La vie en rose (1/2)

Des yeux qui font baisser les miens

Глаза, которые заставляют опустить мой взор,

Un rire qui se perd sur sa bouche

Смех, который теряется в его улыбке,

Voilà le portrait sans retouche

Вот портрет без ретуши

De l'homme auquel j'appartiens

Человека, которому я принадлежу

Какую бы жизнь не планировала Амелия Дюма, в самом начале 1952 года Том Реддл внес в нее существенные коррективы. Да к тому же свой успех закрепил весьма экстравагантным способом. Цветочник Пьер начал приносить Амелии каждую неделю букет из роз и лилий. Для них на комоде с фотографиями теперь стоит ваза.

В июле 1954 года она, оставив ателье на Аннет, уехала на пару дней к океану. В компании уважаемого дядюшки, уже традиционно, она сняла небольшой домик в прибрежном городке. В зной они сидели на веранде и обсуждали все что в голову взбредет. А ближе к вечеру шли к океану. Амелия снимала босоножки и шла у самого края, чтобы вода касалась ее ступней. Альбус шел рядом тоже босиком. С момента переезда Дюма во Францию это был их ежегодный ритуал, правда последние пару лет появилась одна тема для разговоров.

— Значит, Новый год и конец лета, — спокойно говорит Дамблдор.

— Как часы. Наш Том может быть сентиментальным, — отвечает ему Амелия.

— И он ничего тебе не говорит о планах.

— Ничего не говорит, — подтверждает Дюма, рассматривая влажный песок под ногами. — Не знаю от чего так.

— Я могу лишь предполагать, — начинает Альбус. — Может он не хочет втягивать тебя в свою войну.

— Войну? — переспросила женщина. — Не слишком ли сильное слово? Он сейчас даже как националист не звучит.

— Я хорошо помню, как все начиналось с Геллертом, — тяжело вздохнул мужчина, — сложно не проводить параллели.

Амелия не стала спорить. Слишком сильны были раны оставленные Гриндевальдом в их странной семье.

— Знаешь, — начал Альбус, — я наверно последую примеру Тому и попрошу тебя не ввязываться во все это.

Амелия впервые отрывается от созерцания воды и бросает удивленный взгляд на дядюшку.

— Ты ему так и не рассказала? — остановишься спросил Дамблдор, любуясь закатом.

— Тебе стоит уточнить, — хмурится Амелия. — Я ему много чего не рассказываю. Кстати, ты знал, что наш Долохов, тот самый Долохов?

— А может быть не тот Долохов? — со смешком спросил Дамблдор.

— Я думала они забыли, — вздыхает Амелия. — Но Антонин, его бабушка и родные в Сибири — нет. Он заглядывает ко мне чуть чаще, пусть и не надолго. Мы нашли язык, на котором можем говорить. Хотя по мне, — она морщится, — это как унылый вечер встречи выпускников.

— И на каком же? — они снова идут вдоль воды.

— Смесь русского и немецкого. Том пока французский не осилил, куда ему наш выдуманный язык, — отмахивается рукой Амелия, так, как будто рядом летает муха.

— Антонин тоже скрывает от него? — удивился Альбус.

— Знаешь, мы оба не хотим знать, что сделает Том, если узнает об этом факте, — она бросает взгляд на уходящее солнце. — Знаешь, дядюшка, у меня есть изумительного цвета ткань. Словно небо. Можно расшить ее серебряными облаками.

— Чтобы подчеркнуть мои глаза и седину? — с хитрой улыбкой спрашивает Альбус.

— Старость тебе к лицу, — смеётся названная племянница.