9. Всем сделать красивую укладку - мы идём в атаку (1/2)

Неделя прошла как скоростной поезд мимо станции, где он не останавливается. Я вообще не заметила, как вдруг снова наступила суббота. Внушение Франкенштейна команде оказалось настолько мощным, что парни скрипели зубами, пыхтели, но терпели и прикладывали усилия, чтобы полностью проходить выстроенные им тренировки. Как ежедневные наземные, так сказать, так и в воздухе. Хеймдалль был мягок, убедителен и требователен. Я не запугивала их тем, в какого монстра он мог превратиться, если не увидит прогресса. Впрочем, на утренней пробежке силового комплекса они все уже выглядели немного убедительнее, чем вызвали его удовлетворение.

После завтрака я решила не тянуть никого и ни за что и отправиться сразу к Хеймдаллю — ведь он обещал подумать насчёт палочки. Справочник по сердечникам я отдала ему ещё в прошлое воскресенье, так что у него уже должен был быть ответ. Мы с ним буквально столкнулись перед дверью в его кабинет, поскольку он тоже только пришёл с завтрака. Впустив меня, он махнул рукой, приглашая меня в гостиную. Я озадаченно скривилась, проходя. Комната была небольшой и светлой. Однако было видно, что он немного поработал над интерьером: большая часть помещений замка соответствовала его романскому стилю, а здесь было ближе к хай-теку. Только с магией вместо электричества.

— Кофе будешь? — внезапно спросил Франкенштейн.

— Кофе? — озадаченно переспросила я. В Хогвартсе не было кофе. По крайней мере, для учеников.

— Да, — он кивнул. — Спасибо, я тогда разобрался в твоих записях и выяснил, как работает кофеварка. Так что сообразить что-то такое с помощью магии было нетрудно.

— А-а, — не нашлась с ответом я. — А сам кофе откуда?

— Из Эфиопии, — улыбнулся Франкенштейн.

— Не настолько в буквальном смысле, — я скривилась. — Где ты его купил?

— Я попросил Арчера сделать это для меня. Так будешь? — он сложил руки на груди и склонил голову набок.

— С удовольствием, — улыбнулась я.

— Садись, — он кивнул на чёрный кожаный диван, напоминавший тот, что был у него дома, у него дома, а затем взмахнул палочкой в сторону какой-то шайтан-машины, которая ни при каком раскладе близко не напоминала кофеварку.

— Что-то случилось? — я сосредоточилась.

— Что? — Франкенштейн посмотрел на меня, как будто не понял вопроса, а затем мотнул головой. — А, нет... Хотя... Есть кое-что. Ты не замечала, что твоя палочка не очень хорошо себя ведёт?

— Ты же понимаешь, что у меня с палочками всё немного иначе, да? — я чуть наклонила голову и вскинула брови. Он озадаченно нахмурился. — Я легилимент. Палочки принимают меня.

— А, ну да, — он глубоко вздохнул. — Моя... Короче, мне нужно заменить палочку.

— Так, стоп. Секунду. Тебе нужно заменить все четыре палочки? — помрачнела я.

Единение палочки и волшебника менялось в зависимости от периода. Не так чтобы очень сильно, но иногда даже самая малость имела решающее значение. Равноденствия и солнцестояния делят год на четыре части, каждая из которых имела свою энергию и свой фон. Глупо не использовать внешние ресурсы, если они есть. Однако для каждого периода нужна была своя палочка. Причём касалось это только палочек почему-то. Посохи вообще не капризничали и не дурили с принадлежностью, мечи — лишь бы рука была тверда, а кольца имели те самые склонности. И теперь выходило, что ему нужно было разобраться с палочками и, возможно, заменить их все. И как минимум одну необходимо было сделать буквально вот прямо сейчас.

— Боюсь, что так, — мрачно вздохнул он.

— Ну, прекрасно... — я поджала губы. — Просто прекрасно.

— Но есть и хорошие новости, — Хеймдалль улыбнулся. — Для моих палочек нам понадобятся в качестве сердечника хвостовой шип мантикоры или химеры, — на этом слове меня передёрнуло, — вибрис нунду, волос сфинкса и да — клык василиска. А для мистера Уизли нужно жвало акромантула.

— Ага... — протянула я. — А способов самоубийства попроще нет?

— Почему сразу самоубийства? — он поджал губы.

— Нет, понятно, что со сфинксом можно договориться, а клыки у нашего всё равно раз в год меняются, запас должен быть, — я сжала переносицу. — Но мантикора и нунду... Они редкие и водятся у Мерлина в бороде!

— По моим расчётам, самым срочным как раз будет клык. Видимо, при слиянии личностей что-то сместилось и...

— Так почему бы тебе не подождать двадцать второго числа, чтобы выяснить, так ли нужно менять палочки? — я изогнула бровь.

Хеймдалль нахмурился, поморщился, жестом показал подождать минуту и скрылся в спальне. Вернулся он с четырьмя палочками в руках. Разложив их по столу, он внимательно на них посмотрел.

— Так... моя вторая по порядку палочка — вот эта, из груши с сердечником из волоса сфинкса... — он взял её в руки, внимательно осмотрел, а затем махнул в сторону шайтан-машины. Кофе в белой чашке-полусфере плавно перенёсся мне в ладони. — И верно. Гораздо лучше.

— В камикадзе играть не будем? — после глотка кофе у меня улучшилось настроение.

— Жвало акромантула всё ещё нужно, — хмыкнул Хеймдалль.

— Здесь будем искать или домой поедем? — я подавила желание подобрать ноги.

— Здесь есть неконтролируемая колония, — он вздохнул. — Мне Хагрид рассказал. Он говорит, что сам слишком любит животных, да и они его не трогают. Но колония большая, а это может быть опасно. Хотя для него, как мне показалось, вообще нет опасных животных.

— Насколько я понимаю, в Запретном лесу много животных, которым эта колония может угрожать, — я глубоко вздохнула, глядя как Хеймдалль осматривается, прикидывая, что понадобится для этой вылазки. — Но я должна тебя предупредить — у меня арахнофобия.

— Что? — Франкенштейн дёрнулся, повернулся ко мне и замер.

— Не у Фрейи, а у меня, — добавила я.

— То есть при виде паука ты будешь верещать и в панике убегать? — уточнил он.

— М, нет, — я покачала головой. — Моя борьба с этим довольно успешна, я бы сказала. В последнее время мой страх ограничивается домашними пауками. Однако я подумала, что тебя стоит предупредить. Потому что я не знаю сама, как поведу себя при встрече с акромантулом.

— Чудно, — скривился Франкенштейн. — Времени до обеда не так уж много. Арчер уже доставил экипировку, так что надевай кольчугу и вперёд.

Василиск сбрасывал кожу каждые три года. А надо понимать, что это была змея длиной в пятьдесят футов<span class="footnote" id="fn_30476925_0"></span> с очень прочной, практически бронированной кожей, устойчивой к магии. Внимание, вопрос: кто откажется от защитной экипировки из такой кожи? Ну вот уж точно не мы. Кольчуга, о которой говорил Хеймдалль, представляла собой, по сути, костюм из кожи василиска, с некоторыми наружными дополнениями из переплетённых серебряных колечек. Шкура этой змеюки была на удивление лёгкой и гибкой, а вот серебро такими свойствами не обладало. И из-за особенности кожи на кольцах практически не было магии. По большей части они лишь увеличивали плотность в стратегически важных местах.

Хеймдалль вышел в свою спальню, оставив меня с кольчугой наедине. Хорошо хоть, кольца, меч и посох были у меня с собой, и мне не надо было возвращаться за ними в подземелье. Я вздохнула и натянула своё боевое облачение поверх суконного костюма, а поверх набросила бесформенную мантию — чтобы никто не догадался. Минут через пять вернулся и Хеймдалль. Я почти всегда собирала здесь свои — неприятно признавать, жиденькие — волосы в конский хвост, чтобы не мешались, и теперь он внимательно посмотрел на мою голову. Его пшеничные вьющиеся локоны лежали на плечах.

— Надо косу заплести, — нахмурился он.

— Помочь? — изогнула бровь я.

— Да, погоди.

Хеймдалль скрылся в спальне и вернулся с расчёской и шнурком. И это был не потрёпанный шнурок от старого ботинка — это был круглый плетёный кожаный шнур с цилиндрическими бусинами на концах, на которых были вырезаны руны. Я завязывала свой хвост чем-то похожим — такой шнур немного тянулся и был достаточно прочным. Чтобы волосы не выбились в самый неподходящий момент, я заплела тугую голландскую косу<span class="footnote" id="fn_30476925_1"></span>.

— Тебе ещё бороду и воротник из меха фенрира<span class="footnote" id="fn_30476925_2"></span>, и будешь прямо викинг, — хмыкнула я.

— Ну, у меня были викинги в роду... — задумчиво отозвался он. — Но бороду я, пожалуй, отращивать не буду.

— Хех... — мне почему-то показалось, что борода на его лице смотрелась бы крайне странно. — Кстати, я тут вспомнила, что ученикам в Запретный лес ходить запрещено.

— А я тебя отпросил, — Хеймдалль повернулся ко мне. — Если ты, конечно, не ищешь повода отказаться от прогулки в моей компании.

— Да разве ж я могу? — нарочно переигрывая, усмехнулась я. — Что может быть лучше вообще?

Он тоже усмехнулся и надел бесформенную мантию. Мы вышли из его комнат в пустой коридор и быстрым шагом двинулись к выходу из замка. Быстрее всего до Запретного леса можно было добраться через выход, который вёл к школьным теплицам — от них до границы деревьев было всего пятьсот футов<span class="footnote" id="fn_30476925_3"></span>. Была суббота, так что те, кто не стирал зад об метлу на тренировке по квиддичу, стирал его об скамейки библиотеки, и по пути нам никто не встретился. Промчавшись мимо теплиц, мы почти бегом пересекли небольшую полянку и скрылись за деревьями. Шагов через пятьдесят мы сняли мантии и убрали их в специальный мешок на поясе. Палочки были убраны в крепления под рукавом, а вот посохи извлечены из колец. Мой был сделан из пихты и имел холодный серый оттенок. На его круглом навершии был вырезан символ Мирового древа, а древко оплетал кельтский орнамент, изображающий его корни. А посох Хеймдалля не имел никакой резьбы, да и навершия, в общем. Это был выдранный с корнем шепчущий дуб — очень редкое волшебное дерево со светлой корой и тёмной древесиной. Если подойти к такому дереву, человеку начинал слышаться шёпот, в котором его изощрённо троллили. Причём, чем изощрённее был ум у подошедшего, тем изощрённее был троллинг. Поэтому они, собственно, такие редкие. Навершием его посоху служил узел корней, а резьбу заменяли естественные прожилки обнажённой древесины.

Тропинок в Запретном лесу, разумеется, не было. И бродить там можно было до бесконечности, если было что поесть. Однако у нас была конкретная цель, так что беспечно болтаться среди деревьев было бы как минимум странно. Тем более в подобном месте. Ветра не было, так что было очень тихо. Мы прошатались там почти полчаса, когда я заметила движение. Очень мелкое, тонкое такое. Был бы ветер, я бы подумала, что он просто чуть колышет листву. Однако раз листья шевелились без ветра... Впрочем, откуда вообще были листья на тисе? Я подошла и смогла рассмотреть парочку лукотрусов, которые что-то увлечённо делали с иголкой на ветке. Хеймдалль подошёл следом.

— Давай ветку отломаем, — тут же предложил он.