего серого ягуара. Ему повезло, что он сам находится в Минато, так что, с учётом пробок в такое время, он должен приехать как раз во время. — Спасибо, твоё сотрудничество очень поможет мне.
— Я… конечно. Вам не нужно благодарить меня. — Баджи усмехается смущённому бормотанию этого неловкого парня, но предпочитает просто отключиться, чтобы не сделать их отношения ещё более неудобными.
(Мацуно на другой стороне провода прикладывает телефон к груди, где взволнованно, словно загнанная птица, бьётся его сердце.)
***</p>
Найти ничем не примечательную кофейню, расположенную на первом этаже небольшого жилого здания в пять этажей, оказывается непросто. Баджи сначала забил в навигаторе, потом объездил окрестности в поисках вывески и только после всего это, сдавшись, решил поспрашивать местных.
Один студент с яркими крашеными волосами и самой ужасной в мире причёской, напоминающей фарш, как-то странно оглядел сначала машину Кейске, потом его самого, но, в конце концов, всё же объяснил как через закоулки и дворы подъехать к «Изаёй».
Внутри оказалось много студентов, каждый из которых посчитал своим долгом посмотреть на него, как на какую-то супер крутую игрушку на витрине магазина. Адвокат мог их понять — всё же он, взрослый тридцатилетний альфа, одетый в дорогое пальто, с массивными часами на запястье, минуту назад припарковавший ягуар прямо перед окнами кофейни, никак не тянул даже на третьекурсника. К тому же, своим появлением он действительно привлек внимание зевак, ожидающих свой заказ, — влетевший в помещение и теперь старательно выискивающий в толпе знакомое лицо.
— Баджи-сан? — Негромко позвали его совсем рядом. Альфа опустил взгляд вниз, чтобы наткнуться на тревожное выражение лица Мацуно.
— Прости за опоздание, долго искал это место. — На ходу извиняется он, занимая место напротив омеги. Баджи без доли смущения рассматривает Чифую на предмет повреждений или просто изменений, отчего щёки парня стремительно краснеют.
За одни только прошедшие сутки его и без того нездорово бледное лицо посерело и осунулось, а синяки под глазами стали ещё больше из-за наверняка беспокойного сна. Его ещё вчера бывшие непростительно милыми щёки впали — почти незаметно, но Баджи настолько детально только пару часов назад воспроизводил в памяти лицо Чифую, поэтому мог с уверенностью утверждать, что это так.
Кейске было больно смотреть на него, такого нервного и потрёпанного, дёргающегося от каждого звука, со страхом всматривающегося в лица незнакомцев.
— Ты не очень хорошо выглядишь. — Решает вслух подметить адвокат, кладя на стол свой блокнот и деловито откидываясь на спинку диванчика, прожигая хмурым взглядом Мацуно. — Не спал?
— Это так заметно? — Давя усталую улыбку, задаёт скорее риторический вопрос парень. — Каждый раз, когда я закрывал глаза, мне казалось, что он стоит в углу комнаты и наблюдает за мной. Вы бы смогли уснуть вот так?
— Ты всё ещё живёшь в своей квартире? — Альфа постукивает ручкой по поверхности стола, размышляя о том, стал бы сталкер приходить тогда ещё раз или настиг бы Чифую в другом месте?
— Нет, Сейшу-сан забрал меня обратно в особняк к нему и отцу. — Сразу же опровергает его предположение Мацуно, качая головой. — Я ни за что больше не вернусь туда. Даже под дулом пистолета.
— Это из-за…? — Баджи, испытывая дикую неловкость, не решается закончить свою мысль. Он и так уже посягнул на многие личные вещи омеги — даже был в спальне того и вдыхал его запах, не имея на то никакого права.
«Это из-за твоего гнезда?».
— Да, но не только из-за этого. — Словно прочитав его мысли, отвечает Чифую, лёгкой ободряющей улыбкой показывая, что он в порядке, и их разговор не давит на него. — Мне всё время кажется, что он может прийти ко мне в тот момент, когда я буду особенно… беззащитным, и тогда он воспользуется этим.
Сначала Кейске понимающе кивает, думая, что омега имеет в виду то, что этот чёртов ублюдок может навестить его ночью, пока Мацуно крепко спит. Но когда альфа замечает, как Чифую стыдливо отводит взгляд, густо краснею щеками и даже шеей, до Баджи, наконец, доходит.
Он вспоминает, что конкретно у омег есть куда более уязвимое состояние, нежели сон.
Оу.
Так у него скоро.?
— Поэтому меня контролируют и заставляют отписываться каждые полчаса, сообщать где я и с кем. — Измученный такой опекой Чифую тяжело выдыхает, и адвокат догадывается, чья именно это идея.
— Послушай, Чифую. — Вкрадчиво начинает Кейске, надеясь, что не слишком наседает на омегу. В конце концов, ему нужно построить с потерпевшим доверительные отношения, а не сделать пропасть неловкости между ними ещё больше. — То, о чём мы будем говорить сейчас… может тебе не понравиться. Я знаю, что тяжело говорить о таких вещах, но ты тоже должен понять — сейчас каждое твоё слово имеет ценность. Будем откровенны друг с другом, ладно? — Баджи не может не надавить на него, потому что не знает, как ещё донести до этого ребёнка всю серьёзность происходящего.
Это же не игры, чёрт возьми.
Мацуно кивает, удивлённый словами и настроем альфы, и даже садится ровнее на своём месте, как послушный мальчик. Его большие зелёные глаза становятся стеклянными, сосредоточенные на фигуре адвоката, и от него так и веет суровым осознанием важности этого момента.
Баджи молится богу, потому что этот паршивец так похож на гребаного Инуи прямо сейчас!..
Где же альфа согрешил, что раздражающий Сейшу досаждает ему даже в своё отсутствие?
— Для начала расскажи мне о том, где и как ты проводишь время с друзьями? — Приступает к делу адвокат, начиная делать заметки в своём блокноте. — У тебя же есть друзья?
— У меня один лучший друг со времен средней школы. — Включается в беседу омега, насильно заставляя себя отпить немного горячего пряного чая, который воняет так, что перекрывает собой чистый природный запах Чифую. Тем лучше, думает про себя Баджи. — Он бета и у него есть девушка, омега. Обычно мы втроём просто ходим по магазинам или в кино. Пару раз ходили в клуб, но мне не нравилось там.
— Потому что альфы приставали к тебе, да?
— Нет, просто… тяжело быть единственным трезвым, пока все остальные выпивают. — Альфа непонимающе хмурит брови.
— У тебя непереносимость алкоголя?
Чифую внезапно снова тушуется, упирает свой взгляд в пол, пока его тихий голос эхом разносится в голове Баджи:
— По закону мне ещё нельзя. — Губы Мацуно дрожат, когда он, словно извиняясь конкретно перед Кейске, с сожалением в голосе поясняет:
— Мне только в декабре будет восемнадцать.
Кейске от шока аж выронил ручку.
Он же всё ещё несовершеннолетний.
(Они не смотрят друг на друга, но думают, кажется, об одном и том же.
Эта пропасть между ними продолжает расти с каждой секундой, с каждым чёртовым словом, сказанным осознанно и по существу, и всё это — абсолютно всё вокруг — неминуемо приближает их к правде.
Они совершенно точно не были созданы друг для друга. И даже если это странное притяжение между ними отдаётся болезненным покалыванием в груди и на кончиках пальцев, разница в их статусе и возрасте слишком велика.)
Чифую поджимает губы, готовый вот-вот расплакаться без причины, прямо как в детстве, когда Инуи запрещал ему есть больше двух конфет после обеда, потому что от сладкого гниют зубы. Он хочет, чтобы альфа сказал ему что-то, — абсолютно всё равно, что именно он скажет, только бы не сидел с таким каменным задумчивым лицом.
Это всего лишь вторая их встреча, но почему-то при взгляде на чужую ладонь, на которой, словно издеваясь, блестит помолвочное кольцо, Мацуно не может отделаться от липкого чувства потери.
Он сам не знает, почему внутри стремительно образовывается такая противная пустота.
— Я понял. — Добивает его крайне спокойный голос адвоката, который что-то снова заносит в свой блокнот. Взгляд Баджи максимально незаинтересованно скользит по Чифую, а после также бесцветно утыкается в собственные записи. — Какие у тебя отношения с альфами?