lawful neutral (1/2)

Когда Марк впервые слышит о том, что в фигурном катании хотят применять искусственный интеллект, — сначала он думает, что где-то проспал лет пятьдесят и за окном уже наступил киберпанк, потом решает, что мир сошёл с ума. Ему не кажутся совместимыми сухой шелест цифр и красота ледового танца. Как это вообще сплавить так, чтобы оно работало вместе. Обязательно нужен человек где-то в промежутке, потому что у компьютера определённо будут большие проблемы с чувством прекрасного как минимум.

Мир же тем временем сходит с ума очень решительно. Почти что семимильными шагами мчится в направлении дурдома.

Ханю пишет огромный диплом, почти талмуд, доказывая, что судей превосходным образом можно заменить искусственным интеллектом в части оценки техники. Среди тренеров ходит странный шепоток о том, что искусственный интеллект и на коньки можно поставить. Марк чисто для собственного успокоения интересуется у Светланы Владимировны, не собирается ли она всех своих учеников поменять на безошибочных, бесстрастных роботов, — и пребольно получает по лбу.

— Только бы из юниоров не вылезать, а! Ещё что выдумаешь? — весело говорит Светлана Владимировна. И улыбается так легко, что у Марка мгновенно отлегает от сердца и даже лоб сразу перестаёт болеть. С такой улыбкой не предают, не выписывают за спиной пару сотен килограмм послушного искусственного интеллекта. С такой улыбкой идут в огонь и в воду, стоят за плечом до последнего и никогда не бросают. Марк позволяет себе успокоиться окончательно. И временно выбрасывает все мысли о технических новинках из головы.

Тема оценивания постепенно глохнет: видимо, она как-то неправильно скажется на результатах. Не так, как надо тем, кому обычно надо. С темой постановки на коньки продолжают возиться. Марк всполохами видит новости то тут, то там. Но он думает, что если такое новшество и случится, то когда-то глубоко не сейчас. Даже, наверное, когда-нибудь, когда Марка уже выгонят на пенсию за ненадобностью, поэтому можно себе этим голову не забивать и со всей отдачей готовиться к нацчемпу.

На чемпионате России Марк умудряется зацепиться за пьедестал, потом тщится не зациклиться на том, как бы не запороть этапы Кубка России. Потому что именно к этапам Кубка Сашка умудряется притащить новость.

— Кракена на нас выпустили, — легкомысленно говорит он при встрече с Марком.

Марк хлопает глазами и не понимает: — Чего? Кого? Почему на нас?

— Ну искина этого якобы дикого, — дёргает плечом Сашка. — Обкатывать будут на Кубке России, заявили на два этапа. Ты чего, за новостями не следишь? Как из лесу, честное слово.

— Да лучше б я в лесу и жил! — нервно ржёт Марк. Ему слышать такие новости интересно в последнюю очередь — ну вот, теперь ещё и соревноваться с диким искином. Как будто без этого заняться было нечем. Было бы намного спокойнее не знать, кого ему подбросили в конкуренты, и жить дальше безмятежно. Марк звучит почти жалобно, когда выспрашивает больше: — Так а что, это разве не утопия? Не проект с прицелом на далёкое будущее? Я думал, лет через двадцать ещё только его введут.

— Будущее уже здесь, чел, — усмехается Саша. И поясняет: — Его, оказывается, уже какое-то время готовили на базе группы Профессора. Настраивали или что там с ним надо делать, я без понятия. Заговорили просто только сейчас — ну, потому что он уже готов и можно тестировать. Щас как вломит нам на этапах, чего доброго.

Конечно, на базе группы Профессора, где же ещё. Кто такой знаменитый специалист по технике, что даже компьютеру может её поставить. Как будто варианты были.

Марк старается отпихиваться от новостей об искине руками и ногами, всеми четырьмя. Они не успокаивают; наоборот, от них немножко хочется лезть на стенку. Марк игнорирует всё, что может игнорировать, уворачивается от тревожных подробностей всеми силами, но даже это уже знатно раздирает нервы.

Ему не легче от того, что, судя по долетающим обрывкам новостей, Марку на обоих своих этапах Кубка против того искина и кататься.

В воображении Марка рисуется какой-то совсем уж киберпанк, со стальными локтями, коленями, со стальной же челюстью, как у Терминатора, с горящими инфернальным светом глазами и с каким-нибудь машинным позывным, типа «ФК-2020». На деле же всё оказывается куда прозаичнее и проще. У искина есть вполне человеческое имя — Женя, и выглядит он юным и как будто совсем обычным. Поставить его в один ряд с самим Марком и, скажем, с Петей — так и не отличишь, где мальчик обычный, а где модифицированный. У искина ни стальных локтей, ни железных коленей, обычные длинные руки-ноги, глаза тоже без инфернального свечения, прозрачно-зелёные и ясные. Симпатичное нежное лицо, слишком подробное и живое для робота, с несерьёзным курносым носом. И длинная белая шея, в соревновательном костюме обнажённая по самое никуда. Марку кажется, что это всё какой-то затянувшийся розыгрыш. Что их всех просто пугают. Пытаются взять психологической атакой.

Потом симпатичное создание с ясными глазами выходит на лёд, уверенно вколачивает прыжки и выносит в короткой программе вообще всех. Ладно самого Марка, Марк в той короткой откровенно не блеснул, — но вообще ведь всех!

Похоже, всё-таки не розыгрыш.

Марк даже забывает обидеться — он в этот прокат влипает как муха в мёд, смотрит заворожённо и оторваться не может. У искина много потрясающей чёткости в движениях, каждое врезается клином в глаза смотрящего. Ладони в чёрных перчатках взрезают воздух, отточенные рёбра коньков с хрустом взрезают лёд, прыжки высокие и лёгкие, и всё это почему-то под песню Корнелюка и очень красиво.

Сашка после короткой бухтит и ругается, обещает «этого так не оставить» и «показать, кто тут батя». Марк спорит, что вовсе не обязательно таить неприязнь и ссориться. Что если бы искин фактом своего существования как-нибудь нарушал соревновательный принцип, так никто бы над этим проектом не упахивался, потому что его бы немедленно дисквалифицировали с мировой арены и на том бы закончили. Получается, здесь всё в поле честной игры и можно бороться с искином, как с обычным живым спортсменом, не обращая большого внимания на плазменный калькулятор в его голове.

Саша с сомнением хмыкает. Он, кажется, уже концентрируется на том, как будет в произвольной накидывать бездушному конкуренту квадлутцами по морде. Марк же думает, что ругаться не обязательно. В конце концов, искин — как-то ужасно неловко думать о нём как о «Жене» или даже «Евгении», это и близко на название модели не тянет, — совершенно не виноват в том, что его вот таким придумали и отправили на лёд.

Марк подходит к нему после прокатов короткой и совсем не знает, как начать разговор.

— Привет, — ну, с этим-то словом понятно, а вот как формулировать дальше, уже некоторый вопрос. И в итоге начало диалога складывается из чего-то стандартного, заезженного и неловкого. — У тебя классная короткая. Красивая такая. Я Марк. А ты… как… можно тебя называть? Ты Женя, верно? — Он всё-таки не знает, куда и как совать все эти ужасно сложные слова, поэтому откровенно комкает последний вопрос.

Когда ясные зелёные глаза впервые смотрят на него так близко и внимательно, Марк замечает, что они всё-таки не совсем живые. В них всё ровно и гладко, словно льдом залито, и не понять, есть ли под этим льдом движение.

— Здравствуй, Марк, — строго и вежливо говорит искин. Он делает лёгкие паузы-подвисания перед фразами, словно анализирует, на что отвечать и какой ответ из базы подойдёт. Как будто не совсем думает, а именно ищет. — Да, меня так назвали. — Лёгкая пауза, словно за полупрозрачными глазами шелестят-перебираются слова. — У тебя интересная короткая программа.

Ровно-ровно все фразы разменивает, точный, как в аптеке.

— Вот и поговорили, — со смешком вздыхает Марк. С таким собеседником, конечно, тяжело: он чётко осваивает всю предложенную для разговора территорию и никуда с неё не движется, особо навстречу ничего не предлагает. С другой стороны — Марк чётко чувствует, что вот это странное создание напротив его не отторгает. Фразы в ответ звучат гладкие, словно отполированные, и странным образом тёплые, как нагретая на солнце речная галька. Это ободряет, и Марк лезет дальше: — Извини за нескромный вопрос, но мне ужасно любопытно. Как ты… работаешь? В смысле, в чём принципиальная разница между нами и тобой? Она же только в голове, да? Ты быстрее считаешь сделанные элементы или что? Как это всё устроено у тебя внутри?

И тут же понимает, что лезет сразу очень далеко, за границу дозволенного. Зелёные глаза Жени едва заметно темнеют. Тонкие губы заученно, прохладно улыбаются и опять роняют гладкую гальку: — Эти вопросы из перечня запрещённых. Я не могу дать тебе доступ к такой информации.

— Прости, — немедленно отступает Марк. И сознаётся: — Ну да, я слишком разогнался для первого знакомства, полез глубоко в личное. Это не дело, конечно.

— Личное? — Женя моргает с лёгким замедлением. Если измерять человеческими эмоциями, Марк прилепил бы к очередной паузе ярлык, средний между «недоумением» и «замешательством». — Нет, на этой информации запрет другого класса.

Вопреки тому, как тяжело сложены эти фразы, Женя всё ещё выглядит таким живым, что Марку немножко хочется завыть от контраста. Лучше бы из него торчали какие-нибудь стальные детали или микросхемы, выдавая нечеловеческость с головой. Это хоть было бы честно. А у Жени растрёпанная чёлка разбрызгивается в разные стороны, и светлые брови приподняты удивлённым пушистым росчерком, и нос несерьёзно вздёрнутый, курносый. Тяжело смотреть на него, визуально кажущегося тёплым, понятным и близким, а потом слышать, как он ворочает словами, откровенно с этой теплотой не вяжущимися.

— Ладно, какая разница, что там с классом. Тут главное, что запрет, — послушно уступает Марк. И напоследок зачем-то тычет Жене свою ладонь: — Ну что, тогда увидимся в произвольной?

Насколько это вообще глупо — пытаться подружиться с искином? Как будто ему не всё равно вообще?

Но Женя неожиданно вкладывает свои пальцы в ладонь Марка. Такие охренительно тёплые и настоящие, что Марк всё меньше понимает, как. Кому и как удалось сделать его для группы Профессора таким? Таким возмутительно живым? Мозг почти напрочь отказывается принимать его как искина. Если бы не неподвижные глаза, отказался бы совсем.

— Увидимся, — эхом повторяет Женя. И в этом слове вдруг в точности копирует интонации Марка, теряя прохладную выхолощенность фраз. Словно оживает на миг, становясь из механического мальчика — обычным, из замёрзшего Кая — согревшимся.

Марк окончательно перестаёт понимать, как к Жене относиться.

После произвольной дело выравнивается. Не у Марка — Марк так и остаётся бултыхаться где-то в нижней половине таблицы. Но есть ребята, которые втроём собираются, упираются и выталкивают искина не то что с первой строки — вообще с пьедестала. Среди них и Саша, который исполнил угрозу, дал компьютеризированному вторженцу отповедь с помощью внушительного квадлутца и теперь, кажется, доволен этим даже больше, чем своим вторым местом.

Оставшийся с деревянной медалью Женя вежливо наблюдает за чествованием призёров из-за бортика.

— Интересно, — говорит он и прикрывает полупрозрачные глаза.

Марк взволнованно крутится рядом. И думает, насколько плохо для Жени может кончиться то, что он не попал сейчас на пьедестал. С одной стороны — его заявили ещё как минимум на один этап Кубка, поэтому сразу в утиль списать не должны. Да и рано ещё, после всего-то одного теста. С другой — чёрт их знает, кураторов проекта, какой эффективности они ждут. Может, там всё или ничего, сто процентов или не надо совсем. Марк думает об этом с лёгкой тревогой и наконец решается спросить: — Что теперь с тобой будет? Ну, за то, что ты уступил в произвольной и не добрался до пьедестала?

Зелёные глаза напротив смотрят спокойно и ясно. Они, кажется, и вовсе не умеют по-другому.

— Это опыт. Он будет учтён, и на его основе будут сделаны соответствующие дополнения в систему, — легко сообщает Женя. На этой информации у него, как видно, грифа секретности нет. — Смысл и в этом тоже. Понять не только, как я веду себя на льду, но и как на меня реагируют другие спортсмены. И сделать и на это тоже поправки, которые повысят мою конкурентоспособность.

— Звучит ужас как сложно, — морщится Марк. Слова, которые Женя исторгает из себя, действуют на него, как холодный душ, смывая весь флёр живого и нежного обаяния. — А тебе что, можно об этом рассказывать?

— Это стандартное описание проекта, — пожимает плечами Женя. И вдруг гораздо более человеческим образом добавляет: — Ты легко сможешь его нагуглить, если захочешь.

Вот когда он использует нормальные человеческие слова, то выглаженно-ровные интонации почти не режут, и становится ещё сложнее отличать его от живого.

— Ну, то есть, со следующего этапа, на который ты заявлен, тебя не снимут? Продолжат… тестировать? — уточняет Марк. Он ничего не может с собой поделать: ему по-прежнему дико употреблять в отношении Жени такие механические слова. — Значит, на четвёртом этапе увидимся, мне тоже его катать. Буду рад встретиться.

Женя вдруг поворачивается к нему всем телом. За зелёными глазами мелькает что-то непонятное.

— Почему? — прямо спрашивает он. — На каком основании ты будешь рад со мной встретиться?

— Почему нет? — теряется в ответ Марк. — Ты вроде нормальный парень, хоть и чей-то там проект. С тобой интересно, несмотря на твои классы секретности. Я даже думаю, у нас бы получилось подружиться. У меня с тобой, так точно. Так почему нет?

— Потому что я твой соперник, — в этот момент у Жени в голосе что-то звякает механической сталью. — Я нахожусь с тобой в прямой конкуренции. И, возможно, в будущем стану отбирать у тебя медали. Это ничего не значит? Не тревожит тебя?

— Не значит, — Марк с улыбкой мотает башкой. Ему бы притормозить прямо тут, осознать, что в искина заложен принцип побеждать и убивать на льду, и явно сделано это не случайно, — но очень хочется объяснить. Чтобы в Жене появилась нежность не только снаружи, но и немножко внутри, насколько возможно, потому что его это наверняка оживит и украсит. Он же сам сказал, что опыт будет учтён — так, может, и этот, пусть чужой, зачтётся. — У меня много кто будет отбирать медали. Суть спорта в этом. Что ж мне теперь, из-за этого на всех кругом огрызаться? Даже если люди хорошие? Вот уж глупость. И потом, так я могу за товарищей порадоваться, даже если сам мимо подиума пролетел. Вот, за Сашку, например. Сашка сегодня серебряный, он, в отличие от меня, молодец. Я его поздравлю, ему будет приятно, и мне от его радости тоже будет приятно. Улавливаешь? Хотя бы чуть-чуть?

Женя хмурится, сдвигает к переносице светлые брови. На лице и в глазах — и близко не брезжит ничего похожего на понимание. Марк даёт себе слово, что обязательно объяснит ему позже. Потому что Жене наверняка очень пойдёт тепло в глазах, а не только холодный блеск скальпеля и заряженность на квады.

После награждения Саша интересуется, зачем Марк обхаживал искина и как оно ему. Марк грустно вздыхает в ответ. Ему кажется, в программу Жени совсем-совсем забыли вложить хоть что-то тёплое. Один калькулятор и оставили. И теперь непонятно, можно ли тому калькулятору объяснить про важное, человеческое, ценное.