Кардифф / июль 2000-го / настоящее (2/2)

Блейз поумерил свои попытки утянуть её в прелюдию, видимо и правда решив, что в траве как-то совсем слишком. Но выпутаться из своих рук не дал, только аккуратно потянул за волосы, чтобы её голова оказалась прямо напротив, щекотно касаясь одним кончиком носа другого.

— Ладно, твоя взяла, оцени важность по шкале от одного до десяти.

— Дохренадцать, Блейз.

Имя, произносимое крайне редко, кажется, окончательно привело его в себя. Мужская грудь под рубашкой стала вздыматься не так часто, и он уже совсем не рвано наклонился к ней, как будто спрашивая разрешения. Очень вовремя.

Взвесив все «за» и «против» Джин рассудила, что от пяти минут она точно ничего не потеряет, поэтому сама подалась вперед и впечаталась в ужасно идеальные губы. Главное не забыть, что сегодня в приоритете вообще не оно. Ну, не то самое.

Ей ведь тоже предательски хотелось: оседлать сверху, протолкнуть собственный язык ему в рот, облизать ямки на шее, а потом чтобы перевернули, ноги закинули на плечи и глубоко вошли. От этих мыслей она натурально дрожала. Блейз тоже дрожал, бросая, кажется, все свои силы на то, чтобы держать себя в руках. На поцелуй он ответил сразу, прижимаясь к ней всем телом. Кусал и без того закусанную кожу, целуя сбивчиво и на грани с жадностью, как будто только заполучил, а уже отнимают. Если бы Джинни сейчас стояла, у неё бы точно подкосились коленки, но даже в положении лежа ощущалась тянущая теплота внизу живота.

— Эй, Уизли, кто тут хотел поговорить, ты или я, — голос Блейза ледяным горным ручьем выбил в реальность, а последовавший за ним порыв ветра только усугубил эффект.

«Он прав, Джин, сегодня голову отключать нельзя, помнишь?»

— Ты превращаешь мой мозг в вату, так не честно, — Джинни уже вообще ничего не нужно было обсуждать, только хныкать и топать ступнями. Она точно не может просто вернуться к размеренным серым будням, где встречи с Забини — это только её встречи с Забини? Где не наступает на пятки новая магическая гроза?

«Возьми себя в руки, дура.»

Блейз, кажется, и сам уже заметил эти внутренние терзания, поэтому отстранился подальше, напоследок влажно чмокнув её приоткрытые губы. Он уселся по-турецки, копируя точно такую же позу, в которой Джин провела последние три часа.

— Давай, валяй, я не хочу заниматься любовью с напряженным сгустком нервов, — По нему было видно, как тяжело дается самоконтроль, и как взгляд то и дело норовит соскочить к приготовленным специально для его глаз кожаным штанам, — Поэтому я тебя слушаю, рыжая.

Джинни была благодарна за эту маленькую помощь и тут же отвесила себе звонкую мысленную пощечину. Все слова вдруг досадно потерялись на пути до языка, и на протяжение нескольких мгновений их окружал только тихий шум воды и шуршание её ног, пока она не нашла удобное положение для своего затылка прямо у него на коленках. Сперва ей открывался вид на точеный подбородок и шею, а потом Блейз наклонил голову так, чтобы встретиться глазами. Дыхание успокаивалось, стало уютно.

— Я задам тебе вопрос, обещаешь ответить честно?

— Мы вроде не грешили взаимным враньем, Уизли.

— Просто это... это тема, которой мы обычно не касаемся.

Блейз едва слышно хмыкнул и снова начал теребить огненные волосы:

— Хорошо.

— Только серьезно, пожалуйста.

— Я уже сказал, что не буду тебе лгать.

— Давай я сформулирую по-другому, ты не будешь лгать и уходить от ответа.

— Блять, Уизли...

— Пожалуйста.

— Говори уже.

— Пообещай!

— За что мне все это...

Джинни подняла ладонь к его лицу, устраивая её на щеке. Рука начала затекать моментально, но ей было физически необходимо иметь тактильный контакт, чтобы спросить свою крамольную вещь. Кожу едва заметно кольнуло ставшей родной двухдневной щетиной, и, кажется именно в этот момент вместо «пиздеть и импровизировать» было выбрано «рассказать как есть».

Прозвучало желанное «договорились». Джин набрала воздуха в легкие.

— Если бы... скажи, теоретически, если бы существовал способ разорвать связь Пожирателей смерти с Сам-Знаешь-Кем, если бы он больше не мог их вызывать, не мог выслеживать, если ему вздумается, как бы повели себя ваши? Они бы продолжали за него сражаться? — гриффиндорка выпалила и зажмурилась в ожидании чего угодно, лихорадочно просчитывая вероятность реакций.

Ничего не случилось ни в следующие секунды, ни в следующую минуту.

— Забини? — Холодок прошел по покрытой шрамами спине, и явно не от лежания на остывающей земле. Блейз по-прежнему крутил между пальцами медный локон и рассматривал её.

— Веснушки твои стали ярче за неделю.

Ну конечно, а кто говорил, что будет легко.

— Обещал же не увиливать...

— Ты точно понимаешь, о чем сейчас спросила, Уизли? — Вдруг резко и совсем не нежно. Даже не нагло и развязно. Слишком мать его сильный контраст с движением ладони на волосах. На дне черных зрачков сейчас растекалось что-то совсем не поддающееся описанию, но Джинни точно уловила тревогу и страх, — Во что ты опять влезла, идиотка?

— Ответь, пожалуйста.

— Я отвечу. Я обещал. Но сначала ты, считай это моим условием, — Джинни было впервые так сложно различить это эмоции. А может все дело в тусклом лунном освещении?

— Я не могу тебе ничего толком рассказать.

— Дала обет?

— Нет, просто не могу.

— Была с ними, да?

Совершенно без предупреждения и подготовки, хотя теперь один оттенок его настроения она все же прочитала. Ревность.

— Молчание считается?

— Так и знал. Опять суицидально не думаешь своей красивой головой, Уизли, я даже не удивлен.

— Ты ничего не знаешь. С чего ты вообще это взял? — Джин была готова к язвительному тону, но была совершенно не готова к этим прибавившимся ноткам тоски в голосе. Что там у него творится в голове, он ревнует или злится? Грустит или...?

— Еще недавно ты не имела понятия, где твои великие друзья, а теперь возвращаешься хер пойми откуда и начинаешь с таких просьб. Ну, чего мне ждать, рыжая? Твоей казни через пару недель, видимо.

Джин вспомнила этот металлический привкус слов.

— Ты расстроишься, когда меня убьют?

— Расстроюсь.

</p>

Мерлинова борода, он что, прямо взаправду переживает? Боится.. за кого? За неё-то?

— Я все тебе объясню... может быть... позже. Пожалуйста, сейчас мне очень важно, чтобы ты рассказал.

— Ты сама мне еще ничего не рассказала.

— Да ты как ребенок! — Джинни в очередной раз вдохнула поглубже. — Я же вижу, что ты там себе уже сложил все паззлы, и скорее всего не так далек от правды. Что ты хочешь, чтобы я подтвердила?

Блейз еще сильнее сосредоточился на её лице, от чего у него едва заметно проступила очаровательная венка на лбу. «Приплыли, Джин, самый подходящий момент для таких наблюдений».

— Что-то надвигается, да? — самый взрослый, суровый и незнакомый его голос из всех, что она слышала за эти месяцы.

— Да.

— И ты будешь в этом участвовать?

— Я... наверное. Да.

— Встань с меня, Уизли.

Джинни подчинилась, почти болезненно отрывая голову от него и вскарабкалась на собственные ноги, распрямляясь в полный рост. В глазах почему-то начинали трепыхаться слезы. Блейз отвернулся.

— Ты хоть знаешь, как это опасно?! — все еще не смотря на неё, Забини сжал кулаки, — Имеешь хоть малейшее понятие о том, как долго тебя будут убивать потом? Черт, я же уже решил, что ты поумнела!

— Забини...

— Что, Поттер вернулся, позвал к себе и ты побежала снова спасать мир? Нихуя у вас не выйдет, неужели с первого раза не дошло?

— Гарри здесь ни при чем.

— А кто «при чем»? — от того, как быстро он перекрутился через плечо и в два прыжка оказался перед её носом, Джин непроизвольно дернулась за палочкой. Странно, что только сейчас рефлексы сработали.

— Я не ради него, — шепот соскользнул с собственного рта почти неслышно.

— Тогда кто «при чем», Уизли? Расскажешь? Расскажи, а потом отвечу на твой прекрасный вопрос, раз тебе так важно вернуться к золотому мальчику с информацией.

— Ты сейчас наговоришь много всего, а потом будешь жалеть.

— Смотри, как бы я не начал жалеть, что вытащил тебя еще в марте.

Джинни чувствовала, как сама начинает закипать. Дрожь прошлась по телу в предвкушении бурной истерики, а потом она столкнулась с его тяжелым взглядом.

И затихла. Все вдруг встало на свои места.

«Нет, Блейз, ты не начнешь. Ты же тоже. Господи, как я раньше не...»

— Не начнешь, — уголки губ сами размазались в улыбке. Забини сделал шаг назад, видимо знатно охреневая от такой резкой смены эмоций у неё на лице, но Джин не позволила отстраниться, поймав его голову в ладони и заставляя и дальше смотреть прямо на себя, — Не сможешь.

— Уизли, блять, лучше отойди, потому что ты слабо себе представляешь, как я сейчас взбеш...

— Я ради тебя, придурок.

Схлопнувшийся мирок слизеринца в этот момент красноречиво отражался в практически черных от недостатка света глазах. Блейз выглядел как человек, который ни за что не позволит себе опуститься до жалкого «пожалуйста, повтори, что ты только что сказала», но очень сильно хочет услышать важное еще раз. Джинни дала ему эту возможность, двигаясь ближе.

— Ради тебя.

Пара мгновений вспыхнули где-то между ними, отрывками прикосновений и неразборчивых попыток прижаться друг к другу. Забини снёс её равновесие, приподнимая над землей и целуя так, как, наверное, никогда не целовал. Где-то наверху уже вовсю разгорелось звездное небо, но, кажется, даже оно было не в силах блестеть ярче, чем две пары жадных, едва заметно слезящихся глаз.

Кажется, они все-таки оказались в траве.