Часть 1 (2/2)
Судя по интонации, женщина ругается. Стремительно пересекает всю комнату и громко захлопывает ставни окна. Следом слишком поспешно влетает еще одна женщина. Только на этот раз моложе, чем первая, и, похоже, начинает извиняться и оправдываться, но та, что старше, слушать ее не желает и, кажется, едва сдерживается, чтобы не перейти на крик.
Суэ дергает одной из рук и имитирует пробуждение, но, как будто передумав, вновь «засыпает».
Неизвестные замолкают. И от этого на секунду становится страшно. Неужели ее раскрыли? Она сделала что-то не так?
«Ну, давайте же, уходите!..» — мысленно молится девушка, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться с места и не испортить все окончательно.
Через несколько минут они покидают эту странную комнату. Суэ выжидает какое-то время, после чего вновь распахивает глаза и всматривается в белый потолок, что в сумерках превратился в серый.
Судя по всему, темнеет. Вечер? Ну хоть что-то.
Холодно. Пахнет сыростью и мокрой землей. Прелыми листьями. Осень.
Уже лучше.
Осталось понять, где она. И что происходит.
Трогать странную трубку она не решается, а вот вторая рука, которая не скована этой странной штукой, вполне рабочая. Суэ аккуратно приподнимается на локтях, оглядываясь с опаской, и замирает, когда ей на лицо падает короткая серебристая прядь волос. Они… посмели обрезать ей волосы?!
Она опускается на кровать и хватается за прядь, оттягивая ее перед собой, всматриваясь в неровно обрезанные, секущиеся волосы. Не серебристая. Другая. В сумерках грязно-серая. После чего переводит взгляд на свои пальцы, скользит по руке глазами и замирает, рассматривая кисть и запястье с россыпью маленьких шрамов, которые просто не могли быть на ее руках. У нее таких никогда не было.
Суэ крутит суставом запястья и хмурится. Следов от железных кандалов, что стерли ее кожу, нет. Да и ее руки были гораздо гибче, чем эти. Подвижнее.
Догадка, страшная, вгоняющая в ужас, заставляет ее замереть и поспешно провести рукой по лицу, горлу, груди и всему телу, насколько может, чтобы не потревожить странную трубку. Она сгибает ноги, засовывает руку под одеяло и какую-то рубаху, проводит по маленькой груди, скользит по коже живота, бедрам, дотягивается до икр, не находя характерных полосок-шрамов от снятых, буквально вырванных связывающих пут, судорожно выдыхает.
Что вы наделали, Господин? Зачем?
Это тело — чужое. Не ее. Ее душа еще не успела перенести свои духовные шрамы на физическую оболочку. Но совсем скоро…
Даже ее скудных познаний в магии хватало понять, что это чужое тело, ставшее сосудом для ее души, скоро станет ее.
Суэ никогда не была сильна в магических науках. Вся доступная ей магия, не связанная со специфическими техниками Храма-на-могиле, в основном заключалась в артефактах. Конкретно в ее мече, что должен был хранить и оберегать Господина. Сам же Маленький Господин Юаэн, слабый телом, но не духом, являясь лишь Семнадцатым Наследником в очереди на трон, много времени проводил в обществе книг и бесчисленных знаний, где с любовью и старанием впитывал в себя мудрость.
Он был не способен держать меч, но сил и ума хранить в себе знания у него хватало.
Магия. Он изучал магию и хотел когда-нибудь снять с нее оковы. Он обещал это сделать, считая ее достойной быть освобожденной от клятв и звания слуги. Он сдержал обещание, но последняя воля — на то и последняя воля Господина.
«Живи».
Суэ сжимает кулак и сдерживает себя, не позволяя произнести ни звука.
Маленький Господин.
Зачем?
Рука в бессилии падает на кровать, и Суэ вглядывается во все более темнеющий потолок пустым взглядом. Воистину, нет дара тошнотворнее, чем жизнь, когда тот, кто был всем, умер частично по ее вине. Тот, кто был достоин жить гораздо больше, чем она сама.
Но…
«Живи».
Она закрывает глаза и медленно начинает дышать, проваливаясь куда-то в глубины своих мыслей и воспоминаний в поисках той или того, что осталось от прежнего хозяина этого тела.
Вы жестоки, Господин, в своем милосердии. Но как можно судить вас за это?..
***</p>
Ее звали Хоши. По местному — звезда. Бесклановая. Безродная. Сирота, что единственная выжила из своей команды, но после всего случившегося не смогла пережить потрясение и… сломалась. Тринадцатилетняя девочка, владеющая силой исцеления, просто сломалась.
Она выжила, но спасти, несмотря на свои способности, никого не смогла. А вернувшись домой с войны, обнаружила, что ей не к кому больше возвращаться.
Попытка приставить ее в другую команду провалилась. И так не обладающая большими талантами девочка не сумела справиться со всем произошедшим и не смогла больше исцелять товарищей.
Бесполезная. Никому не нужная. Обычное мясо, которое должно было умереть на этой войне. Мусор.
Суэ было ее даже немного жаль. Хотя попытка самоубийства и отказ бороться не вызвали ничего, кроме отвращения. На руке, к которой была присоединена капельница, теперь красовались очень характерные шрамы.
Очевидно, что их оставили ей врачи как напоминание. О собственной глупости, вероятно. И о том презрении, которое к ней теперь будет обращено.
Самоубийство в этом мире считалось очень низким и позорным поступком. Если оно к тому же еще и неудачное, то вообще — считай, ты уже отброс. И слабак.
— Вот твоя одежда, — презрение в глазах медика было отчетливо видно, когда она швырнула Суэ одежду, стоило только убедиться, что она пришла в себя и подыхать не собирается. — Тебя выписывают.
Суэ провела рукой по некачественной, дешевой ткани своей одежды, перевела взгляд на потрепанные ботинки шиноби и прикрыла глаза. Сирота. Никому не нужная и бесполезная. Теперь еще и без команды, и без сенсея, а также не способная использовать свои медицинские техники.
Реплики медика она оставила без ответа, безразлично мазнув взглядом, дождавшись, когда она покинет палату, стянула с себя больничную одежду, педантично сложив ее на такой же аккуратно застеленной кровати, и надела свою потрепанную форму. После чего, не став дожидаться, когда за ней зайдут, подхватив парочку листов документов, оставленных на тумбе, распахнула окно, впуская в палату осенний холод и противную морось, и запрыгнула на подоконник, аккуратно прикрыв ставни.
Второй этаж не был преградой ни для Хоши, ни для Суэ.
Оставляя позади себя презрительно щуриться окна больницы, где каждый день умирали люди, пришедшие с фронта и отчаянно желающие жить, она одернула себя, заставляя чуть ссутулиться и втянуть голову в плечи, прежде чем по привычке выпрямить спину, выровняв осанку, и мягкой неслышной поступью пуститься в путь до теперь уже своей квартиры.
Пусть разум был чужим, но тело помнило. Да и воспоминания, что впивались в голову, проносясь болью в затылок и шею, давали подсказки.
Квартира, маленькая и тихая, пыльная, полная немого отчаяния, встретила ее унылой серостью и тремя кроватями, две из которых навсегда утратили своих хозяев.
Их команда состояла из бесклановых сирот, выросших вместе, словно одна семья. Позже к ним присоединился такой же безродный, никому не нужный сенсей, что искренне понимал их и тоже стал частью маленькой семьи.
Суэ кончиками пальцев проводит по одной из пустующих кроватей, цепляется взглядом за оставленную сенсеем в последнее посещение катану, что была подарком для Иоши, одного из неразлучной тройки, и подхватывает ее, вытаскивая из ножен.
Не самое лучшее качество. Но для таких, как они, почти сокровище.
Иоши мечтал быть мечником. Не успел.
Сора подавал надежды как иллюзионист. Тоже не успел.
Арата-сенсей теперь тоже уже ничему не сможет научить.
Хоши хотела быть величайшим медиком. Судьба жестоко над ней посмеялась.
Суэ проводит пальцами по розовым линиям на левой руке и кладет катану на кухонный стол, ставит чайник, с заминкой пытаясь выловить из мешанины разрозненных знаний нужные, и подтягивает к себе листы, пытаясь прочитать написанное.
Не получается.
Морщась от боли, потирает виски. Первоначальной целью она ставит понимание речи, все остальное еще стоит усвоить и разобрать. Говорить Суэ пока не рискует. Душа не срослась с телом окончательно.
Ей нужно больше времени и сил. Она заваривает местный дешевый чай и едва не кривится от отвращения. Его даже чаем назвать — все равно что нанести оскорбление благородному напитку.
В голове всплывают знания о том, что специи в этом мире, как и в ее, невероятно дорогое удовольствие. Как и чай.
Суэ со злостью ударяет кулаком по столу и зарывается в непривычно короткие, как она выяснила, седые пряди. Не её серебро, что шелковыми волнами спускалось по плечам.
Она с трудом сдерживает тяжелый вздох.
Она не хочет жить.
Но последний приказ Господина отпечатывается в самой душе. И она должна его выполнить, даже если не хочет.
Тогда… Быть может, она действительно будет свободна.
Жить счастливо…
Свобода. Слишком обманчивое слово.
Суэ с силой проводит ладонями по лицу. Выплескивает бурду в раковину и наливает обычный кипяток в кружку. Вода согревает озябшее тело изнутри.
Хоши было мерзко и больно. Суэ было все равно, когда она разбирала вещи погибших товарищей и откладывала себе то, что еще может пригодиться. Денег катастрофически мало, еды в запасах не было от слова совсем, а жить как-то нужно.
Суэ усаживается на ледяной пол посреди комнаты и устало смотрит в окно, по стеклу которого стекают капли дождя. После чего закрывает глаза и выравнивает дыхание, проваливаясь обратно в ворох чужих чувств, воспоминаний и боли.