Первый блин комом... (1/2)

POV Андрей Сергеевич.

От размышлений меня прервал глухой стук в дверь.

— Проходите! — произнес я достаточно громко, откладывая в сторону «Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры» Эрика Берна, что так удачно обнаружился на книжной полке кабинета, сплошь заставленной пыльными представителями «психологической литературы», но которые, к моему великому сожалению, не представляли собой никакой ценности с точки зрения вышеупомянутой науки.

Между тем, дверь медленно отворилась, и в кабинет нерешительно, словно чего-то боясь, вплыла тень. По крайней мере, мне так показалось.

— Настасья? — не без удивления произнес я.

На это «тень» едва заметно улыбнулась мне, слегка смутившись.

— Здравствуйте, Андрей Сергеевич, — как всегда тихо произнесла Настасья, проходя в кабинет и несколько неуклюже присаживаясь на диванчик.

— Как ты себя чувствуешь?

Скворцова неопределенно пожала плечами.

— Нормально. С сегодняшнего дня я хожу в школу, — она немного задумалась, теребя ремешок рюкзака. — Меня выписали.

— Что тебе сказал врач?

— Просто вирусная инфекция…

С того злополучного дня, когда я по своей же глупости, посадил Скворцову за руль снегохода, прошло около десяти дней. И все это время я не видел ее на наших занятиях. И в школе, как таковой, тоже.

Единственное, что в как-то степени успокоило меня, было сообщение:

«Я заболела. Осталась дома. Не теряйте меня.

Настасья Скворцова.»</p>

Впрочем, как я и предполагал, Настасья отделалась легким ушибом, но довольно длительное пребывание на морозном воздухе явно не пошло ей на пользу: на следующий же день она почувствовала недомогание, а к вечеру того же дня у нее поднялась температура. Нам пришлось немедленно возвращаться в город. Хотя стоит отметить, что добрались мы довольно быстро, поскольку ночная трасса, как и обычно, была пуста.

Все это время меня беспокоило странное чувство, от которого я не мог отделаться: я понимал, что беспокоюсь за нее. Не знаю почему, но я понял, что именно на мне лежит груз ответственности за эту девочку, абсолютно чужую, если подумать.

Как бы я не пытался отмахнуться от этих мыслей, ничего не получалось. То, что эти догадки не пустые, доказывал факт, что в тот день я испугался за Скворцову. Да, именно, испугался; испугался так, если бы на ее месте была Алисия, близкие мне люди, как Женя или Ксю, в конце концов…

— Какое странное название, — задумчиво произнесла Скворцова, словно обращаясь в пустоту.

Я не сразу сообразил, о чем она вообще, но проследив за ее взглядом, понял, к чему относилась ее реплика.

— Возможно. Я раньше не задумывался над этим. Меня всегда больше волновало содержание книг, нежели их обложка или название.

Девчонка едва заметно улыбнулась.

— Я, если честно, не ждал тебя сегодня, — вздохнув, наконец произнес я. — Поэтому, у меня ничего не подготовлено.

Моя собеседница непонимающе взглянула на меня.

— Я могу порешать тесты.

— Если бы от них был хоть какой-нибудь толк, — глухо хмыкнул я, понимая, что в случае Настасьи нужна несколько иная тактика.

Да, толку не было. Сложно представить, но то, что практически безотказно действовало раньше, перестало работать. Я вновь вспомнил слова Жени, что «эта бумага мне уже ничем не поможет».

Как ни странно, он не поменял своего решения познакомившись с Настасьей, поговорив с ней. Направлял Лавин всегда ловко и, словно невзначай, таким образом, что незнающий человек ни за что бы не поверил, что этот оптимистичный, всегда улыбающийся, молодой человек, который, кажется, ничего в этой жизни не способен воспринимать всерьез, является опытным психологом, да и вообще, проницательным человеком. Женя вновь напомнил мне, что в этой ситуации «общение — залог успеха».

Теперь же я с уверенностью мог сказать, что это действительно так. Нужно попытаться. Я должен ей помочь.

Но проблема была в другом — у нас не было тем для разговора. Все дело было в большой разнице возраста, как мне казалось.

На интересующие меня темы я мог подолгу беседовать с любым человеком моего возраста, но о чем говорить с подростками, да и вообще с детьми, я не знал. Обучение в университете просто не подготовило меня к этому. Да и то, что я когда-нибудь окажусь школьным психологом — я знал, что моя специальность может занести меня куда угодно, но что это будет именно данное заведение! — я не подозревал. Я всегда считал школьников лентяями, не способными на умную мысль. Стоит только вспомнить свои школьные годы. В этом было виновато мое детство, а именно — то впечатление, которое произвели на меня мои школьные «собратья». Как мне тогда казалось, большинство из них было способно лишь на обман.

Конечно, так судить несправедливо и даже жестоко, но, если задуматься, по сути своей, это — правда. Но с этим можно было смириться сейчас, если бы не этот ужасный шум.

Я устало вздохнул, желая забыть о том, где я нахожусь, но это увы было невозможно, ибо крики из коридора были слышны даже сквозь закрытую дверь.

Вдруг послышался довольно громкий стук, от которого Скворцова подпрыгнула на месте.

Крикнув банальное «Войдите!», я поднял глаза на нежданного гостя.

В дверном проеме стояла Алисия, а шум из коридора на мгновение стал просто невыносим. К счастью, девушка прикрыла за собой дверь раньше, чем мои нервы достигли отметки максимум.

Сухо извинившись и окинув уничижающим взглядом Скворцову, девушка тепло улыбнулась мне, что в данной ситуации было весьма странно, едва уловимо кивнула в сторону выхода и закрыла дверь с той стороны.

Звонок на урок показался мне подарком свыше.

— Извини, — обратился я к побледневшей Настасье и вышел вслед за Баль.

Алисия стояла в пустом холле, оперевшись о подоконник, и с сердитым выражением лица быстро набирала сообщение на своем телефоне: любой бы заприметил в ней нарастающее беспокойство.

А вызвано было это чувство ожиданием сегодняшнего спектакля — кульминацией ее обучения.

— Как ты? -обеспокоенно спросил я, подойдя к ней.

Но этот вопрос был совершенно не обязателен: затравленный взгляд Баль говорил сам за себя.

Девушка уткнулась лбом в мое плечо.

— Не важно. Мне просто захотелось тебя увидеть.

— Ты же собиралась остаться дома и настроится на выступление? — заявление Алисии очень удивило.

Баль подняла на меня осунувшееся лицо — она очень переживала в течение последних дней, буквально не находя себе места, хотя и пыталась это скрыть.

— Я тоже так думала! — ее глаза негодующе вспыхнули, но продолжила она довольно устало. — Полина закатила истерику, потому что «нецелесообразно репетировать без главных героев». Теперь Степанида Арсентьевна рвет и мечет, потому что не игра актеров, а «черти что и с боку бантик». А Роберт все никак не может доехать — стоит в пробке. Его тоже попросили срочно приехать… Что же сегодня за день такой?! Хоть на Голгофу иди! Ладно бы я сама отгул попросила, но нет же «Баль, ты лучшая в группе и поэтому тебе небольшой бонус». Я думала, что лучшая студентка по актерскому мастерству заслуживает отдых и не обязана быть на этюдных репетициях! — перестав тараторить, Алисия зло выдохнула, пытаясь успокоиться. — Почему все так? Почему именно в этот день?

Всю эту триаду я выслушал молча, внимательно наблюдая за девушкой.

От ее непоколебимой уверенности в собственном совершенстве не осталось и следа. Сейчас передо мной стояла не «мисс Алисия Баль» и уж тем более не «принцесса», как ее часто называли дома, а беззащитный, несправедливо обиженный ребенок. Я никогда не видел девушку такой уязвимой прежде — наоборот, в ее внутренней силе я никогда не сомневался.

Внезапно я ощутил накатывающий приступ злости на самого себя — я вспомнил, как нервничала Алисия последние несколько дней, делая только хуже. Но я не смог ей помочь, не смог развеять ее страхи: на мои разговоры, просьбы успокоиться, девушка делала непонимающее выражение лица и отмахивалась. Здесь помогло бы только время. А также терпение и железные нервы.

Но разве эти качества были у импульсивной и эмоциональной Баль?

В этом я глубоко сомневался.

Вот и сейчас не в моей власти было что-либо сделать. Возможно, многие думают, что психолог всемогущ, что он может развеять любые проблемы, словно по взмаху волшебной палочки. Но это далеко не так. Каждый из нас индивидуален; «каждая личность- это клубок противоречий, поэтому самое безнадежное дело на свете — пытаться точно определить ее суть — характер человека», говорил один известный американский писатель, произведениями которого я в свое время зачитывался.

Именно поэтому, «всеобщих» методик не существует. В любой ситуации существует лишь один ориентир — собственный опыт.

Но это были все глупые оправдания, которые точно не смогли бы избавить от ужасного чувства беспомощности, перед которым столкнулся я, понимая, что Алисия только все больше накручивает себя. Душевные беседы тут точно бы уже не помогли.

— Хорошая моя, перестань, — как можно мягче произнес я, обнимая девушку и целуя ее в макушку, — ты думаешь мне легко видеть как ты самоедством занимаешься?

— Интересно, а что бы делал ты, если бы тебя окружали одни идиоты, которые почему-то считают, что имеют полное право критиковать тебя и указывать, что «правильно», а что — нет, хотя сами ничего в искусстве не то что не смыслят — не чувствуют! А это много хуже, — недовольно пробубнила девушка в мой пиджак.

— Ты можешь обсудить это с Настасьей, например. У нее прекрасное образование: девочка закончила музыкальную и художественную школу. Весьма талантливая личность…

На это послышалось возмущенное фырканье.

— Вот еще. Больно нужно мне знать ее мнение!

— Почему же? И вообще, что произошло между вами?

— А ты сам подумай, — Баль зло сузила глаза.

Я косо посмотрел на нее сверху вниз.

— Вспомни случай в Театральном. Ей помощь предложили, время потратили, а она даже текст с бумажки прочитать не смогла! А потом, — девушка закатила глаза, — разревелась и убежала! И, скажи мне, после этого она еще — человек искусства?! Ха! Да она просто ленивая девчонка, которая сама не знает, что ей нужно! И после этого ты еще говоришь «тоже», словно она мне ровня?!

Алисия сделала успокаивающий вдох и попыталась отстраниться, но я лишь крепче прижал ее к себе, на что получил еще один недовольный взгляд.

— Просто внимательно выслушай, и все, — сказал было я, зная наверняка, что начатый мною разговор бессмыслен: что взбредет в головушку Баль, то выгнать практически нереально.

— И не подумаю!

— Ты ведешь себя как капризный ребенок! — не сдержался я.

— Ну и пусть! — выкрикнула она, предприняв еще одну безуспешную попытку вырваться.

Поддавшись раздражению, я слегка встряхнул ее за плечи, чего Баль, естественно, не ожидала. Заправив за ухо выбившуюся прядь, она подняла на меня негодующий взгляд.

— Прости… — тихо произнес я, осознавая, что только что сделал. — Но ты не должна так о ней говорить, абсолютно не зная ситуации. Поверь, Скворцовой много тяжелее, чем кажется на первый взгляд.

— Нет! Настасья просто таким образом привлекает к себе внимание. Хотя, на самом деле, ей необходим хороший пинок! Я понимаю, многие в школе незаслуженно считаются серой массой, и поэтому пытаются выделиться любыми методами. Но я, к примеру, именно в школе поняла, что внимание нужно заслужить, и никто просто так на тебя не посмотрит!

— Я не знаю, что было у тебя в школе, — как можно спокойнее начал я, понимая, что нужно держать себя в руках, ибо этот разговор был по-настоящему важен. — Ты никогда не рассказывала мне. Но я уверен в том, что тебя всегда поддерживали родители, твой брат, Еся, а у Скворцовой этого нет! Она совершенно одна. Ей никто не поможет. Мама Настасьи погибла в автоаварии, а отец женился во второй раз, теперь у него другая семья, — я сделал небольшую паузу, позволяя девушке переварить информацию, — ну и, сама понимаешь.