Comatose (2/2)

В самом начале июля 1975 года в ателье на Монмартре разгорелся скандал. Том оказался в Париже и решил навестить свою, как он сам их звал, семью. Вместе с Долоховым они вошли через черный вход. У стойки стояла разъяренная Амелия, Лиза же кричала на мать. Спор было тяжело разобрать, ругались они на французском, но все же:

— Знаю, это прозвучит странно, но так приятно, когда она орёт не на меня, — говорит Том своему спутнику.

Две Дюма скосили взгляд на вошедших.

— Все, разговор окончен! — суровым тоном говорит Амелия.

— Агх, — рычит Лиза. — Пойду дедушку встречать! И разговор еще не закончен!

Она разворачивается, уходит, на прощание громко хлопнув дверью. Колокольчик упал на пол.

— Какого ещё дедушку? — спрашивает Том, на ходу взмахивая палочкой, возвращая колокольчик обратно, и проходит к дивану.

— А ты рано приперся, mon cher, — язвит в ответ Дюма.

— Я хотел сделать сюрприз, — спокойно говорит ей Реддл.

Амелия выходит из–за стойки, проходит и плюхается в кресло. Закуривает. Том и Долохов устраивается на диване. Антонин призывает вино из тумбочки.

— Вообще–то, оно для гостей, — замечает Амелия.

— Ну мы, вроде, и есть гости, — отзывается Реддл и наливает бокал вина для Дюма.

— А ты хорошо устроился, Том Реддл, — ворчит она, вырывая из его рук бокал и в один присест его выпивая, — то это тоже твой дом, то ты тут гость.

— Что случилось? — спрашивает Том, игнорируя выпад женщины, снова подливая в ее бокал.

— Хогвартс ей подавай, — бурчит Амелия, снова хватает, но пить не торопится. — Приехала из школы, и выдаёт мне: хочу, maman, в Хогвартс перевестись. У меня аж сердце встало! Кто фестралов на переправе то меняет?!

— Может ты просто не хочешь ее отпускать? — замечает Том.

— Я ее родила! — вспыхивает Амелия. — Я ее воспитывала! Я из–за неё ночей не спала! А она. на Хогвартс–Экспрессе разъезжать хочет.

— Расслабься, Ami, — мягко начинает Долохов. — Ты же всегда находила компромиссы, и тут найдёшь.

Дверь открывается.

— Так, — начинает Лиза, — все засовываем палочки себе в жопы. А то maman в одном шаге от убийства, — девушка подходит к матери и встает рядом. Том думает, что его дочь безумна, раз продолжает пререкаться с Амелией.

Дамблдор усаживается в свободное кресло. Долохов наливает и ему вина. Том вскидывает бровь.

— Что? — спрашивает Антонин. — Я просто очень гостеприимный.

— Нам тут мило напомнили, что это не наш дом, — съязвил Реддл.

— А от этого быть гостеприимным, знаете, ещё проще, — пожимает плечами Долохов.

Том устало выдыхает и скрещивает руки на груди, бросает взгляд на старого друга.

— Ну ты хоть яда уважаемому дядюшке подсыпь, — шепчет Реддл.

Дамблдор тихо хмыкнул в свой бокал.

— Знаешь, — так же тихо шепчет Антонин, — я сейчас Ami боюсь больше, чем тебя.

— Ну maman! — в сердцах вскрикивает Лиза. — Я поговорила с дедушкой, он тоже не против.

— Ох, глубокую же могилу вы себе роете, дядюшка, — рычит Амелия.

— Мне очень тяжело отказать мадемуазель Лизи, — спокойно замечает Альбус, — как и тебе, моя дорогая.

— Это сейчас камень в мой огород был, дорогая, — откликнулся Реддл.

— Нет и точка, — говорит старшая Дюма, резко вставая. — Пойду стряпать пирожки!

Быстрым шагом она идет в сторону лестницы, и уже после того, как дверь на кухню с грохотом закрылась, Долохов заметил:

— Она же не готовит…

— А это, дорогой Антони, — говорит Дамблдор, — она так уходит от разговора.

Воцаряется тишина. Лиза садится в кресло и подхватывает мамин бокал. Глоток она сделать не успела, Том наклоняется через стол и выхватывает его из рук девушки.

— Тебе всего пятнадцать! — шипит он.

— Мне уже пятнадцать! — шипит в ответ она. — Ладно, дедушка, давай бумаги, — Лиза взглянула на пустое запястье, как будто там были часы. — У меня есть два месяца, чтобы ее уговорить.

Дамблдор взмахивает палочкой и из воздуха появляется пара свитков.

— Правда есть один момент, мадемуазель, — говорит Дамблдор, и не торопится отдавать бумаги. — Поскольку оба твоих родителя живы, и находятся в здравом уме и твердой памяти…

— На счет него я не уверена, — успевает ввернуть девушка, указывая на отца. Том зло на нее зыркнул.

— То оба родителя, — невозмутимо продолжил Альбус, — должны подписать бумаги.

— А ты не можешь? — с надеждой спрашивает девушка.

— Нет, дорогая, — качает головой старый профессор.

Воцаряется тишина. Все погружены в мысли. Том думает. Ему охота чтобы дочь была в Британии по многим причинам. А потом он вспоминает, что Амелия бывает слишком эмоциональна, поэтому задает вопрос, который, скорее всего, не задала она:

— Почему ты хочешь перевестись в Хогвартс?

Лиза медленно повернулась к отцу, уперлась ладошкой в стол, чуть наклонилась и произнесла, глядя ему в глаза:

— Хочу понять, почему ты такой.

Том взмахивает палочкой и из воздуха появляется перо.

— Давай бумаги, Дамблдор.

Он подписывает, после чего встает, делает шаг, но возвращается, берет вазу под мышку и уходит на кухню. Дверь снова хлопает.

— Стесняюсь спросить, — осторожно начал Дамблдор, — а зачем ему ваза?

— А у них в семье это своеобразный антистресс, — говорит Долохов, со второго этажа раздается звон, — для неё.

***

Полчаса компания состоящая из директора школы, юной колдуньи и пожирателя смерти обсуждают музыку. Лиза-Лиза воодушевленно рассказывает им про панк-группу Sex Pistols, которая не так давно разорвала своей музыкой один рок-клуб. Дамблдор и Долохов больше тяготеют к The Beatles. Потом их разговор уходит в сторону Британии и Хогвартса. Девушка не сомневается, Амелия все подпишет.

— Он умеет убеждать, — немного мрачно говорит она.

— Может немного сдал позиции? — деликатно спрашивает Альбус. — Все же четыре года ты училась здесь.

— Я думаю, — хмыкнула Лиза, — ему тяжело проделывать этот трюк с maman, да и, скорее всего, когда они обсуждали школу, у него не было весомого аргумента. Теперь есть, это я. Лучше расскажите мне вот что, в природе существует музыкальный магазин с инструментами для волшебников?

И правда, в магическом мире так мало творческих магазинов, да и не всегда там есть то, что нужно. От того волшебники, плотно связанные с творчеством, мастерски овладели походами как в маггловские магазины, да и в обращение с маггловскими деньгами. Вот сейчас у Лизы проблема, ей нужен достаточно вместительный кофр, чтобы в один кейс сложить все свои инструменты. Музыка — ее жизнь, и она не планирует что-то оставлять во Франции. Дамблдор предлагает свои услуги, и, когда радостная Лиза-Лиза проносит из своей комнаты старенький, потертый кофр, который когда-то ей подарил Долохов, проводит несколько манипуляций. Это не просто заклятие незримого растяжения, теперь это удобный кейс с отделами под каждый ее инструмент (даже небольшой для скрипки), а также отсеками и кармашками под всякую мелочевку: медиаторы, каподастр, ремни и нотные тетради.

Ваза бьется ещё пару раз. Через сорок минут Том возвращается с бумагами и целой вазой.

— Держи, — говорит он Дамблдору и протягивает свитки.

Лиза срывается с места и обнимает отца.

— Задушишь, — хрипло говорит он, — слишком сильно, — и подмечает, что она уже выше Амелии.

— Сила моих объятий равна силе мой радости, — говорит девочка и сжимает его еще сильнее.

Через двадцать минут Лиза провожает Долохова и Дамблдора, в ателье нет комнаты для гостей. Дедушка наверняка уже организовал себе место для ночлега, либо в гостинице, либо у друзей. А вот дядя пойдет к Аннет. Правда, в дверях Альбус остановился и взглянул на Реддла своим пронизывающим взглядом.

— Как–то раз, Том, — мягко начал он, — ты сказал мне, что не нашел подтверждений силе любви. Я думаю, тебе стоит присмотреться повнимательнее.

Реддл, сидящий в кресле, хмыкает и отводит взгляд. Лиза закрывает дверь и садится напротив отца.

— Ну может по бокальчику? — улыбается она и немного раскачивается. — Это же маленькая победа.

— Только один, — устало говорит Том.

— Спасибо, — откликнулась Лиза и разлила остатки вина в бокалы.

— Зато что потворствую твоему алкоголизму? — невесело произнес он.

— Нет, — рассмеялась девушка. — За школу. Это правда для меня очень важно.

— Для меня тоже.

— Почему?

Он задумался.

— Всегда хотел узнать каково это, когда ты где–то поблизости, — отвечает он и поднимает бокал салютуя дочери.

— Ты будешь сильно ругаться, если я окажусь не в Слизерине? — спрашивает Лиза, прикладываясь к бокалу.

— Слабо представляю, что все будет иначе, ты ведь его прямой потомок, но нет. Сердится не буду, — ему нравится, только что установившийся, хрупкий мир, будет глупо рушить его одним неосторожным словом.

— Maman, наверно, уже легла, — замечает девушка, допивая вино. — Можно попросить тебя еще об одной услуге?

— Какой?

— Останься на пару дней. Мы вместе раздраконили этого монстра, вместе и будем ее усмирять.

Том задумался, есть ли дела не терпящие отлагательств? И не найдя ни одного такого, он произнёс:

— Думаю, если меня не будет пару дней, войну они не проиграют.

Девушка морщится, но потом улыбается ему. Пора спать. На маленькой площадке между двух лестниц они останавливаются.

— Ну… — начинает Том, но Лиза его перебивает:

— Я очень долго думала, — начала девушка, смотря куда-то вдаль и обхватывая себя руками, — как она это делает. Амелия. Как она, читая утром газету, восклицает про себя «Том! Какого черта?!», а потом встречает тебя с улыбкой, как будто ты совсем другой человек. Кажется сейчас, я начинаю ее понимать, — она тяжело вздохнула. — Я правда хотела тебя ненавидеть, но не смогла. Ты всегда будешь моим дорогим papa, Том Реддл, — она взглянула на него. — И как бы сейчас не было тяжело, я не стала любить тебя меньше, — она обняла его.

Том прижимает девочку к себе и целует в макушку.

— Просто нужно время, — шепчет он. — Спокойной ночи, Лиза–Лиза.

— Добрых снов, papa.

***

Том Реддл заходит в спальню. Амелия и правда спит, ну или притворяется, натянула маску на глаза, пока не ляжет, не узнает. Он медленно расстегивает рубашку, погружен в свои мысли. «Люблю» Лизой было сказано так просто, как будто она провела по струнам гитары. Амелия сказала ему это слово лишь раз, и это было так давно. Она больше его не говорит, и он ей благодарен, потому что все еще не знает, как на него ответить. Том уверен, она это понимает, поэтому говорит другие слова, которые он знает. И вот теперь Лиза-Лиза позволила себе это. И вновь, это не какое-то особое место, это темная площадка между этажами в ателье на Монмартре. Может так и должно быть? Может люди должны говорить это слово именно так, с глазу на глаз, тогда, когда на них нахлынут чувства. «Люблю» — он попытался произнести это про себя и поморщился. Может дело в самом слове? Его говорят так часто, что оно утратило свой смысл. Лишь приманка для дешевого бульварного романа, которые в этом доме не водятся. Может Дюма, как и ему, не нравится это слово? Амелия нежно произносит «Mon cher», а Лиза — «Papa». И Том им отвечает «Дорогая» и «Лиза-Лиза». И в их мире это и есть выражение чувств, и судя по всему большего им и не надо. Он надевает пижаму.

Но меж тем, Том Реддл слабо понимает, как можно спасти и защитить этим. Куда надежнее скрытность, магия, и бешеная вейла Клара. Он ложится в кровать. Амелия подползает к нему и прижимается.

— Ты не ушел, — тихо шепчет она.

— Подумалось нам с Лизой-Лизой, — тихо начал он, — что лучше тебе спустить пар сейчас, чем держать его в себе до августа.

— Я накажу тебя, Том Реддл.

— Для разнообразия, — ухмыляется он, — почему бы и нет?