Спятил отец (1/2)

А что ему до них, он очень важный человек,

Ведь подчинённых у него, как крыс.

К нему со всей душой, а он же головою в снег.

К нему со всей душой, а он: «А ну-ка, брысь!»

Спятил отец, а значит, нам конец,

Он всё это долго терпел.

Вот так беда, спасайся кто куда,

Его оторвали от дел!

«Я не поеду в Париж», — вспоминая эти слова Тома аж передернуло, но другого решения он пока не нашел. Тому стоило бы обсудить это с Амелией, все же оно касается и её. Но Том этого не сделал, может от того, что не хотел знать мнение Амелии по этому поводу, может от того, что не хотел видеть печаль в её глазах, а может от того, что самонадеянно решил, что ему лучше знать, как поступить. Он же ей муж, а значит подобные вопросы в его зоне ответственности.

Проблема в том, что последнее как раз таки меньше всего походило на правду лично для Тома. Он просто не представлял что это значит — «быть мужем». Это что-то изменит в их отношениях? Или все останется как есть? Хотя мадам Дориан права, одна бумажка многое делает проще. Ну и как приятный бонус… Том, Амелия, да никто в этом мире не сомневается в том, что эти двое вместе, но бумажка подтверждает это официально. Собственник внутри Тома ликует.

Было и то, что напрягает Тома. Долохову предстоит объясниться. Амелии тоже стоило бы, но на неё Том не сердится. Просто не может. Да, она о многом не говорила, что-то сознательно скрывала именно от него, но… Том не может объяснить себе это чувство, но он просто знает, что может доверять Амелии. Он может доверить её всего себя. Может стоило оставить дневник в Париже? Но это опасно, если эту вещь свяжут с ним, то тогда Амелии будет угрожать опасность. Пожалуй Том начинает осознавать, что есть ситуации, в которых для него Амелия и её жизнь стоят выше всего остального. А ещё начал формировать страх, что утайки Амелии идут от того, что в истории Ришелье есть то, что может не на шутку обеспокоить Тома. Тот туман в Париже. Том возвращался в то воспоминание. Это был портал, искусно вымеренный, забравший только магглов. Сложная магия, и Тому кажется, что опасная, иначе были бы хоть какие-то записи о подобном колдовстве. Амелия полезла в это, чтобы Тёмный Лорд не стал врагом Франции. И страх, что в том инциденте 31 октября была задействована Лиза-Лиза, становился сильнее.

Вечером в дверь кабинета постучали.

— Войди, — откликнулся Том.

Как только Антонин вошел в кабинет Тёмного Лорда, то на него тут же обрушился вопрос:

— И давно ты в курсе?

Антонин моргнул в взглянул на Тома, который стоял за столом опершись на него двумя руками.

— Ты о чем? — невинно спросил Антонин, закрытая за собой дверь.

— О том, что демон в Амелии это, блядь, не метафора, — отчётливо произнёс Том.

— А с чего ты?.. — начал Антонин, опуская свёрток на диван, но Том его перебил:

— Джарет.

— Чтоб этого гоблина… — страдальчески протянул Антонин и направился к книжному шкафу, в котором стояла бутылка виски и пара увесистых бокалов.

Том прошёл к дивану и опустился на него, свёрток развернуть охота, но сначала ответ Антонина.

— Я сказал тебе, — после раздумья и порции виски начал Антонин, — что когда казнили Ришелье, Долховы были в сибирских лесах. Не от хорошей жизни, дружище. Мы связаны с этой семьей.

Антонин развернулся держа в руках два бокала.

— Поэтому ты можешь творить те заклинания, что Амелия просила меня не делать? — Том взмахнул палочкой, кресло у стола подъехало к дивану.

— Да, — кивнул Антонин, и, поняв намёк, сразу пошёл к креслу.

— Почему ты не рассказал мне ещё в школе? — холодно спросил Том, принимая из рук друга бокал.

— По той же причине, по который и ты молчишь, — развёл руками Антонин и опустился в кресло. — Безопасность. Но! — успел ввернуть Антонин, не дав Тому сказать что-то ещё. — Я и с ней об этом не говорил. Во-первых, она эту тему не поднимала. А во-вторых, я не хотел, чтобы у неё сложилось впечатление, что я с ней общаюсь только потому, что меня бабуленька попросила.

— Так кем были Ришелье, Антонин? — спросил Том, вертя в руках бокал.

— Учеными, целителями, войнами.

— Хорошо, почему же ты не ответил мне, когда я сам начал этот разговор?

— Потому что, — мрачно начал Антонин, — в этом вопросе я Ami боюсь больше.

Том молча смотрел на Долохова. Ждал, Антонин понимал это, поэтому начал:

— Том, я кое-что расскажу тебе. Но прежде ты пообещаешь мне, что сам с Ami об этом не заговоришь, а если она заведёт эту беседу, ты включишь актера и сделаешь вид, что очень удивлён.

— Учитывая, — процедил Том, — как ты ко мне обратился, чувствую всю серьёзность этого рассказа.

Антонин в один глоток допил виски и устало начал:

— Винда Розье, французская родственница нашего Розье. Она была правой рукой Гриндевальда, а еще была его секундантом на той дуэли. Она скончалась через три дня в госпитале при Версале. И, к сожалению, я знаю, встречу с кем она не пережила.

— Амелия… — догадался Том.

— Да. Ami никогда не говорила со мной об этом, это я узнал от вейл. Они сказали, что когда стало понятно, кто же победит, Винда решила вмешаться и спасти своего идейного лидера. Но помешать Дамблдору она не успела… столкнулась с силой, которую Гриндевальд хотел присвоить себе.

— И правда, Амелия и Аннет одного поля ягоды, — тяжело выдохнул Том.

«Том», — в его голове прозвучал слабый голос Амелии. — «Мы можем сегодня ночевать вместе?». На Тома нахлынули воспоминания из мая 1945.

— Тебя это волнует? — осторожно спросил Антонин.

— Меня не волнует, когда убиваю я, — спокойно произнес Том. — Ты думаешь меня волнует, когда это делает кто-то другой? — но в секунду глаза Тома стали красными, и уже злее он произнес. — Что меня волнует, так это то, что Амелия вернулась в Хогвартс на следующий день. Я помню как ей было тяжело. Дамблдору стоило позаботиться о ней, а не отправлять обратно, — Том допил остатки виски и сжал бокал в руке.

Антонин поджал губы, взял пустой бокал из рук Тома и поднялся. Он направился к шкафу и на ходу отчетливо сказал:

— Это лишь моё предположение, но может она предпочла переварить это все рядом с тобой?

Тома словно окатило ледяной водой. Её просьба, и все те дни, что дни, весь тот месяц, она была рядом, она предпочла пережить это все рядом с ним. Конечно, она боялась об этом рассказать, тогда Амелия даже не знала, какой будет его реакция. Сам Том об убийстве отца рассказал Амелии лишь в 50-х. И кажется, даже не зная этого факта, Том помог Амелии с ним справиться. Это убийство уж точно её не тяготит, но показывает на что она способна. Может Том и зря сердится на Дамблдора, может это было решение самой Амелии. Если бы она не вернулась тогда в школу, то мысли могли её сожрать, и она бы уже никогда не вернулась. Сбежала бы, как и планировала до встречи с Томом. Но она выбрала его.

Том усмехнулся последней мысли и притянул сверток, что принес Антонин. Как Том и думал, там была одежда, а еще фотография, на которой Амелия, Лиза-Лиза и Римус разворачивали подарки. Но обороте почерком Амелии всего одна фраза «Bon anniversaire mon cher»<span class="footnote" id="fn_30231732_0"></span> и три подписи. Тому и приятно получить подобное, но так же безмерно грустно, надо было быть там, с ними.

— Ты узнал про Лизу-Лизу и Римуса? — спросил Том, рассматривая снимок.

— Все, с кем я говорил, — Антонин вновь опустился в кресло с двумя бокалами, — сказали мне, что в ночь полнолуния они были в месте, куда отводят Римуса.

— Но покидали ли они это место, не известно, — недовольно проворчал Том.

— Да.

— Ты знаешь где это место?

— Визжащая хижина в Хогсмиде.

— Хорошо, в полнолуние подсмотрю за ними.

— Это опасно.

— Там Лиза-Лиза, она-то уж точно в полном сознании, — пожал плечами Том, а затем забрал из рук Антонина увесистый бокал.

— Между прочим оба были для меня, — фыркнул Антонин, откидываясь на спинку кресла.

— Нальешь ещё, — отмахнулся Том, затем поджал губы, а после все же спросил. — Скажи, Антонин, есть ли в этой магии что-то, что мне надо бы знать?

— Надо больше конкретики.

— Что в ней может вызвать моё неподдельное беспокойство?

— То, что за эти заклинания ты платишь своей жизнью, — Антонин произнес эти слова так, как будто сообщал Тому о наличии кофе дома.

Том же отнесся к этому куда серьёзней.

— Блядь! — выругался он.

— Не переживай, — легко ответил Антонин. — Ami и Тыковке это будет стоить лишь секунды и минуты, мне обходится чуть дороже. Есть конечно такие заклинания и ритуалы, которые требуют года и десятилетия, но они, как бы так сказать, козырь и применяются крайне редко.

— То есть, ты знаешь сколько проживешь? — озадачился Том.

— Нет, но тебе нужно понимать, что у нас есть так сказать запас. Если у тебя есть склонность к этой магии, то природа сразу же приложила к тебе жизнь чуть подольше. А такие, как Ami и вовсе долгожители. Помню бабуленька мне рассказывала историю про одного. Он прожил дольше всех. Как же его… Томас Ришелье. Ходят слухи, что будучи ребенком он был знаком с Салазаром Слизерином, а умер только в конце XIII века.

— Занятно, — протянул Том и приложился к бокалу.

— Проблема в том, — продолжил Антонин, — что если ты активно практикуешь подобную магию, то со временем теряешь способности к той магии, к которой мы привыкли.

— Хочешь сказать, что в какой-то момент Амелия не сможет вскипятить чайник и зачаровать ножницы?

— Ну типа того. Но тебе не стоит переживать, насколько мне известно, она не практикует. Так изредка что-то колдует, когда очень надо…

— Допустим тот туман в Париже?

Антонин опустил взгляд и куда-то в сторону произнес:

— Допустим и его.

— Сколько он стоил?

Антонин поджал губы.

— Чего задумался? — резко спросил Том.

— Не торопи, я считаю… Так, ну мне бы он стоил четыре года, значит ей двадцать пять минут.

— Двадцать пять минут? — сдавленно произнес Том и подался вперед. — При встрече я с ней что-то сделаю, пока не знаю что, но однозначно что-то плохое.

Даже минута, даже секунда… для Тома это слишком много. Никто и ничто не должно нести Амелии вред.

А теперь представьте гнев Тома, когда на его глазах сначала Елизавета призовет «Армию ночи», а спустя двадцать лет этот же козырь вытащит Римус. Но 2-го мая ругаться на детей у Тома не будет времени, все его внимание захватит Амелия. Оказывается, его юношеский порыв спеть с ней и последующая, пусть и редкая, практика в этом, не только повод покрасоваться перед Амелией, которая ему безмерно дорога.

— Я хотел показать тебе кое-что, — усмехнулся Антонин и провёл ногтем по виску.