сегодня (иваой) (2/2)

Нельзя тратить время впустую, сегодня — последний раз. Он знает, что насытиться впрок все равно невозможно, зато трахаться до отключки вполне. Пусть Ива-чан берет без остатка, пусть выжмет все соки, чтобы не чувствовать пустоту хотя бы до завтра, к моменту как Тоору признается, что это безвозвратный финал их истории.

Когда Иваизуми наконец пристраивается, закончив с презиком и смазкой, Тоору аж замирает и, кажется, на секунду перестает дышать, пока Хаджиме не толкается внутрь.

Иногда Тоору выпадает из реальности, проваливается в воздушные ямы и снова ощущает быстрые фрикции. Он натурально плачет и даже на миг пугает Хаджиме, но заплетающимся языком кое-как лопочет в ответ «охуенно» и просит трахать сильнее. Задница уже горит, а следы впивающихся в кожу пальцев Ива-чана вряд ли скоро сойдут. И плевать, он рад любой его метке.

Иваизуми ближе к развязке вбивается более рваным темпом, наклоняется и целует Тоору то в плечи, то в шею, кусает за загривок. Одной рукой стискивает его член и дрочит в такт. Ойкава сначала скулит, а позже и вовсе срывается на крики — аж голос сипит, — отчего Иваизуми вконец сносит крышу и все тормоза. Рычит сквозь стиснутые зубы и с наслаждением кончает, продолжая по инерции двигаться, пока член не выскакивает из раскрасневшейся и скользкой от вытекающей смазки задницы Ойкавы.

Спина Тоору часто вздымается, по позвоночнику катится пот. Сил нет даже чтобы перевернуться, так и утыкается мордой в подушку.

— Ты как? — спрашивает размякший возле него Иваизуми. Тоже под ноль выдохся.

Ойкава медленно оборачивается и разлепляет припухшие глаза.

— Дуракава, блин, ты чего ревешь-то? — опять шугается Хаджиме. Он, конечно, в курсе, что Ойкава та еще королева драмы, и как его после секса размазывает, но это совсем перебор.

— Люблю тебя, Ива-чан, — признается и растягивает рот в улыбке. — Пиздец, как люблю. Прям сдохнуть охота.

— Ну что ты там мяукаешь, как котенок, — Хаджиме переваливается на бок и тискает Тоору за щеку, теплую и влажную от слез. — Говори нормально.

— Не притворяйся, будто не слышал, — отмахивается тот. Шуршит по матрасу рукой, нащупывает ладонь Ива-чана и цепляется намертво.

— И я тебя, соплежуя, тоже люблю, — шепчет Хаджиме, а свободной рукой смахивает соленые капельки с ресниц. — Развел тут сырость. Не буду с тобой трахаться больше.

Ойкава фыркает, думая, что Иваизуми даже не догадывается, насколько он сейчас близок к правде. Надо признаться. Взять яйца в кулак и вывернуть душу, но прекратить себя изводить.

У тебя ведь жена, Ива-чан. Ты же сам ее такую правильную выбрал. Такую нормальную. Чтобы родителям показать не стыдно, представить приятелям своим важным, которые иначе могли отвернуться. Чтобы маленьких Ива-чанов настругать ради будущего семьи. Ведь я не могу ничего из этого для тебя сделать.

Так зачем мучаешь, продолжая меня любить?

Ойкава отклеивается кое-как от подушки и садится. Руку Хаджиме выпускать совсем не хочется.

— Ива-чан, мне нужно сказать тебе…

— Я на развод подал, — прерывает Хаджиме, будто его внезапно осеняет, что глупый Дуракава ерунду же сморозит, если его вовремя не заткнуть.

Ойкава так и зависает с открытым ртом. Моргает, пытается слова подобрать, но в башке кавардак сплошной.

— Хватит уже притворяться, Мизуки-тян обманывать и в образцовую семью играть, — продолжает Иваизуми. Озадаченная физиономия Ойкавы над ним до жути смешная, хоть фоткай, но важнее донести смысл сказанного. А поржать он позже успеет. Вместе с Тоору. — Плевать, короче, даже если родители будут против. Пусть хоть из семейного реестра вычеркивают. Насрать. Я уже давно от них не завишу.

Иваизуми дергает Ойкаву обратно, укладывает себе на живот и стискивает улыбающееся лицо Тоору в ладонях. Жуть как поцеловать тянет.

— А ты им еще не сообщил?

— Пока нет, только с Мизуки все обсудил.

— И как она отреагировала?

— Спокойно, без обвинений. По-моему, она давно о нас догадывалась.

Отчасти Ойкаве становится жаль Мизуки. Он, конечно, редко с ней пересекался, избегал посещать дом Иваизуми в ее присутствии. Кажется, после их с Хаджиме свадьбы два года назад — сразу после окончания университета — Ойкава виделся с Мизуки от силы четыре раза. Он ревновал, он завидовал, он, наверное, ее ненавидел, пусть и трахался с Иваизуми весь последний год у нее за спиной.

Ойкава честно пробовал злиться, винить Ива-чана, что тот под устои семьи прогнулся, бросил его под гнетом давления влиятельной матери. Женился на девушке, которую та, конечно, одобрила. Пробовал целый год, но не мог, хоть убейся. Любил так, что на стены от боли хотелось карабкаться. На гордости своей станцевал без сожалений, когда Хаджиме плакал, целуя руки, признавал наконец, как жестоко он проебался.

Теперь Ойкава никому не позволит забрать его Ива-чана. Зубами выгрызет из чужих рук, если понадобится, но Хаджиме не отпустит.

Они обмениваются легкими, почти целомудренными поцелуями, хотя ладони Иваизуми отнюдь не невинно тискают Ойкаву за задницу.

— А ты о чем хотел поговорить? — вспоминает Хаджиме.

— Да так, — Тоору трется о пах Иваизуми. Приманивает. Теперь им можно не торопиться. — Мелочи. Давай лучше повторим? Я очень скучал, Ива-чан.