My Funeral (2/2)

Когда Том подошёл к своему месту в кабинет вошел Дамблдор. Снова хор аплодисментов. Реддла это раздражало, и, что удивительно, профессор тоже был не в восторге.

— Прошу, не надо, — осаживает он учеников. — Боюсь, всю эту неделю занятия будут проходить так. Вы мои дорогие умы горите вопросами и, к сожалению, не по предмету.

Том приметил в руках профессора кружку и тарелку с бутербродами.

— Прошу простить меня за такой вид, — он ставит посуду на стол перед девушкой, — но мадемуазель Дюма совершила досадную оплошность, и чтобы исправить ее до второго урока, пришлось оставить ее без завтрака.

— Мерси.

Ее ручки вцепляются в кружку с кофе, она поднимает взгляд, и Том понимает: она только сейчас осознала, что сидит перед классом семикурсников.

— Я готов ответить лишь на один вопрос, а потом мы приступим к занятию, — устало говорит Дамблдор и обводит глазами класс.

Ребята притихли. Все понимали, что вопрос должен быть стоящий, но внезапно любые слова казались пустыми.

— Что вы прочувствовали?

Дамблдор взглянул на студента из Гриффиндора, который задал этот вопрос. Все внимание было приковано к преподавателю, тишину нарушал лишь скрип пера девушки.

— Спокойствие, — честно признался Альбус, — что все наконец–то закончилась, и людям больше не нужно переживать за себя и своих близких.

— Не собственное превосходство? — спросил Розье.

— Мистер Розье, я могу сейчас прозвучать крайне надменно, но я прекрасно знаю свои способности, и если бы я не был так хорош, то не стал бы участником этой дуэли. Что ж, давайте… — Дамблдор замолчал, вопросительно взглянув на Тома Реддла, который поднял руку. — Надеюсь ваш вопрос по предмету.

— Нет, — честно отвечает юноша, — и вы имеете полное право на него не ответить, но обещаю, я буду допытывать у вас ответ, даже если придется стоять у вашего стола каждый перерыв.

— Что ж, давайте сэкономим всем время, спрашивайте, Том.

— Почему он вызвал именно вас?

Дамблдор задумался. Амелия перестала скрипеть пером и пристально посмотрела на профессора. Это взгляд не ускользнул от Тома Реддла. Она что–то знает.

— Когда я был чуть старше вас, мои друзья, я случайно встретил Геллерта Гриндевальда, и думаю, что уже тогда он понял, что я могу быть весомой противоборствующей силой на его пути. И я не буду скрывать, что сделал очень много, дабы сообщество могло противостоять ему. И этот человек далеко не глуп, чтобы в открытую идти против меня, но, со временем, его опьянила власть и он утратил осторожность. Он возгордился, решив, что сможет одолеть меня в открытой схватке. Тираны ошибочно считают, что на их пути есть всего одна преграда, и убрав ее, они достигнут того, чего так жаждут. Но это не так, на пути тирана всегда стоят люди, которые верят в свободу, любовь и человечность. По этой причине я считаю, что моя победа — не главное. Если бы я проиграл, уверен, что против него встало бы множество прекрасных волшебниц и волшебников, и они бы одолели его.

— Но вы не проиграли, — заметил Реддл, чуть наклонив голову.

— Да, не проиграл, — кивнул Альбус.

— Не значит ли, что сила — важный элемент этого уравнения?

— Ах, Том, если бы мир был так прост. Но мир сложен и многогранен. И я все равно считаю, что любовь более ценный союзник. Гриндевальд очень сильный волшебник, но он сражался только за себя, а за мной стояли мои родные и близкие, мои ученики и простые люди, которых я ещё не знаю, и может никогда не узнаю. Я был бы ужасным преподавателем, если бы вам пришлось идти сражаться на эту войну. В этом вся и разница между ним и мной.

Альбус закончил свой монолог и обвёл взглядом класс. Ученики притихли. Каждый был погружён в свои мысли. Внезапно тишину нарушает всхлип. Теперь взгляды десяти учеников и одного профессора прикованы к девушке за учительским столом.

— Мадемуазель… — начинает Альбус.

— Оставьте профессор, у меня была долгая и тяжелая неделя, — отмахивается она, — меня сейчас на слезу от всего пробивает.

Оставшийся урок проходит без приключений.

Том хочет поговорить с Амелией, но она предлагает прогуляться после обеда, он хочет настоять, но напарывается на взгляд Дамблдора и отступает.

***

Когда ученики уходят, Альбус выжидает пару минут и обращается к девушке:

— Как ты?

— Отвратительно. Эта дуэль, злой Аберфорт, мадам Кэрри с мигренью, и ещё эта Винда. Адская неделя.

— Но она закончилась, — подметил Альбус.

— Да, только это меня успокаивает, — она отложила перо, взглянула на перевод.

— А что юноша? — осторожно интересуется Альбус.

— А что юноша? Он как обычно. Ты же меня предупреждал, но нет, меня угораздило влюбиться в Дьявола. И ведь после того рождественского разговора я думала, что можно что–то сделать, но опять эта позиция силы, — она устало выдыхает и достаёт из сумки зеркало, чтобы привести себя в порядок. — Иногда думаю, что надо самой с ним порвать, но не могу, вдруг в нем все же есть какие–то чувства, просто он их словами говорить не может. И порвав с ним, я уничтожу что–то хорошее в нем. А может это мои чувства во мне говорят.

— А есть предпосылки? — Альбус вклинивается в ее эмоциональный монолог, который у неё скорее с собой, чем с профессором.

Она пожимает плечами.

— Он поёт со мной песни, и все ещё не заставил принести какой–нибудь обет, чтобы я хранила его тайны.

— Он что–то замышляет?

— Не знаю, — честно отвечает она, — во всяком случае мне он об этом не говорит, — она задумалась, и тихо произнесла свою мысль вслух. — Может это безумие Мраксов на него так влияет, — она откладывает зеркало. Дамблдор удивленно вскидывает брови. Амелия продолжает. — Он рассказывал мне о приюте и семье, — она бросает короткий взгляд на Альбуса. — Так удивительно было его слушать. Мы с ним как будто две стороны одной монеты… очень старой и потрепанной монеты… — она замолкает. Вдвоем они прибывают в тишине, которую через минуту нарушит профессор:

— Он тебе угрожал?

Амелия удивленно вскидывает бровь, хотя сам вопрос не кажется ей странным.

— Нет. Он бывает надменен, но до угроз и грубости не опускался. Хочу спасти его от самого себя. Но боюсь моих сил не хватит.

Она встает, чтобы отнести вещи за парту. Дамблдор обнимает её и целует в макушку.

— Спасибо за заботу, и за то, что не говоришь: а я тебя предупреждал, — шепчет Амелия.

— Кто я такой, чтобы корить тебя за любовь? Пусть и к такому сомнительному человеку, — улыбается он ей в ответ. — Помни, моя дорогая, ты сильнее, чем думаешь.

— Винде об этом скажи, — с болью в голосе говорит Дюма.

— Я о другой силе, Амелия, — тяжело вздохнул Дамблдор, наблюдая как девушка занимает место, на котором сидел Реддл.

Звенит звонок, класс наполняется людьми, снова вопросы. Правда в этот раз Альбус ответил только на один и начал урок. Потом профессор думает, что стоит рассказать Амелии, что он слышал в приюте. Но может уже поздно. Его ошибка, дать Тому этот шанс. Альбусу страшно, что если когда–нибудь он вновь будет отчитывать Тома Реддла за краденые вещи, то в шкафу он найдёт свою названную племянницу.

***

В обед Том направился в большой зал, но в дверях столкнулся с Амелией. Она так сильно впечаталась в его грудь, что у Реддла сперло дыхание.

— Я думала мы с этим закончили, — гнусаво горит девушка, держась за нос.

— Я тоже, — тихо шепчет он, потирая грудь.

— Взяла бутерброды, — сказала она, показывая свёрток, — пойдём к озеру.

Они устроились в тени дерева недалеко от причала.

— Ты почти не ешь, — замечает Реддл, она просто держала бутерброд, смотря куда-то вдаль.

— Не могу, если честно.

— Точно не хочешь рассказать?

Амелия молчит, Том вздыхает и признаётся:

— В этот раз я не отступлю. Скажи правду.

Девушка кладёт бутерброд. Она думает, сосредоточена. Он начинает первым:

— Что связывает тебя с Дамблдором?

— Он друг моего дяди, — просто отвечает она, — Я узнала об этой дуэли утром в воскресенье, моя семья сообщила мне. Нянечке стало плохо от этой новости, а мне страшно. Дядя был зол. Он не хотел, чтобы Дамблдор сражался с этим человеком. Дуэль состоялась во вторник. Знаю только, что ещё в курсе было несколько министров магии, директор и кое–кто из преподавателей.

Она выдохнула. Том продолжал смотреть на неё. В его глазах читался вопрос. Амелия продолжила:

— Дамблдор сказал вам, что в молодости встречал Гриндевальда. Я не знаю, что там у них произошло, но мой дядя тоже был в это втянут. В их конфликте было замешано личное, но я правда не знаю, что именно. Эта история произошла лет пятьдесят назад. Знаю только что дядя свирепеет, когда слышит имя Гриндевальда.

Том продолжает смотреть, и она смело смотрит ему в глаза. История складная, но юноша знает, она сказала не все. Есть пробелы. Плохо вяжется с тем, что сказал Флитвик. Он отводит взгляд.

— Ты знала, что я мастер легилименции?

— Ты мне не веришь или просто угрожаешь?

— Нет, просто считаю что ты сказала не все.

— Конечно не все! — восклицает девушка. — Я сказала тебе все что знаю, меня знаешь ли не сажали на колени и не рассказывали всю историю семьи в мельчайших подробностях! Семьи, с которой, будем честны, меня связывает лишь брак моей далекой двоюродной прабабки–вейлы триста лет назад! — Амелия устало выдохнула. Том знает множество способов понять лжет она или нет. Но для себя решает поверить ей, во всяком случае, пока.

— У тебя в семье были вейлы? — внезапно спрашивает он, а девушка удивленно хлопает глазами, но, легко улыбнувшись, отвечает:

— Я из Франции, там только последние лет сто все успокоились, до этого, направо и налево в жен брали вейл.

— А в тебе есть что–нибудь от вейлы? — спрашивает он, и ложится на траву, устраиваясь на коленях у девушки.

— Это ты мне скажи, — хмыкает Амелия, перебирая пряди его черных волос.