Часть 6 (2/2)
— Вижу, — отозвался Изао и присел напротив Суэ, потеснив товарища. Поставил перед пленницей на пол фонарь, облокотился на согнутые колени локтями и хмыкнул. — Оказывается, тебя этим уже не напугаешь, да? Пуганая уже?
Он задумчиво потер щеку, заросшую темной щетиной, внимательно скользнул по светлой коже Суэ туманным изучающим взглядом и, протянув руки, устроил ладони на плечи, усмехаясь на ее немигающий взгляд.
Пальцы скользнули по шрамам ключиц, вниз по плечам, зарываясь под разрезанную ткань. Одна рука подхватила полумаску, что закрывала шею, сбросила на пол, как ненужную тряпку.
Разрезанная одежда скользнула дальше по плечам, оказавшись на локтях. Топ повис на лямках.
Грубые мужские пальцы скользнули, оглаживая линии шрамов, по груди, проследили до живота и вновь вернулись обратно, остановившись у сердца, там, где сплетался самый большой ком связывающих нитей.
Суэ терпит прикосновения, сдерживая желание отодвинуться. Дернуться. Ударить наотмашь, резким движением вспарывая глотку.
Не трогай. Это тело, как и душа, не тебе принадлежат. Они принадлежали Господину, но ты не Господин. Да и сама Суэ теперь не слуга.
Фоном, закусив губы, всхлипывает Рин. Суэ слышит, как с острого подбородка на пол среди этой напряженной тишины падают, разбиваясь, ее слезы.
Мужчина схватил Суэ за штанину на ноге, рывком дергая ткань вверх, обнажая лодыжку. Бросил острый взгляд на шею. Обхватил за железные обручи на руках, смещая с покрасневшего, стертого, синего запястья, которое скрывала ткань, рукав.
Красиво? Нравится?
— В каких сетях ты билась, бабочка? — серьезные темные глаза смотрят в блекло-голубые. — Не боишься ведь?
Суэ смотрит в ответ прямо.
— Нет.
Он усмехается. А после треплет ее спутанные волосы.
— Пойдем, Горо. Из этой малышки выйдет никчемная жертва. Пора заняться делом.
— Так и оставим? — спросил Горо. — Начальство не одобрит. Да и среди наших мало таких благородных, как ты. Ты же понимаешь, что ее ждет одна участь.
— Дадим ей шанс, — хмыкнул Изао и потянулся к цепям Рин, отцепляя их от потолка. Нохара не смогла удержаться на ногах и рухнула бы на пол с болезненным полузадушенным стоном-всхлипом, но ее грубо придержали и тут же, не обращая внимания на стон, завели руки за спину, заламывая. Судя по вскрику, напряженные и затекшие мышцы дали о себе знать в полной мере. Устоять на ногах она была не в состоянии, ее шатало. — Если не дура, откусит себе язык, а если дура… то не жалко. Не люблю разочаровываться. Пускай мужики развлекаются. У них давно бабы не было. А у меня на эти кости банально не встанет, как и у тебя.
— Хоши… — попытка дернуться в сторону Суэ у Рин провалилась. Широко распахнутые карие глаза были полны слез. — Прости… я…
— Пошла! — ее грубо толкнули, схватили за плечо и поволокли на выход.
— У тебя пять минут, — кинул себе за спину Горо, на мгновение остановившись в дверях, а после вышел.
Суэ аккуратно повела плечами, покрутила головой, разминая шею, а после забегала глазами в поисках того, что могло ей помочь. Взгляд остановился на фонаре, но предпринять она что-либо не успела.
В ее узилище шагнул высокий, худой мужчина с мутным взглядом бегающих глаз, которые с нездоровым блеском уставились на полураздетую Суэ. Лихорадочно облизав губы, шиноби прикрыл за собой дверь и оскалился.
— Здравствуй, малышка.
У Суэ по спине побежали предательские мурашки. Одно дело быть изнасилованной, избитой, пережить пытки, но совсем другое — попасться психу.
Безумцы на то и безумцы, что они непредсказуемы.
Мужчина присел напротив нее, жадно разглядывая в свете фонаря, и торопливо начал шарить руками по карманам и подсумкам, доставая из них острозаточенные… стилеты.
— Тише-тише, — улыбка на его лице была дрожащей. — Все будет хорошо, веришь? Мы просто немного поиграем…
Резким, совсем не дрожащим, четким движением он вогнал острый металл ей в бедро, чуть выше колена. Суэ дернулась и зашипела. Шиноби рванул вперед, липкой, потной рукой накрывая ее рот.
— Тише, — улыбнулся мужчина. — Сейчас будет лучше, хорошо?
Садист.
Схватив ее ноги, он дернул их на себя в попытке развести. Цепи звякнули, натягиваясь. Суэ дернулась назад. Это ему не понравилось. Буркнув себе под нос ругательства, шиноби воровато оглянулся на дверь, подтверждая догадки, что он тут не по разрешению вышестоящего, а тайком.
Суэ напряженно следила за тем, как он отцепляет от пола цепи, которыми она прикована за ноги. После чего недовольно косится на ошметки одежды на ее руках, хватает кунай и распарывает ткань. Водолазка падает на пол, обнажая руки.
Она дернулась в попытке захватить его шею ногами, но сделать ничего толком не успела. Шиноби из Скрытого Тумана тут же прижал ее ноги к полу, навалившись на худые бедра коленями. Схватившись за оставленный в бедре стилет, он вновь зажал ей рот рукой, вдавливая голову затылком в стену, и, внимательно смотря ей в глаза, начал медленно проворачивать стилет в ране по кругу.
Больно. Это было больно.
Не желая разрывать зрительный контакт, Суэ лишь сощурила заслезившиеся глаза, а после расслабилась и прикрыла дрожащие ресницы.
Послушники Храма-на-могиле были лучшими любовниками и любовницами. И их оружием зачастую было их тело.
Крупные слезы красивыми каплями потекли по лицу. Страдание.
«Женщина рождена для страданий, — так любил повторять им мастер Храма-на-могиле. — Но не каждое страдание вызывает нужные чувства. Вы должны научиться страдать так, чтобы не хватало воздуха, чтобы пробирало до самой души, чтобы тот, кто был свидетелем этого, оказался готов на все, чтобы одновременно прекратить ваши страдания и любоваться вашей мукой до конца своих дней. Чтобы был готов отдать вам свою душу».
Суэ расслабляется, поддается напору. С темных мокрых ресниц падают крупные слезы. Она плачет. Молча. Красиво. Роняет слезы.
Перед ее глазами стоит эшафот, на котором приходит конец ее Господину, что вместе со своей смертью забирает и ее жизнь. Весь ее смысл.
Там, на помосте, перед толпой людей, всеми зимними ветрами продувается ее сердце и душа. Умирает сама жизнь.
Она оплакивает, всей своей искалеченной душой плачет. Молчаливо и горько, роняя крик в бездну, засевшую внутри нее. Жадную и пустую, жрущую любые чувства с огромным удовольствием.
Бездну, полную тьмы.
Суэ плачет.
Грубая ладонь безумца сползает на ее шею. Она открывает глаза, смотрит из-под мокрых ресниц через мутную соленую воду и видит пораженное, восхищенное лицо ублюдка, который не может оторвать от нее взгляд.
Ее улыбка, ломкая, хрупкая, с растрескавшейся кожей и мелкими кровавыми ранками, полна горечи и молчаливого крика.
Безумец подается вперед и целует ее с жадностью, очарованный, зачарованный и не осознающий того, что совершает.
В этом мире никто не знает, что выходцы из Храма-на-могиле умеют убивать касанием губ. Если бы знали, то явно бы не были столь беспечны.
«Поцелуй смерти — это техника, которая позволяет рвать связи души и тела вашего врага. Коварство и сложность ее в том, что вы должны открыться своему врагу так же, как и он — дать. По сути, это соприкосновение душ. И в момент этого единения, используя энергию своей души, вы должны разорвать связи души и тела своего врага. Это опасно, ведь вы можете отправиться следом, — Мастер Храма-на-могиле улыбнулась. — Но это прекрасная техника. Ужасающе прекрасная в своей жестокости и коварстве. Поцелуй смерти — это самый лучший, божественный, невероятный поцелуй в жизни вашего врага. Он вручает вам свою душу, а вы отдаете ему свою. Он умирает на пике душевного и физического удовольствия, даже не понимая этого».
Поцелуй смерти — лучшее, что может произойти с вашим врагом.
Суэ прикрывает глаза, отдается поцелую со всей своей горечью, ощущая покалывающую энергию собственной души, холодящую изнутри. Прикусывает чужие губы почти невинно, чувствует, как дрожит человек напротив нее.
Холодком скользит внутрь его тела, не видит, но чувствует восторженное трепетание чужой сути и касается своей прохладой, гладит ласково, приводя в священный трепет. После чего обнимает незримо и неощутимо в момент, когда чужая душа дрожит.
И безжалостно обрывает связи души и тела. Восторженная, бьющаяся на пике удовольствия душа отлетает, покидает смертный сосуд.
Тело мужчины тяжело наваливается на Суэ, и его голова падает ей на плечо, а после сползает дальше куда-то на пол рядом с ней.
Суэ дышит прерывисто, рвано. Чувствует боль в бедре и, имея возможность шевелить ногами, с трудом сталкивает с себя уже мертвое тело.
У нее получилось. Получилось.
Ее душа успела крепко связаться с этим телом, чтобы не отправиться следом за своей жертвой. Смогла накопить достаточно энергии, чтобы не разорваться на ошметки от недавно полученных ран — следствие снятия оков.
Ей… повезло.
Суэ втягивает воздух шумно, через нос, задерживает дыхание, а после так же шумно выдыхает.
Смотрит на все еще стоящий фонарь. Тянется к нему ногой, звеня цепями, подцепляет его, подталкивает ближе и, стиснув на мгновение зубы, наклоняется, выворачивая плечевые суставы, сгибаясь едва ли не напополам в попытке дотянуться до фонаря лицом. Болезненно стонут суставы плеч и запястий, стирается кожа. Суэ вытягивает шею в резком рывке, сопровождающемся болью, задувает огонь рваным выдохом и вгрызается в фонарь зубами, сжимая их на ручке, рывком возвращается, наваливается на стену спиной, переводя дух.
Ржавая ручка фонаря царапает губы. Суэ прижимает плечи и руки к стене так, чтобы не оставалось просветов и пространства между ними. Не уронить бы.
Поворачивает голову, ставит все еще обжигающий небольшой фонарь неустойчиво на плечо и закрывает глаза.
Сейчас или никогда.
Свет от второго фонаря тусклый, но…
Фонарь неуверенно застывает на руке, и Суэ чуть отводит ее от стены, удерживая его. Смотрит пару секунд, а после начинает расслаблять и напрягать мышцы, привстает на ноги, упорно пытаясь довести фонарь до своего закованного запястья. Зажимая его железным обручем и стеной, Суэ закрывает глаза.
Все или ничего.
Стекло лопается, и мелкие порезы царапают запястье. Из лампы выплескивается маслянистая жидкость, смешиваясь с кровью. Стекло скрипит, зажатое между стеной и металлом. Суэ выкручивает сустав запястья, то приподнимая, то опуская руку.
Давай же.
Маслянистая жидкость попадает под металл. Начинает скользить. Еще немного.
Наручники рассчитаны на взрослого человека, хотя и подростка успешно удерживают, но все же достаточно свободно, чтобы…
— Ну, давай же… — Суэ тянет руку от усердия, выкручивает запястье и, мучительно сдирая кожу, заставляет выскользнуть из металлического плена. — Получилось!
Поспешно собирая масляные капли со стены и пола, Суэ обмазывает вторую руку и уже гораздо быстрее, пусть и с тем же болезненным ощущением и выворачиванием запястья, освобождает ее.
Запястья опухшие, посиневшие, со свежей стесанной кожей и краснотой. С кровавыми порезами от стекла. Пусть так.
Суэ облегченно выдыхает.
Она свободна.
Значит, ей пока еще рано умирать.
А раз так, пожалуй, она поживет еще немного.
Послевкусие от маленькой победы оседает на губах вместе со слабой улыбкой.