Глава 13. В предверии шторма (1/2)

Не опустилось небо, не вспыхнули яркими разноцветными красками огоньки лампадки у входа в святилище, и даже солнце, скрывшееся за очередным облаком, не стало светить ярче, не разогнало сгустившуюся у их ног мутную тень. Что, собственно говоря, было правильно и обыкновенно. Да, дни, призванные решительно поменять нашу судьбу, придать ей иное течение, порой выделяются среди прочих, как яркие новые бусины в старых привычных руке четках. Порой. Но чаще их не выделить, не различить, не ощутить загодя, пока неведомое, сокрытое в закромах кармы событие не сочтет нужным явить себя.

И сегодняшний день не стал исключением — к величайшему стыду и огорчению Ороку Цуцуми. Ведь, вольно рассуждая о заслугах и достоинствах великих предков, сам он знал их лишь с чужих слов и даже не был лично знаком ни с кем из представителей старшей ветви рода, прославившей его. Да что там лично — никогда даже не видел вживую, волей капризной судьбы встретившись на миг. Принадлежа к более незначительной ветви, он и не смел надеяться на подобную милость богов. Лишь жить, достойно, следуя заветам предков, множа славу родного края и гордого имени Ороку — все, что оставалось на его долю. И военная служба казалась самым лучшим для того местом. Ороку Цуцуми всегда мечтал о небе, и, когда представился случай осуществить ее и вместе с тем защитить родную землю от захватчиков, показать презренным чужакам истинный дух и честь Страны Восходящего Солнца — не колебался ни минуты. Более достойной судьбы придумать не мог ни один из богов. Даже если судьба эта в итоге оборвется на взлете, завершится рано… особенно в таком случае!

Война минула и прошла, мимоходом задев его своим тяжелым темным крылом. Порой он искренне недоумевал, почему остался жив — один из немногих выживших, отправленных на смерть. Такой удел казался постыдным, лишь немногим хуже бегства и плена. И Ороку Цуцуми немного стыдился того, что в конечном итоге счел свершившееся даром богов. Да, подорванное в том несложившемся последнем полете здоровье поставило крест на дальнейшей службе, а сын с невесткой покинули мир раньше него — но оставалась внучка. Маленькая Рако, к которой он привязался даже сильнее, чем к иным немногим родственникам. Ее судьба, ее счастье отныне лишь имели значение, и Ороку Цуцуми был готов… если не на все, то очень на многое ради благополучия своей девочки. О котором она, глупенькая, пока даже не задумывалась.

И вот теперь он так позорно подвел ее, навлек на свою и ее голову немилость главы их рода. Горечь и стыд жгли лоб, сдавливали жестоким обручем грудь, застилали глаза пеленой, не давая разглядеть своей судьбы на бесстрастном лике ее живого воплощения. Да, Ороку Цуцуми многое повидал на своем веку, однако в лицо предводителя их рода не видел никогда. Точнее сказать, того, кто возглавлял семью сейчас. Но станет ли это оправданием? И что вообще может им стать?

Если уж быть совсем откровенным, поначалу слова пришельца… нет, истинного повелителя, — поспешно поправил он себя, — показались ему невероятными, почти сказочными. Да и было от чего. Кто он, последний, не считая малышки Рако, представитель незначительной ветви, о которой, он был уверен, давно забыли и не принимали в расчет? Что уж говорить о желании породниться? Воистину, мечты зарвавшегося плебея, однако… Цуцуми помнил корни, помнил величие их семьи в прошлом — и ни за что на свете не согласился бы уронить ее честь. Может, оттого он до сих пор колебался, стоило задуматься о замужестве внучки. Никто из доступных женихов не стоил ее, достойные же были далеко, да и вряд ли пожелали бы породниться с ними. Но не оставаться же бедной Рако одной, когда его наконец призовут боги?

И вот он, ответ на его молитвы. Настолько невероятный, что он на краткий момент усомнился в подлинности личности претендующего на роль главы клана — семейные черты различить, конечно, можно, но ими одними все не объясняется. Однако реликвию клана в драгоценном ларце, которая могла принадлежать лишь истинному главе, не признать было невозможно. Цуцуми невольно протянул руку, завороженный ее сиянием, но поспешно отдернул, боясь осквернить святыню даже касанием одежды. По мрачному лицу пришельца он понял, как оскорбил его своим недоверием, и теперь не чаял загладить вины.

Появлению внучки он обрадовался как никогда. Особенно ее скромному, но не лишенному достоинства поведению. Конечно, малютка Рако не чета изнеженным городским красавицам, к которым наверняка привычны большие господа — но, в отличии от них, не забыла о своем предназначении, станет прекрасной женой и матерью. Если, конечно, милостивые боги простят ему его оплошность. Не осмеливаясь подняться с колен, Цуцуми оглянулся на внучку, нерешительно замершую в нескольких шагах от главы рода, мысленно умоляя ее не подвести его. Их единственный шанс на достойное служение — в ее руках.

***</p>

Смерив намеренно изучающим, презрительным взглядом совершенно деморализованного, смущенного старика, в коленопреклоненной позе кажущегося еще меньше и жальче, Ороку Саки демонстративно отвернулся. Уголок губы дрогнул в надменной усмешке — и ни единого движения, ни малейшей тени эмоции более. Лучшие воины клана, служащие в этой поездке телохранителями и подобающей положению свитой, напряглись за его спиной, но скорее оскорбившись выказанным недоверием. Замерли, повинуясь легкому жесту (Шредеру не требовалось даже видеть этого, чтобы знать наверняка), в ожидании его решения. Сам же повелитель Фут обратил внимание на скромно потупившуюся девушку, машинально отмечая сходство и различие с имеющимся фото, вновь настраиваясь на деловой лад.

Видят боги, сохранить привычное невозмутимое терпение было непросто, но даже хорошо знающие его воины не заподозрили бы, сколь сильно задели его слова старика, какую волну гнева и негодования всколыхнули в глубине, казалось бы, холодной непробиваемой души. Привычный к поклонению и известности, он, конечно, мог предполагать, что в этой глуши его совершенно не знали, но скорее теоретически. И уж никак — что кто-то посмеет хоть на миг усомниться, тот ли он, за кого себя выдает. И кто — глупая деревенщина, совершенно не стоящая лишнего слова, должная пресмыкаться за проявленную милость!

На краткий миг Шредера посетила коварная мысль обратиться к иным вариантам — благо, внучка неблагодарного крестьянина была не единственным — и далеко не лучшим выбором. Последнее он не преминул озвучить вслух, злорадно усмехнувшись при виде того, как побледнел и старик. Вполуха слушая сбивчивые извинения, он еще одним, почти неуловимым движением подал знак, повернувшись к коленопреклоненному служителю, с поклоном открывшему продолговатый обтянутый черной кожей ящичек… и невольно прищурился от резанувшей по глазам вспышки. Рука сама собой, машинально потянулась погладить рукоять благородного оружия — и, судя по всему, не у него одного.

Краем глаза наблюдая за дергаными телодвижениями старика, Шредер не удержался от самодовольной ухмылки. Уж если он, привычный к работе голографического аппарата, на мгновение почти поверил в реальность меча (не трепать же в дороге истинную реликвию, чтобы произвести впечатление на упрямого старого пня) — что уж говорить про недалекого родича? Про знаменитый меч, из поколения в поколения передававшийся в его семье, наслышан наверняка даже он, а посметь осквернить его прикосновением — единственный способ распознать обман… Нет, Шредер слишком хорошо знал людей, чтобы поверить, что старик осмелится на подобное. Увиденное произвело на него неизгладимое впечатление, пожалуй, не менее чем явление с небес одного из богов. Впрочем, причислять ли его к богам — вопрос отнюдь не праздный. Но кто бы мог подумать, что захваченный им совершенно для другой цели аппарат пригодится здесь? Воистину, пути богов неисповедимы… Однако умный человек способен предугадать порой и их.

Безликий прислужник давно унес «реликвию», а уши уже успели устать от извинений и причитаний старого дурня, и Ороку Саки позволил себе отвлечься, созерцая местность. Бедная молельня не привлекла его внимания, вопреки красоте окружающей ее природы. Нет, бесспорно, сады в его поместье под Осакой много прекраснее в своей утонченной, воистину невесомой прелести, особенно в разгар Ханами*. Но и в диких горах, окружающих Йосино, было что-то завораживающее дух. Случайно ли пару раз он выбирался туда, отложив на время дела? Правда, было это в последний раз… давненько уже. Пожалуй, как раз в Ханами. Найдя взглядом в небе черную точку парящего то ли сокола, то ли ястреба, Шредер усмехнулся своим мыслям. Нелишне будет повторить при случае.

Нет, вопреки непочтению старика, от своего намерения он не отказался. И тут же, не сходя с места, озвучил свои условия щедрого предложения. Более чем щедрого: официальное признание внучки старого дурня своей женой и матерью будущих наследников рода и клана; полное содержание и уважительное отношение как естественное продолжение этого статуса и носительницы гордого имени Ороку; образование и все наилучшее для самих наследников, когда те наконец появятся на свет. Возможно, даже помощь бедному родственнику — впрочем, последнее предложение Шредер пока не озвучил, решив погодить. Такую милость еще надо заслужить.

От предложенного старик, похоже, до сих пор был в шоке. И не верил, что это не снится ему. Ороку Саки же, устав от бесцельного разговора, замолчал, нетерпеливо ожидая появления объявленной невесты. Да и повторяться не считал нужным: понервничать, гадая о теперешнем настроении главы клана и рода, невежественному родичу будет полезно.

Рако Шредер приметил еще тогда, когда она только-только появилась на склоне холма, спускаясь к храму, неспешно, вольготно, ни о чем не подозревая. Естественная грация притягивала взор помимо воли; светлая хрупкая едва-едва различимая фигурка напомнила цветок сакуры; про себя Шредер решил, что лучшего поименования для будущей невесты не подобрать. Нахмурившись, он отвернулся — в конце концов, еще ничего не решено, — и приказал одному из воинов немедленно известить привезенного с собой врача: скоро потребуются его услуги. Сам же повернулся, всматриваясь в приблизившуюся девушку — и глубокая складка прорезала лоб. Ту, что была ему представлена, вблизи он не признал — а потом не поверил. Сущая крестьянка, да и только.

Он поморщился, когда старик снова назвал девушку по имени. Плебейское имя, вполне достойное этой глуши и нищеты. Ороку Саки твердо решил, что супругу свою станет звать иначе, более изысканным и достойным именем. Однако говорить это, опять же, пока не стал.

Приблизившись к девушке, он приподнял смущенно опущенную голову за подбородок, заглядывая в лицо, затем неспешно, оценивающе оглядел ее. Смущенно вспыхнувшие щеки порадовали особо: своеволия и дерзости ему с лихвой хватило от Караи. Впрочем, первое впечатление пока было… никаким. Первый осмотр не выявил изъянов — кроме уже помянутого затрапезного вида. Но это дело поправимое. И надо еще проверить не видимое взору.

Отпустив ее, Ороку Саки обернулся. Посланный за врачом воин еще не вернулся, а значит, придется ждать. Снова. Он скрипнул зубами, нервным движением оглянулся в сторону фургона, где и размещался господин Онэгами. Долго тот еще собирается копаться? До завтрашнего утра?

— Прошу прощения, — неожиданно прервала его размышления девушка. И, когда Шредер недовольно оглянулся на нее, поймала его взгляд и смущенно улыбнулась, прежде чем опустить свой. Темно-карие глаза блеснули оживленно. — Чем я могу быть вам полезна, господин… — она замялась, не зная, как его назвать. Дедушка не успел представить ей незнакомца, и теперь Рако отчаянно гадала, как же к нему обратиться, чтобы ненароком не оскорбить.

Снова! Шредер шумно выдохнул. Похоже, насчет воспитания этой нахальной особы он сильно ошибся. Что ж, это ее большая ошибка…

— Это повелитель старшей ветви нашей семьи Ороку Саки, Рако-чан. — обрел голос позабытый всеми Цуцуми. Он кивнул в сторону замершего неподвижно Шредера, не решившись невежливо указать рукой. — Истинный глава нашего рода. Он… я правильно понял вас, Ороку-сама, вы действительно пожелали оказать нам милость, породнившись с нами?

Ороку Саки намеренно помедлил, наслаждаясь испуганным нетерпеливым ожиданием и деда, и внучки. К их чести, на сей раз ни один не посмел нарушить повисшего молчания.

— Так и есть, — медленно кивнул он. — Если твоя внучка… Рако, — последнее слово Шредер процедил сквозь зубы, — в должной мере здорова и правильно воспитана, чтобы стать моей супругой.

— Вы всегда можете проверить это, господин, — тут же предложил старик, торопливо кивая замершей в шоке Рако. Такой поворот оказался для нее настолько неожиданным, что она на миг потеряла дар речи. А в следующее мгновение дед уже тянул ее за руку в сторону их домишки, поминутно оборачиваясь и приговаривая. — С вашего разрешения, господин, она лишь приведет себя в порядок.

***</p>

Что ответил помянутый господин, да и ответил ли что-нибудь, Рако не запомнила. Да особо и не придала этому значения. Мир настолько стремительно опрокинулся кверху тормашками, что она до сих пор не могла поверить в это. Предки и родственники, принадлежащие к одному из знатных родов, всегда были для нее лишь красивой сказкой… и честно говоря, Рако никогда и не мечтала, чтобы она становилась явью. Слишком далекой и пугающей она была, слишком оторванной от ее настоящего, любимого и близкого мира. И вот один из них во плоти стоит на пороге их дома — да не просто так, а желая породниться. Неожиданно вспомнив об их существовании. О ее существовании.

Задохнувшись, Рако прижала ладонь к губам, еще раз вспомнив слова страшноватого пришельца. Бессмертные боги, он желает взять ее в жены. Он, далекий и недоступный пониманию, отчасти сродни небожителю… нет, этого просто не может быть. Девушка обессиленно прижалась спиной к стене, обхватила себя за плечи, пытаясь унять противную крупную дрожь. Она не просила о такой милости. Не просила!

— Рако, деточка, что с тобой? — дед, судорожно рывшийся в скрипучем шкафу в поисках подходящего одеяния, оглянулся — и, оставив свое занятие, поспешил к ней. — Что случилось?

Колени окончательно подогнулись, и Рако соскользнула по стене вниз, неловко сев на полу, подобрала ноги, инстинктивно сжимаясь. Цуцуми опустился рядом с ней, заботливо обнял за плечи.

— Да ты вся дрожишь, — он суетливо поднялся и, проковыляв на кухоньку, принес стакан воды. — На-ка, выпей. Полегче станет. Ну что же ты, в самом деле, глупенькая. Ровно как на смерть идешь. Да такой радости не…

— Дедушка, — перебила его Рако, отставила стакан в сторону и вскинула голову. Округлившиеся от испуга глаза ее напоминали загнанного олененка. — Он… господин, — девушка против воли оглянулась на дверь, точно ожидая, что страшноватый господин сейчас ворвется и схватит ее, словно хищник добычу. — Он правда хочет на мне жениться?

— Правда, золотая моя, правда, — Цуцуми гладил ее по голове свободной рукой, второй же обнимал хрупкие плечи. Как никогда сейчас он жалел, что боги не наградили его ловко подвешенным языком. Тогда, на службе да в уединении храма, оно казалось ему излишним — но сейчас, когда нужно было успокоить любимое дитя, не понимавшее своего счастья, он чувствовал себя бессильным. — Не бойся, господин обещал, что все пройдет как должно. Ты станешь его законной женой и матерью его наследников, будешь жить в покое, довольстве и почете. Он увезет тебя в город, и ты ни в чем не будешь больше знать нужды.

— Не хочу! — неожиданно рванулась из его рук Рако. Задетый стакан покатился по полу, заливая доски пролитой водой. Девушка не замечала этого, как и подмокшей юбки платья. Порывисто обняла деда, спрятала лицо на его плече. — Дедушка, дорогой, не отдавай меня, пожалуйста. Я не хочу… не могу никуда отсюда уехать, не могу оставить тебя…

— Дитя, дитя, — покачал головой тот. Затем отстранил от себя сопротивляющуюся Рако. — Как ты не понимаешь своего счастья? Здесь у тебя нет будущего, нет ничего. Кто может посвататься за тебя — потомки торгашей и крестьян? Что они могут дать тебе? Не оставаться же тебе здесь навсегда!

— Пусть! — Рако вскинула голову, растрепавшиеся волосы разлетелись по плечам, пара прядок прилипла к мокрой щеке. — Мне никого, ничего не надо — только не отдавай!

Цуцуми сокрушенно вздохнул. Видят боги, он и сам бы не хотел расставаться со своей дорогой девочкой. Но не мог и отказать господину. Что-то подсказывало ему, что отказ может дорого им всем обойтись. Да и оставить Рако здесь, в этой глуши, слишком жестоко. Пока он жив, она может утешать себя его обществом, а потом? Как она будет жить потом, в полном одиночестве? Она не понимает этого сейчас, и он должен объяснить. Она умная девочка и должна понять.

— Рако-чан, — наклонившись, он коснулся губами прядки ее волос. А когда девушка притихла, приникла к нему, заговорил негромко, но твердо. — Мы не можем отказать господину. Помнишь, что я говорил тебе о чести нашей семьи? К ней принадлежали и твои родители, и я, и ты, Рако. Она неразделимо связано с семьей господина Ороку, наши предки поклялись ему в верности много лет назад. Мы не можем нарушить ее только потому, что нам чего-то хочется или нет. Вспомни, боги заповедали: есть вещи превыше человеческого разумения и воли. А кроме того — у тебя своя судьба, Рако-чан. Никто не знает, сколько мне еще осталось, — он еще раз погладил по голове встревоженно вскинувшуюся Рако, — но я могу еще позаботиться о тебе. Прошу тебя, не отказывайся от этого предложения, дитя мое. Господин позаботится о тебе, когда меня не станет. Помни об этом.

— Но я же никогда тебя больше не увижу, — всхлипнула Рако, неловкой рукой вытирая слезы. Напоминание о родителях пробудило чувство стыда — девушка подозревала, что мать не одобрила бы ее капризов. Но уехать без надежды увидеться в этой жизни казалось еще страшнее.