lawful neutral (2/2)

Всегда так хвалятся, что искусственный интеллект может заменить человека, а сами даже про банальное взаимопонимание забывают.

Марк честно гуглит, следуя полученному от Жени совету. Описание, и правда, в сети найти очень легко. И оно почти такое же, как Женя и сказал, только более пространное и более хитрыми словами: интеллект, который будет анализировать не только свои прокаты, но и прокаты соперников, учитывать все факторы и принимать мгновенные сложнокомбинированные решения. Марк закрывает вкладку с ощущением, что у него пухнет голова. И пока совершенно не понимает, зачем всё это. Что такого должны дать эти «сложнокомбинированные решения», чего не сможет обычный живой спортсмен?

Ну, может, это станет ясно позже.

Второй раз они сталкиваются на этапе в Казани. У Марка опять — можно это назвать уже традиционным для Кубка — умеренно не клеится. Не так чтобы совсем позор, но для того, чтобы посягать на пьедестал, этого уже не хватает. У Жени своя традиция, в короткой он всё так же скальпельно точен.

Марк снова не может оторвать от него глаз. От длинных рук, от ладоней, затянутых в подчёркивающие каждый жест чёрные перчатки. От белой шеи, которая снова бесконечно распахнута всем на обозрение. Он даже расстроиться забывает из-за того, что Женя уже во второй раз играючи выносит его в короткой. Его и всех остальных: расклад с этапа в Москве повторяется — короткую искин уверенно выигрывает.

Марк подходит к нему после, чтобы продолжить традицию (она уже очевидно складывается, глупо её игнорировать) — а ещё ему до сих пор не дают покоя слова «опыт будет учтён». Насколько сильно имеет значение это «учтён», насколько это всё отражается на Жене, можно ли вообще с ним вменяемо общаться при условии, что в нём постоянно «учитывают» какой-то опыт, — все эти вопросы волнуют Марка очень сильно.

Может, ему вообще из памяти стёрли всё лишнее, кроме непосредственно фигурнокатательного опыта, и он сейчас Марка не вспомнит вообще.

Но Женя вспоминает. В нём даже какое-то странное внимание появляется при виде Марка; он оборачивается всем телом и с ходу уточняет: — Разница в местах всё ещё не важна?

— Ты сначала своё место удержи в произвольной, — шутливо пеняет ему Марк. Он запоздало задаётся вопросом, вмонтировали ли в искусственный интеллект чувство юмора вообще или отбросили как ненужное. Больше похоже на второй вариант: Женя очень серьёзно склоняет голову, принимая замечание. Марк вынужденно расшифровывает ему: — Шучу. Ещё бы я тебе сейчас диктовал, что тебе делать в произвольной. Как будто у меня права на это есть… блин, только не говори, что ты и правда проверяешь! — потому что Женя на этих словах вдруг начинает странно смотреть вверх, куда-то под веки себе.

— Прав доступа на то, чтобы отдавать команды, у тебя нет, — невозмутимо подтверждает он. — Как и других административных прав.

— Ещё бы! Откуда бы им у меня взяться, — пожимает плечами Марк. И жалуется: — Ты очень буквальный, тебе говорили? Даже ляпнуть с тобой рядом ничего нельзя, так ты всё сразу серьёзно берёшь в оборот. К некоторым словам можно легче относиться. Ну там, риторические вопросы, шутки и всякое остальное.

Зелёные глаза прикипают к нему намертво. Марк вдруг начинает чувствовать себя очень неловко. Как будто он изрекает что-то фундаментальное и бесконечно гениальное. Открывает если не новую галактику, то уж как минимум Америку. Ему просто под землю провалиться хочется за то, что он такого взгляда удостаивается, когда всего лишь озвучивает прописные истины.

— Это плохо? То, что я, как ты говоришь, буквальный? — деловито спрашивает Женя. — Это тебя отталкивает? Спор за медали — нет, а то, как я разговариваю — да?

— Почему сразу «отталкивает”-то? — протестующе пищит Марк и ёжится под пристальным взглядом. Ему неуютно, как на операционном столе. — Мне непривычно просто, и всё! Привыкну постепенно, что с тобой надо поменьше трепать языком, потому что ты за каждую фразу берёшься как за серьёзный тезис, и нормально будет. Мне просто время нужно. Я не могу сразу перестроиться. Только не смотри на меня так, пожалуйста! Я себя так чувствую, будто ты меня вот-вот вскрывать начнёшь в поисках ответов.

Женя послушно отводит глаза. У него впервые становится такое сложное лицо. Как будто понять незатейливый трёп Марка ему сложнее, чем на ходу мгновенно пересчитать произвольную.

— Ты странный, — подытоживает он. — У меня в памяти нет модели поведения, которая подходила бы тебе с достаточной степенью точности. Мне придётся строить новую.

— Зачем? — полузадушенно уточняет Марк. Такой поворот событий в его планы не входил вообще.

— Чтобы понимать тебя.

Это слишком. Марк помнит из найденного в Интернете описания, что искин должен анализировать и предсказывать поведение соперников, но всё равно, жизнь его к такому не готовила. К тому, что Женя будет всерьёз пытаться его понимать. Что у Жени в голове будет отдельная крохотная модель, посвящённая Марку. Об этом даже думать как-то странно и неловко. Марк наспех желает Жене удачи в произвольной, скомканно прощается и спешит ретироваться. У него почему-то горят щёки и шея.

Произвольную Марк собирает не без труда. У него голова помимо проката забита ещё всяким разным, к прыжковым-непрыжковым элементам относящимся более чем слабо. И в итоге Марк практически повторяет свои же результаты с предыдущего этапа: не самое днище, но и хвастаться нечем, потому что это всё-таки не верхняя половина таблицы и ниже ватерлинии. Многие ребята же, в отличие от Марка, продолжают пытаться и доказывать. Особенно ярко этим занимается Андрей: после полуразваленной короткой программы, в произвольной он вылетает на лёд как фурия, с полным желанием откапываться на пьедестал и с почти что материализовавшейся в руках меметичной лопатой. Андрей едва не поджигает лёд своим катанием, набирает за прокат конские совершенно баллы и вырывается на промежуточное первое место. После чего Марк намертво прилипает взглядом ко льду, внимательно вглядываясь в каждый последующий прокат и в нервном напряжении ожидая, получится ли у кого-нибудь вытолкать Андрея из лидеров.

Вероятно, поэтому он вдруг так отчётливо-болезненно обращает внимание на произвольную Жени. Раньше Марк в основном только на короткую смотрел осознанно — то ли потому, что зацепился слухом за Корнелюка, то ли чёрт знает почему. Теперь же этой произвольной под Нотр-Дам его накрывает неумолимо, как океанской волной. Женя пламенеет на льду тревожным росчерком, движения длинных рук и ног снова чёткие, с лёгким оттенком неумолимо надвигающегося рока и с совершенным равнодушием к тому, какая в этой программе сложная музыка, как спетые «сзади» фрагменты пытаются сбить с ритма. Марк не уверен, что он сам бы не запутался в собственных движениях, разрываясь между тем, куда в этой музыке тянут ритм и голос, — Жене как будто вообще без разницы, в какую сторону поют Гару и компания. Он выполняет все элементы безошибочно, и — Марк не может отделаться от влетевшего в голову сравнения — его алая рубаха пылает на льду дышащей открытой раной.

Жене не хватает баллов, чтобы выиграть произвольную — в этот день самым диким оказывается всё же Андрей, сиганувший со своим прокатом куда-то в район стратосферы, — но хватает общей суммы, чтобы удержать итоговое первое место. На награждении он светится прохладной ровной вежливостью с первой ступеньки пьедестала. Марка тянет подойти к нему — потому что куча вопросов же. Первое место — это опыт, который закрепляют как положительный или как сам собой разумеющийся, такой, с которого ещё в прошлый раз начинать надо было? Достаточное ли это вообще первое место, при не выигранной произвольной? Или теперь Жене в голову загрузят прокат Андрея и будут тянуть туда, к таким баллам? Как вообще все эти доработки проходят? В память только что-то догружают — или ещё и вычищают всё лишнее тоже, чтобы не мешалось и объёмы не забивало?

Не вычистят ли из этой памяти однажды Марка? Чтобы не мельтешил и не отвлекал глупыми разговорами?

Марка всё это очень тревожит, а потом Профессор просто уводит Женю с награждения, не оставляя никому ни малейшего шанса подойти. Можно долго смотреть им вслед, пока они уходят с катка, и Марк беспомощно смотрит. Профессор что-то объясняет, делает замечания — Женя пристально смотрит на него, не отрывая глаз. Даже не кивает, похоже, просто впитывает информацию, как губка.

Марк пытается объяснить себе, что глупо тревожиться за него, он ведь, можно сказать, и человек-то не настоящий. Он такой, каким ему положено быть из-за его искусственной природы, только и всего.

Марк тревожится. Женя вообще нисколечко не виноват, что его таким создали. И ему как будто ещё можно объяснить, что в его силах быть другим. Не холодным, не жёстким, не равнодушным. Искусственный интеллект, он же заточен на то, чтобы обучаться — тогда его, наверное, можно научить быть теплее. Словами или даже своим личным примером. Марк пытается выкинуть эти мысли из головы — сказать кому, на чём он зациклился, его на смех поднимут и будут правы. Марк даже просит у Светланы Владимировны отрезвляющих подзатыльников — не помогают. Ему всё так же мерещатся подёрнутые льдом зелёные глаза, и жаль, что в них никогда не зажигается отблеск тепла.

Когда они встречаются в третий раз на финале Кубка, закономерность окончательно закрепляется: Марк умеренно валит свою короткую, Женя выигрывает свою. Его явно — дико звучит! — доработали между этапами: он добавляет ещё один квад в короткой и выгрызает победу у очень заряженного Андрея, разминувшись с ним всего на балл. Марку этот лишний квад, вдруг возникший между этапами, кажется нехорошим знаком. В классических сюжетах же как обычно? стремление к совершенству убивает человечность, разве не так? а тут этот дополнительный квад к чему? как его толковать? Марк очень быстро себя накручивает, а потом замечает Женю выше на трибуне и с неандертальской бесцеремонностью лезет к нему прямо через спинки кресел.

Это глупо, глупо, что он так переживает за человека — не человека даже! но никак не приучить себя, не заставить себя думать правильно, — который этих переживаний не поймёт, даже если заметит.

Но Марку надо знать, насколько всё плохо.

Женя, естественно, замечает, что у Марка на лице сумбур, если не истерика. И пытливо смотрит, опять забывая сказать «привет» и с ходу переходя к делу: — Существуют же проходы. Почему не по ним? Мне непонятно выражение твоего лица. Впервые вижу у тебя такое. Это из-за результата в короткой? Непохоже на тебя.

Так, по меньшей мере — если память ему и чистили, то Марк в ней пока ещё остался. Это обнадёживает.

— По прямой быстрее, — брякает Марк. Видит, как несогласно хмурятся светлые брови, мотает головой: — Ой, вот только не спорь сейчас, пожалуйста! В моей голове — по этой прямой быстрее. — С этим противоречием разбираться как будто некогда. Ему ещё пытаться объяснить Жене то, что в его микросхемы (или это двоичный код? что там у него в голове?) почти наверняка не впишется. Но Марк с отчаянием камикадзе всё же пробует: — Да не в короткой дело. Я не удивлён, что опять вышло так себе. У меня, как ты мог заметить, и на предыдущих этапах с ней не особенно ладилось. Ничего нового. Дело в тебе. Я за тебя волнуюсь. Всё думаю: вдруг в этот раз на лёд выйдет кто-то, совсем на тебя не похожий? Кто-то, кого я уже не знаю? Потому что интеллект твой между этапами выучится на чёрт знает что? Или вдруг я к тебе подойду, а ты меня не узнаешь — потому что тебе чистили память и вычистили меня из неё, как что-то лишнее? Как белый шум?

Женя смотрит на него с уже знакомым сложным лицом. Марк не понимает, гордиться ему тем, что он стабильно вызывает у искина глухое непонимание и желание разобраться, или стыдиться этого.

— Ты даже не пытаешься быть предсказуемым, да? — вдруг очень по-человечески спрашивает Женя. И прикрывает глаза, очень быстро снова сбиваясь на громоздкие слова. — Мне придётся снова перестраивать модель. Эта опять даёт больше ошибок, чем предполагает допустимая погрешность. Я строю модель на некорректных данных? Почему тебя волнует моё состояние и моя память? У меня нет гипотез, способных это объяснить.

Ну, так и у Марка тоже гипотез нет. Есть только слишком уж часто лезущая в голову, непонятная тревога, что Женя его забудет и замкнётся намертво в механических вычислениях.

— Глупо выгляжу, да? — жалобно говорит Марк и кривит угол рта, пытаясь изобразить хоть что-нибудь похожее на улыбку. Чёрт, он же сейчас ни понимания, ни сочувствия не встретит, словно в глухую стену бьётся, из-за которой его обстреливают холодными «почему» и «зачем». — Подружиться вот с тобой зачем-то хочу. Всё надеюсь, что тебе не безразлично. Что ты, может быть, почувствовать что-то сможешь, если тебе как следует объяснить. Сам знаю, что глупо. Сижу вот, переживаю, как компьютер ко мне относится, — тебя ведь можно так назвать? Тебе это не обидно? Если обидно, то извини, я не хотел, я просто… ничего вообще уже с тобой не понимаю.

Женя вдруг тянется к его лицу и обводит пальцем искривлённый уголок рта.

— Тебе больно? — очень серьёзно спрашивает он. Марк вздрагивает и молча задыхается: от прикосновения его прошивает теплом, а ещё пониманием, что, кажется, он куда-то достучался вопреки всему. У Жени странно мерцают глаза, хаотично то светлеют, то темнеют; он зажмуривается и мотает головой: — В цели моей программы не заложено причинять боль людям. Особенно когда это не относится напрямую к результатам прокатов. Я не понимаю, как так получается, что сейчас ты испытываешь боль; не понимаю, из-за чего. Если бы я мог проанализировать и выявить, какие факторы приводят к этому результату — но моя модель тебя допускает слишком много ошибок, я не могу полагаться на неё.

Марк ёжится от того, как звучит от Жени «моя модель тебя». Как-то странно и… слишком, что ли.

Несколькими рядами ниже Женю окликают тренеры, и Марк опять невесело усмехается — ну да, конечно, этим должно было кончиться. По Жениному потрескавшемуся спокойствию видно, что Марк старательно сбивает ему настройки. Было бы глупо, если бы тренеры пропустили это и позволили у них на глазах ломать искусственный интеллект.

На прощание уже уходящий было Женя вдруг наклоняется к Марку, к самому лицу.

— Я поставлю дополнительную защиту на память о тебе, — неожиданно дарит он, и глаза у него блестят словно скальпель, решительно-решительно, как во время прокатов. — Чтобы она не стёрлась при калибровках. Не переживай из-за этого.

Марк тщится не уронить челюсть очень сильно и ошалело думает, что у него получается. Защита на память — это же первый очень важный шаг, да? Дальше будет легче?

Дальше Марк опять умеренно не блещет в произвольной, а Женя бодается с Димкой за лидерство. Проигрывает пару баллов, но с лихвой перекрывает их запасом, полученным после короткой, и триумфально выигрывает Кубок России. На награждении Марк машет ему обеими руками, прыгая у бортика: подойти близко и сказать нормальное «поздравляю» ему не дают. Никому особо не дают, впрочем. Марк с лёгким сожалением думает, что это, наверное, правильно. После вчерашних выкрутасов за авторством Марка же вполне логично, что тренеры не хотят лишний раз рисковать своим потенциально очень успешным проектом.

Марк поздравляет Димку с завоёванным серебром и тихо загоняется из-за того, что даже смс не может Жене отправить.

Дальше начинается лють и безумие. То ли Профессор надавил на какие-то контакты и задействовал какие-то связи, то ли (что кажется Марку немножко более вероятным) федерация захотела похвастаться результатами эксперимента на международном уровне — как бы там ни было, а только федра двумя ногами прыгает на спортивный принцип и отправляет Женю на чемпионат мира вместе с Мишей, отдавая ему вторую квоту.

Марк смотрит трансляции на ноутбуке, практически влипая носом в экран. Он не сомневается в Мише — Миша топовый, он непременно взлетит по турнирной таблице так высоко, как только позволят монструозные конкуренты из Америки и Японии, — а вот перфоманс Жени вызывает тревогу, это надо следить и пальцы кусать.

Ха-ха. Он по-прежнему забывает, что у Жени в голове двоичный код, плазменный калькулятор и никаких нервов.

Миша взлетает вверх по турнирной таблице, как на крыльях, останавливаясь на пятом месте — Марк думает, что ещё выше можно было только чудом, потому что выше по таблице обосновались совсем уж монстры. Женя невозмутимо и упрямо тянется следом за старшим товарищем по группе; в итоге отпускает его, но не сильно. Он опять делает на льду всё, что должен сделать — два квада в короткой, три в произвольной и неистовый накат на технику, которым Женя в итоге и берёт. Марк следит за ним, почти не дыша. Смотреть в эфире, если честно, в каком-то смысле хуже, чем вживую на катке. Операторы трансляции Марка не щадят совершенно: то выхватывают перехваченную цепочкой бесконечную шею и уходящий далеко вниз вырез на груди, то подкрадываются с неприлично красивого ракурса к стройной фигуре в алом, то иными способами визуально бьют под дых. В такой съемке и программы, и сам Женя производят ещё большее впечатление — а Марк ещё на домашних этапах впечатлился до глубины души, и теперь это впечатление только усугубляется, разрастаясь в душе.

Женя завершает чемпионат мира на восьмом месте, производит маленький фурор, и его немедленно заявляют вместе с Мишей ещё и на командник.

Белая шея и ясный взгляд начинают грезиться Марку днём и при открытых глазах. И у него всё ещё нет номера Жени, чтобы хоть самое завалящее сообщение прислать.

У него всё очень плохо, если честно.