2. Шляпа (2/2)

Для студентов всегда характерны.

Все невзгоды всегда перетрут,

Оставаясь друзьям своим верны.

Слизерин ждал всех тех, кто хитёр,

Тех, кто к цели идти не боится.

Кто прошёл в подземелье отбор,

У того кровь отнюдь не водица.

Так не бойтесь, идите скорей.

В ваши души смогу заглянуть я

И узнать вашу склонность точней,

Чем любая другая ведунья.

Когда Шляпа закончила свой романс, зал активно зааплодировал. Она раскланялась, определённо довольная собой. Ну, пела она действительно недурно, особенно для шляпы, но вот по тексту у меня нашлось пару-тройку вопросов.

Профессор МакГонагалл, отходившая на время пения, вернулась с длинным свитком в руках. Она встала около табуретки с Шляпой и обратилась к нам.

— Когда я назову ваше имя, вы подойдёте, наденете Шляпу и сядете на табурет...

Громкие и взволнованные мысли первокурсников вернулись. Пока мы рассасывались по проходу большого зала, а Шляпа пела, все они были в таком немом восторге, что позабыли о волнении. Да и помещение было больше, так что мне вполне удалось отвлечься от них. И я расслабилась. Теперь собраться со своими мыслями и заткнуть чужие мне никак не удавалось. Я поискала глазами Франкенштейна — он оказался сидящим по левую руку от довольно молодого мужчины с чёрными волосами и крючковатым носом. Я постаралась очень громко подумать, что ничего не слышу.

— «Хеймдалль, — позвала я, и он повернулся ко мне. — Ни слова за гомоном не слышу».<span class="footnote" id="fn_29736968_1"></span>

— «Я скажу когда», — он ободряюще улыбнулся.

Особой суеты не было — было только непрерывное неутомимое жужжание. Пока я пыталась справиться с ним, подошла моя очередь — Хеймдалль очень громко подумал об этом. Подходя к табурету, я еле сдержалась, чтобы не помассировать виски. Я надела Шляпу и села. Повисла тишина. В моём мозгу резко перестали звучать мысли присутствующих. Прошло несколько секунд, и я услышала один мягкий, вкрадчивый голос.

— «Редко когда выбирать мне нужно не между двумя факультетами, а уж между всеми — такой талант был бы к месту везде, — проговорила Шляпа. — Но мне нужно что-то решить».

Она умолкла примерно на минуту.

— «А у вас предпочтения есть?» — как будто немного устало спросила Шляпа.

— «Не особо, — отозвалась я. — Хотя я, наверное, против Гриффиндора».

— «Аха...» — протянула Шляпа и снова умолкла.

Я старалась не думать вообще, хотя у меня это не получалось. Но по крайней мере, мне удалось отбросить мысли о своём попаданчестве. Прошло ещё минуты, наверное, две, а потом Шляпа снова заговорила в моей голове:

— «Ну, раз против Гриффиндора, задайте им...» Слизерин! — уже на весь зал объявила она.

Я поднялась с табуретки и двинулась к столу справа от центрального прохода. Здесь мне определённо были рады — моя семья была достаточно известна, и я была уверена, что родители многих сидящих здесь студентов были клиентами моей зельеварческой конторы. Голоса в мою голову вернулись, но, видимо, я и сама немного волновалась, потому что теперь, сев на скамью, я смогла их заткнуть. Ну, почти. Надо ещё поработать над этим.

Напротив меня за столом оказалась та самая девочка, с которой мы плыли в лодке. Её звали Девона Мистефонси. И нет, я не слышала, как профессор МакГонагалл читала её имя — я нагло вытащила его из её мыслей. Те два мальчика-близнеца тоже оказались в Слизерине, как и ещё две девочки и три мальчика. Я решила, что их имена узнаю потом.

В центре преподавательского стола, в кресле, похожем на золочёный трон, сидел старец. У него была длинная седая борода, пронзительные синие глаза за очками-половинками и множество морщин. Очевидно, это был директор школы Альбус Дамблдор. Мне ещё предстояла некоторая беседа с ним касательно моих милых питомцев. Хотя, я подумала, что стоило бы рассказать ему о том, что Шляпа отлично глушит мысли извне. Это, конечно, был тот ещё номер, но тогда преподаватели могли бы быть уверены, что свои знания я беру из своей головы.

Директор поднялся и произнёс короткую и очень странную речь. Он поздравил всех с началом учебного года, изрёк некий бессмысленный набор слов, больше похожий на пароль для домовиков, и объявил начало пира. Перекусившие в поезде чем попало студенты набросились на еду, как пираньи на кусок мяса. Зато шум в голове утих — когда люди едят, они в принципе думают меньше.

Понадобилось примерно полчаса, чтобы все насытились. Ну, я тоже не звёзды созерцала, хотя переедать, как большинство присутствующих, не стала. Я как раз расправилась с вишнёвым штруделем с мороженным, когда тарелки мгновенно опустели. И рты закрылись. Потому что директор Дамблдор поднялся, обошёл стол и остановился перед кафедрой с раскинувшей крылья золотой совой. Я не заметила, когда она там появилась, но выглядело так, будто она вообще всегда там стояла.

— Я бы хотел сказать несколько слов перед тем, как мы все отправимся спать, — проговорил он мягким голосом. — Прежде всего хочу сообщить о замене предмета: теперь вместо Защиты от тёмных искусств у вас будет предмет Основы противодействия тёмным искусствам. Вести его будет Хэймдэлл Эдельштейн<span class="footnote" id="fn_29736968_2"></span>.

Хеймдалль поднялся, приветственно кивнул, улыбнулся и окинул взглядом зал, после чего снова сел. Вообще, за те шесть лет, что мы с ним в жили в Британии, никто не прочитал его фамилию правильно. С именем некоторым справиться всё же удавалось, но с фамилией — никогда. Сначала он поправлял, а потом смирился. Эдельштейн так Эдельштейн. Когда директор представил его, некоторые студентки снова подумали слишком громко, и мне не удалось заткнуть всё. И мне было весьма отрадно, что Франкенштейн их не слышал.

— Перед началом семестра я хотел бы напомнить некоторые правила: первокурсникам необходимо запомнить, что ученикам запрещено ходить в лес на территории школы. Некоторым старшекурсникам тоже стоит помнить об этом, — он строго посмотрел куда-то на стол Гриффиндора. — Также хочу напомнить, что колдовство в коридорах на переменах творить не следует — наш школьный смотритель, мистер Филч, просил вас уделить этому правилу особое внимание. Теперь насчёт квиддича — тренировки начнутся через неделю, как всегда. Желающие играть в сборных своих факультетов должны обратиться к мадам Трюк. И наконец, прежде чем пойти спать, давайте споём наш школьный гимн.

Соседа Хеймдалля перекосило. На лицах остальных преподавателей улыбки выглядели приклеенными. Кто-то из них очень... Очень Громко подумал, что надо придумать заклинание временной глухоты. Директор тем временем взмахнул палочкой, и над кафедрой взвилась золотая лента, которая вывела слова.

— Каждый поёт на свой любимый мотив! — провозгласил Дамблдор. — Начали.

Итак, мне кое-как удалось утихомирить болтовню внутри моей голове, и теперь какофония голосов обрушилась на меня снаружи. Мне хотелось зажать уши руками и скрутиться в улитку.

— «Там всего три куплета, — донеслись до меня мрачные мысли Хеймдалля. — Это ненадолго. Надеюсь».

Когда последний певец закончил — а поскольку каждый пел как хотел, закончили все в разное время — Дамблдор наградил его самыми громкими овациями, а затем отправил всех по кроватям. К нам подошла высокая девушка с тёмными чуть вьющимися волосами и большими синими глазами.

— Я — староста факультета, Джемма Фарли, — представилась она. — Я провожу вас в спальни.

И все слизеринские первокурсники угрюмой гурьбой поплелись за ней в подземелье. Мы шли коридорами, которые освещались факелами. Чада от них не было, так что скорее всего это был магический огонь. Мы прошли несколько поворотов и остановились перед чистой стеной. Джемма повернулась к нам.

— Запомните это место и пароль — «Чистая кровь».

Часть стены отъехала в сторону. Короткий тёмный коридор вёл в большое подземелье, стены которого были из дикого камня. Помещение было вытянутым в обе стороны. Напротив входа находился камин из белого мрамора с изящной резьбой, с потолка на цепях свисали сплюснутые круглые лампы зеленоватого оттенка. По обе стороны от камина стена была прозрачной, и через неё было видно глубины Чёрного озера. В данный момент там было темно и только едва намечалось какое-то движение. По всему подземелью стояли небольшие диваны и кресла чёрного и зелёного цвета. Меж ними были столы с матовыми серебристыми столешницами. Место было тёмное, но в некотором смысле уютное.

К комнатам мальчиков идти было направо, девочек — налево. Джемма поймала кого-то и парней-старшекурсников и попросила проводить мальчишек к ним в спальню, а сама повела нас. Наша спальня оказалась довольно просторной. Она была прямоугольной, большие кровати с зелёными балдахинами стояли по обе стороны от двери по две, а у стены напротив стояли письменные столы. Там, в той стене, были французские окна, выходящие, естественно, в озеро. Там что-то колыхалось. Каждая из нас нашла в изножье свой чемодан и, соответственно, свою кровать.

Помимо Девоны моими соседками были Геката Эллингтон, кареглазая блондинка с каре, и Абигейл Берриклот, зеленоглазая шатенка с косой до пояса. Наши с Девоной кровати оказались рядом. Геката и Абигейл были англичанками самого натурального вида, и они, как мне показалось, как-то сразу нашли общий язык. Возможно, они были и до Хогвартса знакомы, так что это было неудивительно. Я устала — неудобное детское тело! — и хотела спать. Однако в то же время всеобщее возбуждение проняло и меня. Моя кровать была ближе к окну, Девоны — ближе к двери, и мы с ней немного поболтали. Выяснилось, что её семья родом из Сенегала, и они долгое время жили во Франции, но пару лет назад переехали в Ливерпуль. Так она оказалась в Хогвартсе, хотя оба её родителя оканчивали Шармбатон. У неё действительно был лёгкий акцент — она чуть грассировала, и теперь было понятно, почему. Девона говорила, что мечтала тоже поступить туда, но рада тому, что оказалась здесь. А я подумала, что рановато она радуется — всё же отношение к нашему факультету как бы не очень... Я, можно сказать, демонстративно зевнула, и этот длинный день наконец-то закончился.