Часть 6 (1/2)
Рин нервно дернулась, приходя в себя. Тело покачнулось, зазвенели цепи. Суэ, открыв глаза, тут же вскинула голову, наблюдая за панически дергающейся девушкой.
— Продолжишь в том же духе — будет хуже.
Куноичи замерла, и, видимо, в этот момент боль достигла ее сознания. Она глухо застонала, и Суэ не смогла сдержать понимающую усмешку.
Шиноби Тумана явно знали, что делали. Подвешивая тело под потолок, они давали возможность опереться на пол, встав на цыпочки, тем самым внушая ложную надежду на облегчение рукам и телу. Вот только и стоять таким образом было мучительно. Поэтому пленнику приходилось чередовать, давая отдохнуть рукам, которые, застыв в неудобном положении, давали нагрузку на мышцы спины, плеч и рук, и ногам, которые тоже не могли долго находиться в таком напряжении. Голову приходилось держать, либо склонив вперед, либо с трудом устраивая ее между скованными запястьями. Была возможность откинуть ее назад, но от этого еще мучительнее. Мышцы шеи сходили с ума, отдаваясь головной болью.
Такое положение максимально быстро выматывало пленника. Если он был не подготовлен, то, вероятно, через какое-то время начал бы умолять его отпустить. Затекшее без возможности пошевелиться тело и напряжение в мышцах приносили очень сильную боль. И здорово подрывали моральный дух.
Цепи на ногах не давали нижним конечностям движения, исключая возможность подтянуться или хоть как-то подогнуть ноги.
— Хоши? — сквозь зубы, шипя, спросила Рин.
— Я.
— Живая, — выдохнула новая пленница и, наконец определив, с какой стороны доносился звук, повернула голову к Суэ, пытаясь рассмотреть ее в полумраке их узилища. Одна из ламп, висящих под потолком над головой Суэ, потухла сутки назад, а тюремщикам зажигать ее было, очевидно, лень.
Суэ подняла голову, откинув ее на стену, упираясь затылком в холодный камень, морщась от ноющей боли в шее. Смотреть приходилось снизу вверх. Учитывая то, что самый мрачный угол был ее обиталищем, Рин была вынуждена напрягать свое зрение, чтобы хоть как-то ее увидеть.
Темные карие глаза зловеще поблескивали в свете тусклого огонька, зависшего не так уж далеко от пленницы. Бледная кожа. Расплывающийся синяк, переходящий в фиолетовые отметины. Потрепанная одежда. Пожалуй, она выглядела гораздо хуже, чем сама Суэ, когда попала сюда. Скорее всего, успела оказать сопротивление.
— Пока еще жива, — хмыкнула Суэ.
Сокомандница поджала губы, явно поняв скрытый смысл.
— Мы искали тебя! Шли по твоим следам и оставленным знакам, но когда мы слишком близко подошли к охраняемой территории, то были вынуждены повернуть назад. Какаши нашел оставленные тобой знаки и сказал, что пойдет следом. Ему дали три дня и…
— Я не оставляла никаких знаков, — перебила сбивчивую речь Суэ. — Меня вырубили уже на пути к лагерю. В себя я пришла уже здесь. Поэтому знаков не оставляла.
— Но… как же так? — Рин растерянно выдохнула. — Тебя же похитили шиноби Тумана и…
— Нет.
— Что?
— Это был не шиноби Тумана, — Суэ прикрыла глаза со вздохом. — Но он по какой-то причине передал меня им.
— Что значит не шиноби Тумана? Шиноби Тумана напали на мою команду и убили всех! А меня похитили, как и тебя! Что за чушь ты…
— Это была ловушка, — резко бросила Суэ. — Рассчитанная на тебя. Может, на Хатаке. Или на вас обоих. Вашего сенсея? Не знаю. Я — наживка и приятный бонус.
— Но… зачем? Это же бред! Зачем кому-то я и Какаши? И Минато-сенсей? — нервно облизывает сухие губы девушка.
— Не ко мне вопрос. Что же насчет бреда… — задумчиво протянула Суэ. — Ваш сенсей — слишком известная фигура, перешедшая дорогу многим. Да и вы сами довольно известны. Я с вами недавно, но те, кто нас держит здесь, знали, в чьей я команде. Они говорили о командире и выгадали слишком удачное время для того, чтобы похитить меня, сыграть на твоих с Хатаке чувствах, — потеря сокомандника, — чтобы выманить из лагеря. Слишком много совпадений, не считаешь? И слишком много знаний о вас двоих и отношениях в вашей команде.
— Хочешь сказать… что среди нас есть предатель? — судя по нервному дыханию, которое услышала Суэ, Нохара начала складывать факты в своей голове.
— Вам лучше знать.
— Биджу…
Суэ тихо хмыкнула себе под нос.
Факты. Разрозненные детали накладывались друг на друга, и картина выстраивалась неприятная. Кто-то очень хорошо знал команду номер семь, чтобы манипулировать и играть на их чувствах.
Какаши Хатаке чувствовал вину за смерть друга. И рана была слишком свежа. А стремление не потерять последнюю из команды было очевидным. Слишком уж сильно он опекал Рин, как сторожевой пес, вился у ее ног, при этом мастерски игнорируя ее чувства. Неизвестно, может, чувствовал себя виноватым или не хотел связываться с ней, предавая память о влюбленном Обито Учиха, но насколько он охранял девчонку, настолько же пытался держать дистанцию. Обещание для него после потери сокомандника стало почти что первостепенной задачей.
Сам того не желая, он демонстрировал свое слабое место. Рин.
Рин же ходила за своим верным псом хвостиком. И ее чувства были так же очевидны.
Замкнутый круг из слабостей друг друга, который было видно с первого взгляда. И, признаться, шиноби в том же лагере откровенно не одобряли такого поведения, но все же с пониманием относились, надеясь, что эти двое отойдут от потери и разберутся в той мешанине чувств, в которой варились. Но, судя по ситуации, сделать это надо было раньше.
Суэ изучает взглядом с трудом различаемые трещины под ногами и размышляет над ситуацией.
Всегда есть мотив. Месть? Минато Намикадзе? Сакумо Хатаке? Самим подросткам?
Может быть. Но нельзя исключать других вариантов.
— Они сказали, что я неподходящий сосуд, — задумчиво говорит Суэ, надеясь, что у ее сокомандницы есть хоть какая-то информация, проливающая свет на этот загадочный «сосуд» и его предназначение.
— Для чего? — Рин вытягивается в струну, перенося вес на пальцы босых ног, выдыхая с облегчением, разгружая руки.
— Я не знаю. Думала, у тебя есть по этому поводу мысли.
Рин замолкает. Только дышит тяжело, судя по звукам. Напряжение, какое-то мрачное и тяжелое, повисает в воздухе, давит на плечи.
— Знаешь, Хоши, а ведь ты хорошо изучила нас всех за такой малый срок, — тихо заметила она. — Слишком хорошо.
Суэ замирает, расслышав напряжение в голосе. Смотрит сквозь завесу волос исподлобья, невольно напрягается, из-за чего звенья цепей, сковывающие руки, поскрипывают в тишине.
— Договаривай.
Шатенка вздрагивает, но ничего не отвечает, только бросает напряженный взгляд карих глаз, поджимает губы и отворачивается, расслабляя ноги и повисая на руках, давая передышку нижним конечностям.
Суэ криво улыбается и хмыкает. Ее приглушенный смешок разносится в тишине камеры.
А не ты ли тот предатель, а, Хоши?
***</p>
Суэ отсчитывает сутки. За это время к ним приходит куноичи, что так же треплет по голове несопротивляющуюся Суэ и отвешивает затрещину взбрыкнувшей Рин.
Медик к концу суток начинает тихонько постанывать, забывшись тревожным не то сном, не то болезненной дремой на краю потери сознания. Уснуть в таком положении нереально сложно. Медитировать получается с трудом. Поэтому лишь грань между полубессознательным состоянием и бодрствованием.
Рин продолжает упорно молчать.
Суэ не оправдывается. Не стремится завязать разговор. Переубеждать и доказывать кому-то что-то? Нет, нет желания.
Она смотрит в потолок, на волнующееся пламя фонаря над головой Рин, сквозь падающие волосы и размышляет над ситуацией с большой долей равнодушия.
По сути, ей плевать на смерть. И она даже не знает, хочет ли жить? В грудине разверзлась сама бездна, и все чувства падают куда-то туда, в бесконечность, теряясь, оставляя после себя пустоту.
Даже к собственному плену она испытывает по большей части едва различимый, на грани равнодушия, интерес. Что будет и чем закончится?
Когда за дверью раздаются шаги и в их камеру входит пара мужчин-шиноби, она едва мажет взглядом по ним, возвращаясь к рассматриванию трепыхающегося огонька, запертого в стеклянной тюрьме.
— О, очнулась? — хмыкнул один из мужчин, обращаясь к Рин. — Радуйся, ты нам подходишь! Хотя я бы на твоем месте не радовался…
Рин напряженно сжимает кулаки, тем самым причиняя себе больше боли, и морщится.
— Что вам от нас нужно?
— Эй-эй, красавица, тебе говорить не разрешали, — мозолистая рука довольно нагло легла на девичье бедро, заставляя Рин дернуться, что явно не осталось без внимания. Ладонь, испещренная шрамами, что для профессии убийц было обычным делом, скользнула по бедру, коснулась ягодиц, перешла на поясницу. Облегающие, удобные, не стесняющие движения штаны шиноби явно в этот раз подвели свою хозяйку. — Красивая. Жаль, нельзя тебя трогать, детка. А вот твою подружку…
Суэ, наблюдающая за этой сценой и прекрасно расслышавшая эти слова, встретила острый серый взгляд без капли желания или похоти с равнодушием. Второй из мужчин шиноби тоже не обладал взглядом насильника, но…
Мысли складывались в голове вместе. Суэ никогда не жаловалась на глупость. И прекрасно была знакома с тем, как можно сломать человека.
Изнасилование — один из самых быстрых и эффектных способов, вот только за то время, что Суэ провела в этих застенках, ее тюремщики успели убедиться, что так просто ее не сломать. Об этом уже был разговор.
Но сейчас ситуация другая. Ломать нужно было не Суэ, а Рин. И сама Суэ не более чем инструмент и объект, на котором наглядно продемонстрируют судьбу непокорной куноичи.
Мужчины всегда остаются мужчинами. Во всех мирах. И Суэ уверена, что и в этом мире тоже. Физиологическая реакция при виде женского тела, несмотря на всю выдержку, после стресса, особенно такого, как война, где адреналин и горячка боя требуют выхода, все равно последует.
Рин подходит для этого неизвестного сосуда. Но, очевидно, целый сосуд им не нужен. Во всяком случае психикой — уж точно.
— Горо, можешь приступать, — кивнул мужчина, продолжая стоять рядом с Рин, держа ладонь на ее пояснице.
В неровном свете тусклого фонаря все происходящее воспринималось гораздо острее. Тот, кого назвали Горо, присел перед Суэ и равнодушно посмотрел ей в глаза. Блеск острозаточенного куная пробежался бликами на цепях, и кончик металла прижался к подбородку Суэ.
Ткань резалась с потрясающей легкостью. Маска оказала сопротивление благодаря складкам, но все же под нажатием металла сдалась. Болезненные мелкие порезы заставили замереть. Дернешься — и перережут глотку.
На мгновение у Суэ возник соблазн, но тут же был отодвинут прочь. Если умирать, то только не так.
Глаза в глаза. Суэ смотрит пристально. Бесстрастно отслеживает реакцию того, кому выпала роль быть ее мучителем. Мешковатая водолазка с плеча Иоши неплотно прилегала к телу и поддалась гораздо быстрее. Топ, поддерживающий еще маленькую, только начавшую расти грудь, тоже.
Мужчина останавливается, словно задумавшись, вертит в пальцах кунай, а после скупо улыбается. Неуловимым движением убирает кунай и резким рывком хватается пальцами за края распоротой одежды, разрывая сильными руками ткань на груди до самого края водолазки, что давно уже выбилась из-под ремня.
— Твою мать! — ошарашенно выдает шиноби и отшатывается, поспешно одергивает руки.
Суэ знает, что он видит, и уголок ее губ дергается.
Розовые. На фоне бледной кожи нити-шрамы выделяются яркими кровавыми линиями. Тени придают еще более зловещий эффект.
С нее стянули перчатки, надели кандалы, но явно не слишком обратили внимания на руки. Те всегда были полны шрамов, если ты шиноби, так что ее шрамы пусть и выглядели необычно, но особого внимания не привлекли, а сейчас…
Сейчас Суэ сидела на полу камеры полуголая. Разрезанная одежда сползала с худых плеч, ребра выпирали из-под кожи, и ее равнодушное лицо не дрогнуло ни на миг.
— Что там у тебя? — заинтересованно спросил второй и шагнул ближе. Раздраженно сощурил глаза и, бросив быстрый взгляд на погасший фонарь под потолком, потянулся к нему. Пламя неуверенно задрожало, освещая мягким светом, разгоняя привычный Суэ сумрак.
Со стороны Рин раздался сдавленный выдох.
— Изао, — позвал Горо напарника.