Домой, в Париж… (2/2)

— Летом 1993 дядя принес мне дневник. Там история такая, что остросюжетный роман получится, но нам важно другое. Судя по тому, как исполнено это заклинание, Том зашил инструкции по открытию Тайной комнаты в 1943 году, пока была свежа память. Но потом, многим позже, он сделал с этим дневником что-то еще. И за десятилетия эта магия пошла в симбиоз.

— Хочешь сказать, что оно настоялось, как вино?

— Скорее забродило. Но эта книжка ключик к тому, почему Том не умер.

— И почему же?

— Пока это подтверждает слова Регулуса.

— Но ты мне их не скажешь?

— Как только я скажу это вслух, то обвиню Тома в страшном преступлении и поверь, Визенгамот может там усраться, но после такого судить Тёмного Лорда будем мы.

Антонин вертел в руках бокал, после спросил:

— Кто-нибудь ещё знает об этом? Просто мне и Римусу лучше не знать до самого конца, мы слишком много времени проводим с Томом.

— Дядя и Джарет. Наш дружок был тут в тот день на примерке. Джарет и сказал мне кое-что интересное. У них как-то с Томом состоялся разговор, в котором Джарет, тварь такая, раскрыл Тому факт, что я могу видеть человеческую душу и у Тома она определенно есть. Вот на это замечание Джарета Том прошептал: «Значит это не сработало». Это подтверждает, что он экспериментировал с этим ритуалом. Дневник подтверждает, что у него получилось. То, что он не сгинул после уничтожения дневника наводит на мысль, что получилось у него больше раза. Это объясняет все метаморфозы с его хлеборезкой. Но нет объяснений почему, к седой горгулье, я все эти годы видела в нём душу! И поверь, она что в 16-ть, что в нашу последнюю встречу, когда ему должно было стукнуть 53-и, ни черта не изменилась.

— Я не буду думать, к какому ритуалу ведет твой рассказ, — Антонин залпом допил виски, подхватил бутылку и налил себе ещё.

— Ты была не права, когда сказала, что некого поднять, — продолжил Антонин. — У Тыковки и Регулуса есть еще три года, а у Лили и Джеймса и того — пять лет. И готов поставить все деньги, что принес мне Джарет, на то, что ты знаешь, где Дары Смерти.

Амелия мрачно взглянула на него. Она знала, что Антонин говорит верные вещи, но ей не хотелось втягивать всех в её крестовый поход. Потому что в данный момент истории Амелия даже не представляет, в какую цену это все обойдется. Но в одном она призналась Антонину:

— Я не знаю, где воскрешающий камень.

— Два из трех уже не плохо. А те деньги, что Джарет мне еще подкинет, ставлю на то, что ты знаешь кого из нашего круга уже сейчас можно посвятить в Анеглы Смерти.

Амелия не спешила с ответом, допила виски, поставила пустой бокал на стол. И, под испытывающим взглядом Антонина, произнесла:

— Элис Пак. На работе она подхватила одну неприятную хворь, но силой целителей и вейл смогли вернуть её в мир живых. Сейчас она прекрасно себя чувствует и работает дальше. Девочка, соприкоснувшаяся с дневником Тома, Джиневра Уизли, кажется. Гарри Поттер и его подруга Гермиона Грейнджер, надеюсь эта тенденция не коснется его друга Рональда Уизли. Гермиона пережила взгляд Василиска, а Гарри… он так часто говорил Боссу «Не сегодня», что уже идёт на рекорд. Конечно, они все могут и отказаться, кроме Элис…

— Ты хорошо осведомлена о Гарри, — поразился Антонин.

— Он жил здесь, — нежно произнесла Амелия, — я успела привязаться к нему. Сейчас дядя рассказывает о его жизни. Хотя Петунья так и не ответила на мои письма.

— Может ей больно от потери сестры.

— Может…

Смолкли. Был один момент, который они не знали как обсудить. Даже не говоря слово «крестраж», есть то, за что семья уже сейчас может осудить Тома: убийство молодого некроманта Лили Поттер. Как судить члена семьи? Нельзя сказать, что за многовековую историю в семье не было таких случаев. Конечно были. Только вот там человек сначала отказывался и от фамилии и от семьи, становился чужаком, а после происходили преступления. Том Реддл не специально прошел этот путь в обратном порядке. Амелия не задается вопросом, почему Босс их венчал, она видит возможности и сосредоточена на них.

— Сила не в фамилии Ришелье, — после пятиминутного молчания уверенно начал Антонин, — сила нашей семьи в магии, и мы можем передать её новым поколениям. Чтобы Том не сделал, он нарушил баланс жизни и смерти, но если бы семья была сильна как раньше, он бы смог этого достичь?

— Нет, — покачала головой Амелия и тут же добавила. — Но тут моя вина, я должна была рассказать ему обо всем ещё в школе.

— И пойти против себя? Не глупи, мы даже предположить не могли, что он учудит. Его разговоры о бессмертии всегда звучали словно рассуждения за бокалом вина, но не более того. Да и говорил он об этом очень редко.

Амелия выглядела растерянной, поэтому Антонин осторожно спросил:

— Что тебя беспокоит, Ami?

— Если бы я тогда не вмешалась, — тихо и с болью начала Амелия, — дядя бы проиграл. Тогда бы дядя пошел к Тому и не было бы у нас Тёмного Лорда. Не правильно так думать, я знаю, но никак не могу отпустить мысль, что это я виновата…

Антонин поднялся, обошел кофейный столик, присел на подлокотник кресла, взял белые ручки Амелии и сжал в своих.

— Нет ничего плохого в том, что ты так думаешь, — тихо начал Антонин, — но тут нет твоей вины. Ты же сама вечно говорила, что он взрослый мальчик и в состоянии сделать всё сам. Только вот если человек взрослый, это не значит, что он будет совершать только верные поступки.

Амелия прикрыла глаза. Слезинка во внешнем уголке глаза предательски смазала черную стрелку. Антонин крепче сжал руки Амелии и тепло начал:

— Я пройду этот путь с тобой, потому что мы…

— Друзья, — прошептала Амелия.

— В точку.

— Как же мне не хватало тебя все эти годы.

— Мне тебя тоже. Кстати, — после небольшой паузы добавил Антонин, — я привез тебе его рубашку.

В дверь постучали. Амелия тут же спряталась за маской невозмутимости. Это пришли Аннет и Клара. Именно в ту ночь Амелия рассказала им, как же получилось, что Том Реддл вполне официально стал её мужем. Амелия приложила все силы, чтобы не уехать вместе с Антониным. Но если Амелия хочет вернуть Тому вечность, то надо хорошо подготовиться, а у него под боком это будет сложно, практически невозможно. Том всегда имел привычку узнавать больше, чем хочется Амелии.

***

Римус прибыл на площадь Гриммо днем. Он уже порядком утомился и сам не понимал, как оказался между «проследить, чтобы Том чего-нибудь «не выкинул» и «проследить, чтобы Сириус чего-нибудь «не выкинул». Римус поднялся на последний этаж и постучал в дверь спальни Сириуса.

— Входи.

И только Римус вошел в спальную, то тут же прозвучал вопрос:

— Как там моя поехавшая кузина?

— Так мило, что ты этим интересуешься, — вздохнул Римус, — но я думал, тебе на неё плевать.

— Предпочел бы, чтобы она и дальше сидела в камере.

Римус никак на это не ответил, он и сам предпочел бы, чтобы все остались там и забрал бы только Антонина. Но с верными сторонниками сейчас туго со всех сторон. Римус подошел к Сириусу и протянул ему сверток.

— Как Долохов? — коротко спросил Сириус, пока разворачивал сверток.

— Кажется, вам есть о чём помолчать за бутылкой виски, — тяжело вздохнул Римус.

— Спасибо, что забрал, — улыбнулся Сириус, держа перед собой старую кожаную куртку.

— Это не я.

— Он?

— Да, он, кстати, сказал брать тебя живым, но ты все равно на рожон не лезь.

— С чего такая щедрость? — фыркнул Сириус накидывая куртку на плечи, именно эту куртку ему подарила Лиза.

— Ты был дорог Лизавете, ты дорог мне. Думаю, это забота о детях.

— Джеймса и Лили это не уберегло.

— И он сполна заплатил за это. Думаю, не хочет повторять эту ошибки. Кстати, приглядывай за Кикимером, мне кажется он был у Нарциссы.

— Ты его видел?

— Нет, ни я, ни отец его не видели, но Цисси говорит очень уверенно о том, что Гарри дорожит тобой.

— Брось, — отмахнулся Сириус, — чтобы делать такие выводы, доносчик не нужен.

Римус устало прикрыл глаза. Он уже трижды предлагал отправить Кикимера в Хогвартс под надзор местных домовиков. Но сначала Молли настаивала, что домовик поможет с уборкой. Нет. Потом Альбус сказал, что Кикимер будет приглядывать за Сириусом. Нет. В третий раз уже Сириус махнул рукой. Ну бегает и бегает, хоть кто-то живой в доме. Римус хмурился, домовику Блэков он не доверял, не безосновательно. Как только они прибыли на площадь Гриммо, Римус попытался осторожно расспросить о Регулусе, но Кикимер лишь прикрывал уши. А на упоминание о смерти Регулуса и вовсе отреагировал странно. Кикимер что-то знает, но никому об этом не говорит. Как расположить к себе старого домовика, Римус не представлял, а атмосфера вокруг лучше не делала.

— Сегодня хотела Молли зайти, — безэмоционально начал Сириус, — побудешь тут, пока она не уедет?

— Хорошо, — кивнул Римус.

Вдвоем они спустились на кухню. Римус скинул плащ и оставил его на краю стола.

— Как ты все это совмещаешь? — внезапно спросил Сириус, ставя на стол пару увесистых кружек.

— Ты о чём? — Римус устало опустился на стул и откинулся на спинку.

— Ну спокойный и рассудительный Лунатик, охотник Гензель и сын его темнейшества. Как ты с этим справляешься? — Сириус опустился за стол рядом с Римусом.

— Тебе кажется, что я изменился?

— Нет. Поэтому и спрашиваю.

— Жизнь все равно чуточку меняет нас. Это неизбежно. Иногда и мне бывает сложно сохранить трезвый рассудок. Ещё сложнее его сохранить, когда в моих руках топор, кажется, что есть силы все это прекратить.

— Разве это не так?

— Не так. Да и тут смысл в другом: насилие принесет за собой насилие, и так по кругу. Если мы хотим и правда закончить эти бессмысленные распри, то надо найти другой выход. Если в этом чертовом пророчестве есть смысл, то пусть он будет именно в этом.

Сириус плеснул в кружки мутноватую жидкость из бутылки.

— Наземникус тебе эту бодягу таскает? — строго спросил Римус.

— Не уходи от темы, — проворчал Сириус.

— Теперь о его темнейшестве, — Римус придвинул кружку, но пить не собирался. — Знаешь, чем он отличается от мистера Бёрка, мистера Крауча, твоего отца? Том не ждёт, что дети оправдают его ожидания, у него просто нет этих самых ожиданий. Что бы я и Лизавета не делали, мы вызываем в нем массу различных чувств, но не разочарование.

Римус выхватил из воздуха старую акустическую гитару.

— Не знал, что снова начал играть, — усмехнулся Сириус, рассматривая Римуса поверх кружки.

— Когда я остался в Париже, то вернулся к музыке, так подрабатывал в «Айсберге», у Джарета в клубе тем же зарабатываю. Да и сейчас в музыке я пытаюсь найти ответ.

— Ты о чём?

— Я не знаю, когда нам начинать. Пока мы просто безумцы, кричащие на улице, потому что предлагаем разрушить привычный им уклад. Даже если не уютно, даже если плохо, они все равно выбирают проверенный путь: да плохой, зато они его знают. Прозвучит мерзко, но отцу нужно захватить власть, предать её тем, кто к ней рвется, и только после до людей начнет доходить, что всё, во что они верили, живет в таком далеком прошлом, — Римус ударил по струнам гитары. — Знаешь, смотрю я на эти семьи и думаю, что они пытаются ссать против ветра перемен.

— А разве его темнейшество не пытается?

— Пытался. Кажется до него дошло. Только он задумал что-то ещё и я пока не понимаю, что.

— Может он сам поделится?

— Было бы неплохо.

Римус перебирает струны и напевает:

Take me to the magic of the moment on a glory night,

Возьми меня в тот момент славной ночи,

Where the children of tomorrow dream away in the wind of change.

Где дети завтра мечтают, окутанные ветром перемен.<span class="footnote" id="fn_30863642_0"></span>

Сириус молча пьёт, слушая голос Римус. Нельзя описать то, как они устали. Охота ухватить этот ветер перемен, но казалось, что сейчас штиль.