32. Клановые дела (1/2)

Видимо, в кабинете стало слишком жарко, потому что когда я подходила, дверь была открыта, и можно было услышать голос Хеймдалля. Пока я шла, слов было не разобрать из-за того, что звук рассыпался по пустому коридору. Да и я, в общем-то, не хотела подслушивать — это было не только невежливо, но и часто доставляло больше неудобств, чем пользы.

— … но я не знаю состава, — на этих словах я завернула в кабинет, но не вошла полностью, а подпёрла собой косяк. — Всего несколько зелий вообще не выходят за пределы кровного родства Нильфхейм.

— А тебе бы очень хотелось? — спросила я и для вида пару раз стукнула костяшками пальцев по косяку. — И чью же память ты хотел бы выпить?

— Почему ты думаешь, что речь шла именно о них? — нахмурился Хеймдалль.

— Потому что ты собирался рассказать профессору Снейпу о клане, а эта деталь одна из самых важных для понимания всех внутренних процессов, — я пожала плечами. — Меня больше волнует, почему вы обсуждаете нечто подобное с открытой дверью.

— Что ты имеешь в виду? — он склонил голову набок.

Я отлепилась от косяка, развернулась и закрыла дверь. А потом достала палочку и наложила защитные чары, чтобы даже если кто-то надумал подслушать, ничего бы не услышал. Сделав несколько шагов, я остановилась у стола. Письма оказались рассортированы практически полностью на три стопки: большую из прочитанных писем, и две маленьких — из ещё запечатанных и уже вскрытых. Я глубоко вздохнула и подняла глаза на Хеймдалля.

— Зелья памяти засекречены, потому что с их помощью можно получить знания другого человека, — изрекла я.

— Я понимаю принцип их действия, — он снова нахмурился. — Но я не понимаю, почему вы держите их в такой строгой тайне.

— Все знания любого другого человека, — я поморщилась. — Это можно сделать и против его воли. Сложнее, конечно, но для того, кто искушён в ментальных науках — вообще не проблема. Только представь, что кто-то может просто подобраться к тебе, когда ты, например, спишь, и вытащить все твои знания из твоей головы. Все твои задумки, идеи, разработки. Твои достижения и навыки. Всё, на что ты потратил годы работы и практики. И этот кто-то сможет получить это, выпив лишь пару стаканов зелья, а потом стереть тебе память. Как тебе?

— Но это сделало бы обучение некоторых студентов гораздо проще! — возмутился профессор Снейп.

— Если бы не сводило с ума, — я посмотрела на него. — Не всех, разумеется, но подавляющее большинство. Мы не готовы нести ответственность за это.

— И всё же… — теперь нахмурился и профессор. — Ведь погружение в чужую память не даёт такого эффекта. Может, и зелья можно доработать?

— В том и разница — чтобы освоить знания и навыки, в них недостаточно просто погрузиться, как в думосбор, — я сжала переносицу. — Их надо прожить. Если бы эти зелья можно было доработать, мы бы это сделали, потому что риск того, что свихнётся даже легилимент, всё же есть. И если это случится, клан может прекратить своё существование.

— Погоди, откуда в клане известно о том, что зелья сводят с ума? — Хеймдалль сложил руки на груди. — Или это теория?

— Нет, это не теория, — я скорчила кислую мину и отвернулась к стене. — Мой предок, времён, кстати, основания Хогвартса, тоже думал о том, насколько эти зелья упростили бы обучение. Так что он много работал над составом и проводил эксперименты. Он и выяснил, что зелья сводят с ума большинство магов. Причём, чем волшебник старше, тем больше вероятность, что крыша поедет. Но даже в юном возрасте, если не считать легилиментов, крыша ехала у троих из четырёх. Предок свёл с ума около сотни человек, после чего оставил эту затею, как невозможную. Так что я не хочу даже думать о том, чтобы нести это в массы.

— Я тебя понял, — кивнул Хеймдалль.

Я криво улыбнулась и села за стол. Оказалось, что часть моей почты тоже была разобрана — вскрытые конверты с незнакомыми именами лежали аккуратной стопочкой. Мне оставалось прочесть только те, что прислали знакомые. Впрочем, их было не так уж много. Я поблагодарила Хеймдалля за заботу, поскольку только ему могло прийти в голову избавить меня от этого сомнительного удовольствия, и вскрыла первый конверт. Письмо оказалось от матери. Она писала, что у них отцом всё хорошо, только погода испортила им отдых в шале в горах, и отец простудился, из-за чего они просидели в доме всю неделю. Потом она сетовала на холод дома — и я на этом моменте не поняла, на кой было ехать в отпуск в шале в горах, где лежал снег, если этого самого снега хватало и в Дании. А потом она спрашивала, что за рекламу такую мы подали, что количество заказов увеличилось почти вдвое. Дальше шёл список организационных вопросов, а в самом конце просьба больше такую рекламу не давать. Ну, мы бы и не смогли, даже если бы захотели, потому что злодеи покамест кончились.

Отвечать на это письмо мне ужасно не хотелось. У Фрейи вообще были какие-то сильные проблемы с общением с родителями, так что без крайней нужды она с ними не связывалась. Особенно с отцом. Вообще, Фригг Нильфхейм, её-моя мать, была довольно красивой женщиной, высокой и статной. У неё были были длинные золотистые волосы и большие синие глаза. Когда она была моложе — до моего рождения — о ней часто говорили, что её должны бы звать Фрейей, понятно как кого. А мне её внешность не досталась — я была похожа на деда. Когда стало ясно, что пигмент у меня так и не появится, она решила, что у меня просто отбоя от женихов не будет. В том смысле, что отбиваться мне было бы просто не от кого. Впрочем, отца это даже воодушевило — на похоронах, когда стало ясно, что клан отошёл мне, он пообещал найти для меня достойную пару… М, теперь понятно, почему Хеймдалль тогда так недовольно на него посмотрел.

Однако на письмо надо было ответить, пока там некоторые не начали проявлять излишки инициативы вроде набора сотрудников по объявлению. А придури такой надо было избежать. Так что я взялась за перо. Я написала, что реклама оказалась побочным эффектом некоторых иных действий и что ажиотаж скоро спадёт. Ну, я надеялась, что так и будет. Ещё я написала, что мы нашли талантливого мастера зелий и уже подписали с ним контракт. Письмо вышло на удивление сухим, как будто из деловой переписки. Я перечитала его ещё раз и в конце всё же справилась, как здоровье отца. Отложив письмо, я подумала, что сегодня я в совятню не пойду — выходить из замка уже не хотелось. И взялась за остальные письма. В них, впрочем, ничего такого не было. Разве что Абигейл обещала по приезду выпытать у меня всё, что мне было известно про невесту Хеймдалля. А ещё там было письмо от Теофила Хилера, нынешнего Главного целителя больницы имени святого Мунго. Конверт от него был, возможно, самым пухлым из всей почты, потому что помимо довольно сжатой, зато отличительно честной благодарности, содержал длинный список зелий и составов, которые заказывала больница. Каникулы? Какие каникулы?

Закончив с этим, я притянула к себе альбом, который так и оставался всё это время здесь. Обычно при изготовлении магических артефактов, таких как палочка или посох, и я, и Хеймдалль опирались на наитие, озарение и материалы, но в этот раз я решила сделать хотя бы примерный чертёж. Ну, и рисунок дерева, если его делать, надо было сначала в большом размере прикинуть, потому что торец рукояти палочки диаметром едва ли превышает дюйм<span class="footnote" id="fn_31529255_0"></span>. Для Хагрида выходила не палочка, а прямо-таки палка.

— Фрейя, вы закончили? — спросил профессор Снейп, когда я смотрела на свой рисунок с расстояния вытянутой руки.

— Да, профессор, — отозвалась я и отложила альбом.

— Хэймдэлл сказал, что за пределами учебного процесса наше с вами общение должно быть менее формальным…

— Не обязательно кидаться к нему так с ходу, сэр, — я слабо улыбнулась. — Это может подождать. По крайней мере, до лета. Мне тоже надо согласиться с собой, чтобы назвать вас по имени. Если это, конечно, приемлемо для вас.

— Да, это приемлемо, — он кивнул, а потом нахмурился, как будто обдумывая что-то.

— Фрейя, у тебя есть письма на отправку? — изрёк Хеймдалль. У него в руке было несколько запечатанных конвертов. — Хочу пройтись до совятни.

— Письмо к матери, — хмыкнула я. — На Есенина не тянет, конечно, но шедевр ещё тот.

Он ухмыльнулся и скрылся в гостиной. Пока он одевался и чем-то там шуршал, я успела подписать и запечатать конверт. Забрав его у меня, Хеймдалль вышел, зачем-то напомнив, что я знаю, где кофе. Ну, это и правда было мне известно, но вот пользоваться своей шайтан-машиной он меня так и не научил. Я только покачала головой, глядя на закрывшуюся за ним дверь.

— Хэймдэлл ещё сказал, что вы готовы оказать членам клана любую посильную помощь, — изрёк профессор Снейп.

— Хеймдалль, — поправила я, поворачиваясь к нему. — Он вас поправлять не будет, но ему не очень-то нравится, как коверкают его имя. А по поводу помощи — да, всё, что в моих силах.

— Скажите, возможно ли вылечить расстройство рассудка? — спросил он, глядя мне в глаза.

— Не хочу обнадёживать вас и говорить, что можно исправить любую хворь, — я глубоко вздохнула. — Но с некоторыми недугами можно справиться.

— С чем точно нельзя? — напряжённо спросил профессор.

— С заболеваниями, искажающими восприятие реальности, — я нахмурилась.

— А травмы? — он даже немного подался вперёд. — Если, скажем, кого-то пытали до того, что он потерял рассудок.

— М… Практики такие, в принципе, есть… — протянула я. — Как с Джастином Финч-Флечтли я делала. Но надо смотреть. Чем пытали?

— Непростительным, — профессор отвёл взгляд. — Это было тогда же, когда погибли родители мистера Поттера. Вы помните снимок женщины в статье об окончательном уничтожении Волдеморта? — я кивнула. — Это Беллатриса Лестрейндж. Она была одной из самых ярых его последователей. М… Видите ли, было пророчество, в котором говорилось, что родится ребёнок, которого Волдеморт отметит как равного себе и который его и прикончит…

— Чушь эти пророчества, — скривилась я.

— Может быть, — кивнул он. — Однако Волдеморт решил, что не чушь. Тогда существовал Орден Феникса — сообщество волшебников, сопротивлявшихся ему. Среди них были Поттеры и Долгопупсы. Первых он навестил лично, а ко вторым отправились пожиратели смерти. Вы, возможно, видели Невилла Долгопупса — он студент второго курса Гриффиндора.

— Возможно, — я снова кивнула. — Но так сразу не могу вспомнить.

— О нём не говорят постоянно, как о мистере Поттере, и сам он ничего из ряда вон не делает, — профессор обозначил улыбку уголками губ.

— Как я? — меня перекосило.

— Как вы, — он кивнул. — В смысле, я имел в виду…

— Я поняла, — я криво усмехнулась. — Невилл Долгопупс не попадает в дурацкие истории и нарочно не выделяется. Значит, это о его родителях речь идёт?

— Да, — профессор снова кивнул.

— Где они сейчас находятся? — я нахмурилась.

— В больнице святого Мунго, — он глубоко вздохнул. — Уже одиннадцать лет.

— Оу… — протянула я. — Хорошо. Давайте разберёмся с палочкой для Хагрида, а потом займёмся этим. В любом случае, мне нужно бы посетить доктора Хилера. Вы что-то готовили как мастер зелий для больницы?

— Да, некоторые составы, — отозвался профессор.