Часть 2 (1/2)
Суэ проводит пальцами по бугристым розовым шрамам, оставленным будто острой леской, что беспорядочно намотали на шею в попытке оторвать голову или просто придушить. Или вскрыть глотку. Затянули и изрезали нежную кожу до безобразия.
Линии, розовые, еще совсем свежие, спускаются на ключицы, плечи и спину, беспорядочными нитями переплетаются друг с другом, обхватывают, заматывают грудь в кровавый кокон; вспарывая кожу шрамами, ползут с плеч к запястьям, оборачиваясь путаными линиями-каналами в несколько круговых оборотов, чтоб наверняка. По животу, по пояснице, вниз, к бедрам, до самых щиколоток. Все тело — сплошной рвано-розовый узор из шрамов-нитей, скрученных и перекрученных, держащих крепко-крепко, кромсающих грудину, — сосредоточие души, — заворачивая в паутину.
Шея — ошейник из нитей-шрамов. Щиколотки и запястья — каналы — обвитые, резные браслеты. Грудная клетка — сплошная центральная паутина, от которой и тянется сеть.
На белой юной коже это совсем не выглядит эстетично. Никакого восхищения и украшения, шарма.
Лишь истинная суть израненной души. В здоровом теле — здоровый дух, как частенько говорил один из Мастеров-Наставников Господина, недовольно кривясь, когда тот в очередной раз задыхался, не способный долго держать тяжелый меч.
Суэ ясно показывает перевернутую истину этой мудрости. Тело у нее здоровое, а вот дух… Точнее душа, с которой сорвали оковы, далека от здоровья.
Она усмехается и тянется к одежде, специально выбранной для этого. Ей пришлось перетрясти все вещи, оставленные в наследство, в поисках кофты с длинными рукавами. Такая нашлась, но шея была открыта, пришлось искать шарф. Старый, местами расползающийся вязаный шарф душил одним своим наличием. Не физически, больше морально, но пришлось терпеть. Длинные штаны, чтобы максимально скрыть изрезанные шрамированные щиколотки, руки спрятать в великоватые перчатки, чтобы не было видно кистей, на которых розовые линии были чересчур яркими и характерно обхватывающими тонкой вязью каждый палец, стягиваясь на тыльной стороне ладони паутиной.
Душа наконец-то полностью срослась с телом, и Суэ, стоя перед зеркалом, устало привыкает к своему новому образу.
Глаза, ранее серые, светлые, отливающие серебром, сейчас мутно-голубые. Губы тоньше, брови темные, на контрасте — выразительные и красивые. В том теле они терялись на светлой коже. Ресницы черные, длинные, красивые. А вот волосы… рваные, сухие, криво стриженные и абсолютно неухоженные. Ни в какое сравнение с ее шелковой волной, что по плечам растекалась живым лунным светом в ночи под тремя лунами родного мира.
Худая, оттого черты лица острые. Вся состоящая из углов и колких линий. Разбитая статуэтка из белого хрусталя, выточенная руками криворукого мастера с замашкой на изящество и гениальность.
Серая. Битая. Растрескавшаяся, готовая развалиться на множество осколков.
Суэ кутается в потрепанную, зашитую в нескольких местах куртку Иоши и надевает ботинки. Цепко осматривает маленькую квартирку напоследок и щелкает выключателем. После чего спускается по лестнице абсолютно бесшумно, теряясь в тенях, сливаясь с серостью и унылостью подъезда.
Поступь мертвеца потому и поступь мертвеца, так как до мертвых живым нет дела. Чакра, а точнее ее небольшое количество, замирает, подчиняясь ее контролю, и как будто гаснет, полностью скрывая ее из восприятия окружающих.
Суэ шлифует свою скрытность по новой, поэтому, сделав несколько шагов из подъезда, растворяется в толпе, превращаясь в невидимку. Люди идут мимо, соскальзывают взглядами, не задерживаясь и не запоминая серого человека. Она идет среди них бесшумно, мягко скользит по земле, едва ли тревожа кого-нибудь из них.
— Здравствуйте, — старый воин, стоящий за прилавком, вздрагивает и невольно тянется к оружию, но, замечая ее серую фигуру у прилавка, выдыхает. Недружелюбно щурится.
— Тебе чего?
— Что-нибудь шею закрывающее. И перчатки.
Старик смотрит на ее шарф и большеватые перчатки, перешедшие от названного брата Хоши по наследству, и хмыкает.
— А денег хватит? — Суэ спокойно встречает ехидный взгляд и равнодушно скользит по постаревшему лицу глазами, отмечая морщины. На вопрос она не отвечает. Молчит. Впрочем, старик, видимо, правильно расшифровывает ее равнодушную уверенность и машет рукой куда-то в сторону. — Все там. Маски, полумаски…
Она неслышно проскальзывает в указанную сторону и скрывается от цепкого взгляда среди амуниции.
Шиноби.
Суэ касается пальцами приятной эластичной ткани, задумчиво склоняя голову к плечу, и ищет глазами то, что подойдет ей больше.
Этот мир… странный. Она понимает это так ясно и так четко, когда память Хоши укладывается в ее голове вместе со знаниями.
Этот мир… слишком другой. И ей кажется, что она здесь не к месту. Такая вот, привыкшая служить одному Господину все десять лет, после того как ей исполнилось пять. В ее голове не укладывались местные обычаи. Шиноби были воинами, но воинами… странными. Они давали присягу эфемерным понятиям: «люди, деревня, Хокаге» — прекрасно осознавая, что на их месте может оказаться кто угодно.
Они до странного абсурдно служили всем и не служили никому.
В той же далекой Стране Железа, что всплыла в памяти Хоши, были самураи, которые клялись своему Господину личной присягой и служили именно ему. И в случае смерти Господина уже по желанию приносили новую клятву верности его Наследнику. И это было более понятным и правильным, чем бытие шиноби.
Кому они служили?
И за что… воевали?
Ведь помимо Хокаге и деревни были те, кого звали Дайме…
Суэ не могла понять всего этого. Быть может, было слишком мало информации, чтобы увидеть картину в целостном виде. Но одно было ясно — у нее есть всего шесть недель до того момента, как ее отправят на войну сражаться за… что?
Она знала, что такое пропаганда. Знала, так как сама успешно поддалась ее влиянию и буквально молилась на Господина, даже будучи еще не знакома с ним. И уже гораздо позже прониклась всей своей искренней преданностью и любовью к этому светлому ребенку, что родился слишком слабым для своей семьи воителей и тиранов, слишком мягким и добрым. И, к счастью, слишком далеким от трона. Что, впрочем, его не спасло от печальной участи. Она не спасла.
Суэ складывает все знания, полученные от Хоши, вместе, рассматривает их с разных сторон, вчитывается в документы, в которых указано, что она «временно недееспособна», листает старые конспекты из Академии и редкие свитки со странными магическими техниками, не особо спеша их пробовать выполнять.
Пытается совладать с непривычным мечом и метательным оружием, которое на удивление легко летит в самые разные цели. Стремится хоть как-то вжиться в этот мир и не выдать себя, но все равно решительно не понимает, что ей делать дальше со всем этим?
Ведь просто «жить» — это не тот ответ, который она хочет услышать. Ей бы больше подошло «выжить».
Свобода, рухнувшая прямо в руки и нежеланная, оттягивала болезненно плечи и не особо-то была похожа на свободу.
Эластичные перчатки и такая же полумаска, скрывающая шею от самых ключиц до подбородка, ложатся на прилавок, и Суэ отсчитывает деньги, забирает покупки и уходит, снова теряясь в толпе.
Без шарфа становится легче. Хотя закрытую шею все еще эфемерно сдавливает. Суэ пьет горячую воду с сахаром, обхватывая кружку, не снимая тонких, удобных перчаток, и, подхватив меч, снова выходит из дома, едва слышно щелкая замком в двери.
На улицу опускаются сумерки, и она привычно растворяется среди них, становясь их частью, по памяти двигаясь в сторону полуразрушенного полигона, который однажды показал самой Хоши и ее команде их сенсей.
Суэ с сомнением концентрирует чакру в ступнях, что получается у нее на диво легко, и делает несколько шагов по дереву вертикально вверх. Хождение по воде дается так же легко. Эта здешняя магия совсем не похожа на ту, что была в ее родном мире, и это обескураживает.
Она никогда не была магом. Регулярно сталкивалась с магией и знала пару трюков, но и те по сути магией не считались, а были основами основ их подготовки как слуг, которые должны защищать своего Господина.
На земле она чувствует себя все же уверенней. И ей это не особо нравится. Если уж у нее появилось преимущество, то им нужно пользоваться.
Техника Перевоплощения. Техника Замены.
Суэ тяжело вздыхает и с равнодушным интересом обнаруживает, что чакры осталось слишком мало.
Итог. Она могла в прошлом теле сутки бежать и устать так же, как и выполнив две техники по два раза.
Суэ садится на землю и смотрит на свою руку. Как там было? Предрасположенность к стихиям? Ветер. Которому в Конохе не у кого научиться. Да и если было бы, то вероятность того, что Хоши, то есть Суэ возьмут в ученики, равняется нулю. Слишком слаба.
Падать на холодную землю спиной, возможно, не самая удачная идея, так как ослабленный организм вполне мог заболеть, но ей сейчас все равно. Она смотрит на одинокую луну, безрезультатно пытаясь найти еще две, но, естественно, не находит и усмехается зло.
Слуги-послушники из Храма-на-могиле были лучшими тихими убийцами. Они не владели прорвой магии, чтобы сносить города одним движением руки, но отлично управляли своим телом и крупицами магии, что так или иначе жила в них. Тихие убийцы, лучшие диверсанты, телохранители и охранники. Чем больше силы, особенно магической, тем проще обнаружить ее обладателя. Фонит сильно. А вот те, у кого ее малое количество, при должном умении и сноровке могут быть гораздо опасней.
Тени никогда не были воинами, способными уничтожать армии напрямую. Но были теми, кто устраивал такие диверсии, что армия сама умирала от яда или от болезни.
Они были лучшими любовницами и любовниками, лучшими убийцами и, благодаря тому, что клятвами были опутаны не только тело и разум, но и душа, самыми верными. Но стоили такие игрушки совсем не дешево.
Суэ купили, когда ей было пять лет, а Господину исполнился один год. Последующие пять лет они не виделись. Когда ей исполнилось десять, а ему шесть, он приехал в Храм-на-могиле и остался в нем на три года, так как началась война и Храм стал его убежищем. В двенадцать Суэ закончила обучение и перешла в полное владение Господину. Последующие три года они вели кочевой образ жизни.
Она не раз спасала его жизнь. Они мотались по всей Империи, перебираясь от одного убежища к другому в обществе только самых верных людей. В конце концов, когда Десятый Наследник Императорского престола умер и остался только Юаэн, Суэ попыталась вывезти Господина из Империи, но…
Их предали. Тот глашатай был доверенным лицом, но он предал. Сдал их восстанию. И те подготовились, да так, что ее поймали и скрутили очень быстро. Они явно знали, что она не обычная служанка. И сразу же атаковали, не дав скрыться.
А теперь… Господина больше нет.
«Живи. Живи счастливо».
Суэ рассматривает катану в своих руках и со вздохом признает, что это не ее оружие. Нужно что-то легче и короче.
Ва… Ва-кид-за-си вполне подойдет. Вот только, чтобы его достать… Катана в руках оттягивает руку. В конце концов, это тоже память и последнее, самое дорогое напоминание о том, что когда-то было.
Пусть и в чужой памяти.
***</p>
— Здравствуйте.
— Мать твою!.. — старик-продавец схватился за лежащий на прилавке кунай. — Какого биджу, ты, чертов АНБУ, творишь?!
— Я не АНБУ, — Суэ устало моргает и кладет на прилавок катану.