Часть 8 (1/2)

В этот раз темноты не было.

Незнакомых потолков тоже.

Взгляд Суэ скользит по узорам на многослойной одежде из тончайших материалов. Она зарывается рукой в волосы, пропуская через пальцы длинные серебристые пряди, рассыпающиеся шелком. Ноги в изящных босоножках, практически не скрывающих ступни, но им не холодно. Мозаичный пол теплый и приятный.

Помещение темное. Высокие стрельчатые окна скрыты тяжелыми плотными шторами. Потолок теряется в сумраке, как и книжные полки, уходящие ввысь. Стеллажи разбегаются лабиринтом в разные стороны. Магические огни освещают коридоры из книжных шкафов голубоватым светом.

Это место. Такое знакомое. Такое родное. Незыблемое.

Средоточие тишины, спокойствия и уверенности.

И сама Суэ здесь чувствует себя настоящей.

Пальцы касаются книг, едва-едва, ласково и осторожно, со страхом разрушить мираж. Все увереннее она надавливает подушечками на корешки, смахивает пылинки. Вдыхает запах. Прислушивается, слушает, прикрывая глаза.

Шепот, отрывки фраз и цитат. Книги переговариваются, рассказывают друг другу свои истории, зазывают своих читателей. Будоражат на грани слуха, завлекают, дурманят, грозят свести с ума неудачливого ротозея. Суэ ведет пальцами по корешкам, как по неровной лестнице. Одна, две, три. Вверх на одну ступень, вниз.

Конец стеллажа, поворот. Вспыхнувшие голубоватым светом огни. Этот коридор шире, чем ответвления. Если пройти дальше, то можно выйти к любимому месту Господина Юаэна.

Суэ шагает бесшумно. Не спеша. После смерти спешить некуда.

Этой библиотеки больше не существует. Она знает это так же четко, как и то, что она мертва. Башня Тайн Храма-на-могиле была разрушена. Книги преданы огню и пеплом развеяны по ветру.

Защитники Храма-на-могиле уходили, не оставляя за собой ничего. Только пустоту. Суэ видела развалины Храма незадолго до своей смерти. Издалека, подойти близко не осмелилась. Каменное нагромождение среди искореженного огнем леса. До нападения магов Храм был скрыт в лесах, окружен искусственно созданной топью. Пройти могли только знающие, где лежит костяная дорога и как ее вызывать.

Суэ помнит, как уходила вместе с Господином по костям сгинувших в этих местах тех, кому не повезло, с умыслом или без, забрести в эти гиблые для не ведающих верной дороги места. Как из чужих костей выстраивалась тропа, на которую им указывал Мастер Тени. Три шага вперед, три шага назад. Кости появлялись под ногами и так же исчезали, стоило им пройти дальше. Древние или свежие, белоснежные или еще не до конца выбеленные.

Древняя магия, недоступная к тому времени, в котором жила Суэ, практически никому.

Тени ушли в Тень. Снова. Оставили после себя пепелище. Но Суэ не беспокоилась о своих братьях и сестрах. Учение будет жить — будут жить и они. Передавая знания. Тысячу лет до — тысячу лет после.

Нет ничего заразительней идеи. А изначально заложенная первыми основателями, она уже давно обратилась в смысл жизни и жизненный путь для многих.

Одно из стрельчатых окон не было скрыто тяжелой тканью. Лунный свет падал на мозаичный пол.

Господин сидел на широком подоконнике с книгой, расслабленно опустив одну из своих ног свисать к полу. Он собирал свет на страницах, подсвечивая лунное серебристое письмо. Длинные черные волосы были, как и прежде, до казни, на которой их срезали, собраны в косу, что свободно лежала тут же, на подоконнике, своим темным концом.

Все такой же.

Суэ замирает на месте, чувствуя тупую боль под ребрами. Не от физических ран, от других.

Ей казалось, что больше она его не увидит никогда. Но… Неисповедимы пути судьбы и божьей игры.

— Ты пришла, — пальцы мальчика скользят по странице, закрывая книгу. Он поднимает на нее взгляд невероятных синих глаз и тепло улыбается. — Я рад. Но я и опечален.

— Почему вы опечалены, мой Господин? — голос у Суэ тихий, как и прежде, едва слышным шелестом скользящий по каменным стенам.

Она скучала.

— Я больше не твой Господин, — качает головой Юаэн. — Ты пришла слишком рано. Это печалит.

Суэ смотрит, ищет что-то, что может подсказать, дать ответ.

— Но в моей душе нет места печали. Я рада, что мы вновь встретились, Господин, — неужели он не желает ее видеть? Не желает. Она его подвела. Точно. — Вы не желаете меня видеть?

Он отводит взгляд, сжимает пальцами книгу.

— Я объясню, Суэ, — улыбка, полная печали. — Я неверно выразил свою мысль. Я рад видеть тебя, но опечален тем, что твоя новая жизнь была слишком коротка.

— Она была мне в тягость, — признается Суэ.

— Вот как, — мальчик хмурится и смотрит на нее с разочарованием. — Я думал, ты оценишь дар и выполнишь мое последнее желание.

— Я…

— Молчи! — семнадцатый наследник горько улыбается. — Прости. Это моя вина…

— Неправда!

— Правда! — на красивом лице ребенка проступает упрямство. — Ты всегда спасала меня. Защищала. Билась за меня насмерть. Боролась и сражалась, когда я… беспомощный и ни на что не годный, прятался среди пыльных книг, не желая бороться за свою жизнь, доверяя тебе, надеясь, что все образуется.

— Это была моя работа. Мой долг и обязанность. И я не выполнила ее.

— Не вини себя! Я сам виноват в своей смерти. Я слишком труслив, чтобы взять в руки оружие и сражаться. Даже за себя. Я был… недостойным тебя Господином, — по детским щекам потекли слезы. — Я просто не захотел жить. Но умирать одному мне было страшно. Даже если я тебя отпустил. Я так слаб… ты сражалась за меня со всем миром. А я…

— Не надо, Господин Юаэн…

— Надо! Это правда! Ты столько всего делала ради меня, а я даже не смог оценить всех твоих трудов! Господин тоже должен защищать своего верного слугу. Я тебя не защищал. Слишком труслив. Даже сейчас. Я слишком боюсь оставаться один и отпустить тебя окончательно, Суэ.

— Отпустить?

Суэ хмурится. Он уже отпустил ее. И разве эта встреча — не встреча в загробном мире?

— Ты должна была умереть и отправиться на круг перерождения, но я слишком эгоистичен… И заключил договор. Пожелал, чтобы ты помнила свою жизнь. Помнила меня. Я был слаб. Я заплатил свою цену. И получил место, о котором мечтал, — он вскинул руку, обводя библиотеку, и горькая улыбка коснулась лица. — Бесконечное число чужих жизней. Чужих историй, которые я вынужден проживать через страницы книг и никогда сам. За мою дерзость мне воздали по заслугам. За мою трусость меня наказали справедливо. Я мог лишь мечтать самостоятельно отправиться в путешествие и узреть весь мир, говорить громкие слова и давать пустые обещания, но быть слишком трусливым для того, чтобы решиться на этот шаг. Не боролся за свои мечты. Теперь мне не надо никуда идти. Я навечно прикован к этому месту, и мой удел — читать чужие жизни, потрясающие истории, не в состоянии больше никогда познать вкус настоящей жизни. И написать свою историю.

— Вы…

— Моей истории никогда не будет на этих полках. Ни одной из моих воплощений. Я посадил себя на цепь сам…

Суэ качает головой, закрывает в неверии глаза.

— А я? — слетает с ее губ.

— Прости меня, Суэ… — маленький Господин посмотрел на нее глазами, полными боли. — Ты обретешь покой лишь тогда, когда найдешь нечто, что будет дороже меня. А до тех пор я обрек тебя на такое проклятие, как память.

Нечто или некто дороже Господина. Невозможно!

— Память?

— Ты будешь помнить. Даже если попытаешься забыть, рано или поздно ты вспомнишь свою жизнь. Твоя душа будет вечно скитаться неупокоенной, без права начать все сначала. С чистого листа. Родиться вновь свободной от оков памяти обо мне и о других, чужих жизнях. А мой удел — смотреть за тем, как ты страдаешь. И страдать самому от понимания своей трусости и слабости.

Вечный скиталец. И когда-нибудь безумец, потерявшийся в чужих жизнях, как человек, впервые попавший в библиотеку Храма-на-могиле, среди бесчисленных стеллажей и книг.

Ноги не держали. Суэ опустилась на пол, подогнув колени.

Свобода была ложью. Всегда. Смерть — не значит покой.

Руки, изящные, словно выточенные искусным мастером из мрамора, под собственным взглядом трясутся.

— А что же или кто же… Дороже вас, Господин? — тихо спрашивает она.

— Я не знаю. В книгах говорится, что свое счастье человек должен найти сам, — тихо говорит вечный пленник Библиотеки Бесконечных Жизней. В его глазах вина и боль. А также стыд и раскаяние. — Прости меня, Суэ.

Покой — ложь. Свобода — ложь. И даже смерть теперь становится наказанием.

— Я могу остаться здесь?

— Нет, — отвечает он.

— И что дальше?

— Ты вернешься и будешь жить. Снова и снова.

— Пока не предам вас в угоду другому, верно?

Он улыбается ломко, болезненно.

— Я больше не твой Господин. Это не будет предательством, если ты отречешься от меня. Я… Пойму. И приму.

— Меня убили, — собственным клинком. Какая ирония.

— Рана у тебя справа. А сердце с другой стороны. Если хочешь, можешь вернуться. А можешь отправиться дальше. В новую оболочку.

Суэ сидит неподвижно, смотрит на падающий из окна лунный свет и в бессилии понимает одну простую истину. Рано или поздно — она возненавидит все это. И Господина, и невозможность получить покой.