Кардифф / июль 2000-го / настоящее (1/2)
День был уже на исходе, когда небольшая компания из трех человек добралась до побережья. Они остались незамеченными на своем перевалочном пункте в Амманфорде, и теперь, когда холодный воздух Бристольского залива нещадно терзал всем щёки, можно было немного расслабиться. Нет, нет, ну конечно же нельзя. Хотя, черт возьми, они пришли сюда живыми и теперь возвращаются к столице, сохранив все конечности. Невероятное везение.
Джинни едва заметно сбросила свою любимую безразмерную рубашку, позволяя закатному солнцу прокатиться по плечам и шее, мысленно надеясь на то, что этой капли ультрафиолета хватит для того, чтобы вернуть былую яркость россыпи веснушек на приоткрытых участках кожи. Ну, хотя бы так.
Забини, как выяснилось недавно, любит её веснушки. Так же недавно выяснилось и то, что для неё это невероятно важно.
Джин тут же воровато оглянулась на залитый светом берег, как будто плетущиеся за ней Дин и Симус умели читать мысли. Маленькая шалость в виде представления мулата, целующего темные точки на спине, осталась незамеченной. Убедившись в этом, она допила последние капли из фляжки с водой, припасенной для их импровизированного путешествия, и села на сухую траву, чтобы выдохнуть и покурить. Путешествия вынужденного, конечно.
И, как ожидалось, не самого приятного.
Приглашение в Дэйл пришло в их маленькое убежище внезапно. Построенный маршрут до временного перевала долгожданных героев мог оставаться актуально-безопасным всего пару часов, поэтому Томаса с Финниганом практически вырвали из привычной рутины по наблюдению за округой, а её — Джинни — из предвкушения встречи с Пожирателем смерти, которая так и не состоялась. Им предстояло добраться сюда, до Кардиффа, а после через весь Уэльс до другой части острова и обратно — но они, кажется справились.
Джин тогда даже понять ничего не успела, только отправить своего патронуса и надеяться, что Блейз получит предупреждение о её отсутствии, когда будет один. Отрываться от мыслей о том, сколько синяков на коленках появится, прежде чем он простит ей долгую пропажу без связи, жутко не хотелось, это доставляло почти мазохистское удовольствие. Она еще с утра решила, что на всякий случай сразу наденет свои потрепанные кожаные штаны, чтобы извинения выглядели максимально убедительно. Джин, конечно, не собиралась за неимением конструктивных аргументов, отвлекать Забини видом своих ног.
Разумеется, собиралась. Она ждала, что он разозлится, конечно разозлится, опять назовет идиоткой, но зато если (а теперь уже когда) они снова окажутся на окраине Лондона — они попробуют вырвать у судьбы еще одну потрясающую ночь. Может быть и раньше, но если Джинни не хотела, чтобы эта ночь стала одной из последних, сейчас нужно было её отложить и настроиться на очередной сеанс глубокого анализа. Это было совершенно необходимо, особенно в преддверии всего грядущего. Хотя бы ради них двоих.
Уже четыре дня как она впервые за всю эту чертову войну пересеклась взглядом с Гарри Поттером на пороге тесного, провонявшего пивом, но безопасного кабака на Касл-Роуд в уэльской глуши. Гарри выглядел так, будто очень хотел пройти куда-то поглубже в душу к Джинни, но получилось только в дверной проем. То неловкое «привет». Была ли это попытка одними только глазами извиниться за то, что бросил, за два года её лихорадочных терзаний газетных страниц с новостями, а может и за все десять лет существования команды «Гарри-Рон-Гермиона», не имевшей шанса стать «Гарри-Рон-Гермиона-Джинни»? Сейчас было уже плевать, почему триада так никогда и не превратилась в квартет, но череп с изнанки ощутимо царапали воспоминания о том, как первые курсы Хогвартса, а после еще раз пару месяцев того проклятого лета её съедала обида.
Уже четыре дня, как Джинни крепко обняла Грейнджер у барной стойки. У той слезы текли из уголков глаз, а Джин казалось, что случись эта встреча полгода назад, она сама бы радовалась гораздо сильнее. Случись это до того, как она обнаружила в себе чудовищную усталость, она бы наслала на них всех летучемышиный сглаз для порядка и в шутку, а потом наотрез отказалась бы возвращаться в штаб, становясь плечом к плечу и до самого конца с теми, кого так давно искала и хотела увидеть.
Но это было бы тогда, а теперь? Теперь тоже было хорошо от встречи, конечно же было хорошо. Но уже не так.
Четыре дня, как Рон отчаянно пытался уделить излишнее по мнению младшей Уизли время, отдавая дань всем, чью смерть герои успели пропустить за весь период своего отсутствия. Чувствовал себя виноватым, это было видно. Сейчас, жмурясь от бликов солнца на волнах, ей даже показалось, что они фактически сделали из этого игру прямо в той пивнушке: брат задает вопросы, Джинни монотонно на них отвечает, Гермиона тяжело дышит и отводит глаза, а Гарри понуро сидит в углу и хлещет огневиски. Вы как-то по-другому представляли веселье?
« — А... братья?
— Чарли год назад, режущее от Долохова в шею. Джордж... он был в плену первую осень войны, около месяца. Мы вытащили, но он... знаешь, изменился.
— Изменился?
— Замкнулся. Хотя я его не виню, понятия не имею, что там происходило. Когда понял, что мне защита уже не нужна, догнал группу Ли на севере, они все недавно перебрались в Ирландию. Про Билла и Перси сам должен помнить. Так что, если считать тебя и меня, Уизли осталось трое.
— Близняшки? — Рон сменил направление своего беспокойства, не желая поднимать болезненную теперь тему их уже-не-большой семьи, но отреагировал на удивление спокойно. Безумная тоска в глазах, а на лице ничего не дрогнуло. Так значит, братик, ты тоже вырос.
— Падма этой зимой. Сивый. Парвати жива.
— А Невилл?
— Потерял левую ногу, расщепило при экстренной трансгрессии. Но жив. Он, кажется, тоже в Ирландии. Здесь опасно, нас чаще выслеживают.
— Остальные наши с Гриффиндора?
— Лаванда прошлой весной, облава на границе Шеффилда, Адское Пламя. Маклагген чуть позже, Авада в спину. Какое-то время у нас останавливался Вуд, тоже был в бегах, но он пропал больше семи месяцев назад. Считайте, что тоже мертв.
— Кэти?
— Бэлл в прошлое Рождество. Купила на черном рынке меченый хлеб, по которому нас надеялись отследить до штаба в Ливерпуле. Она заметила постороннюю магию и подала сигнал, но мы не успели, она не добежала до охранного купола всего сотню метров.
— Господи...»
Были и другие вопросы, но они вызывали только приступы ироничного смеха. «Как же, ведь есть Орден?», «Где члены Ордена?»
«Херордена, блять» — хотелось ответить Джин, но она сдержалась.
Уже четыре дня как её посвятили в великий план свержения новой власти, а мозг до сих пор отчаянно отказывался все это переваривать. От неё точно что-то хотели и просили, даже отводили какую-то роль во всей этой стратегии, выверенной Гермионой до мельчайших деталей. Джинни тогда выслушивала все это под волны собственного разочарования и внутреннего голоса, слившегося воедино с зудящим шепотом Блейза в голове: разве она все еще нужна тут? Разве не может, наконец-то, оставить разгребать все это дерьмо тех, кто был для этого рожден? Кто для этого соизволил вернуться? Подумать только, троице Гриффиндора в кои-то веке нужна их, оборванцев, помощь. И ей бы прыгать сейчас до несуществующего потолка от радости, что наконец-то приняли и признали достаточно взрослой, «не как тогда, когда мы уходили». Но, как бы сказал Фред, прыгалка сломалась (если только речь не про наездницу — это пожалуйста, подайте сюда Забини).
Джинни начинало всерьез пугать то, с какой регулярностью она оглядывалась на существование своих не-отношений и как они стали центральным фактором при принятии любых решений.
Чуть позже ночью того же первого дня, когда Гермиона просила у неё угоститься самокруткой, она еще долго рассказывала о том, почему они даже не пытались оставаться в курсе всего, что происходит в Англии. Так, по словам умнейшей ведьмы своего поколения, проще сосредоточиться, потому что думать обо всех, кого они оставили, было невыносимо. Гермиона прикрывала ресницы и пыталась не смотреть на пугающе повзрослевший взгляд бывшей-лучшей-подруги. Да и не нужно было ничего: они бросили здесь всех, потому что считали, что с ними опасно. Они ушли, потому что решили, что справятся втроем, а выжить подальше от Гарри Поттера — больше шансов.
Они сказочно ошиблись. И отражение этой ошибки мерцало в радужках кудрявой волшебницы, темнело в синяках под нижними веками Рона, плескалось на дне неизменного стакана со спиртным, который сжимал в руках Избранный каждый их вечер в Дэйле. Каждый вечер, в который Джин, Симус и Дин слушали об их странствиях и поисках, сами рассказывали о двух минувших зимах, иногда даже вспоминали Хогвартс. И обсуждали тот самый великий план, куда без него.
— Как думаешь, почему они не идут с нами? — Томас плюхнулся рядом с ней, тяжело переводя дух. Они вот-вот должны были вернуться в штаб, аппарируя в лес неподалеку от Лондона.
— Им пока не стоит появляться так близко на постоянной основе. Пока хватает и пары взрывов по периметру столицы, чтобы напугать безносого до усрачки, — Уизли усмехнулась, представляя, как же крепко все сборище маркоборцев охуевало целую неделю без происшествий, пока Поттер и Ко были заняты ностальгией со старыми товарищами и объяснениями своих будущих стратегий, — Возможно, они надеются перед тем, как все начнется, собрать наших. Ну, тех, кто еще хочет бороться.
— А вдруг мы зря надеемся, что сработает, — Симус прищурился, тыкая Дина в плечо в немом «дай сижку», — У меня нехорошее предчувствие.
— Как будто оно бывало другим, — Томас затянулся сам и протянул ему свернутую трубочку бумаги, — Ничего нового, просто теперь хотя бы видно горизонты. Если Гермиона не ошиблась, все сработает.
— Рада, что ты не разучился высокопарно выражаться, — Джин нервно хохотнула, — Горизонты ему видно.
— Эй! Я вообще-то и стихи когда-то писал, не обесценивай.
— Дерьмом были твои стихи, это я тебе как бывшая говорю.
— Да ну тебя, Джин, лучше скажи мне, что правда думаешь, — Дин прожал интонацией последние слова, заглядывая Джинни прямо в глаза, мол «я знаю, что у тебя больше информации, чем у всех нас, скажи что думаешь, от этого зависит будущее», — У тебя должно быть свое видение, верно?
Но Джинни не знала. Весь план трепыхался на одной единственной переменной, и Джин в глубине души очень хотелось верить в то, что она права. Но сейчас ей было совершенно нечем ответить Томасу: для начала ей нужно выяснить все самой. Ровно до встречи с троицей она ни разу о таком не задумывалась, безапелляционно вычеркивая предложенный ими вариант развития событий как «невозможный» при любых обстоятельства. Однако то, что Гарри, Рон и Гермиона нашли за два года, могло и правда изменить ситуацию.
— Я... пока не могу судить, мне нужно больше времени. Наверное, задержусь здесь. — словно обращалась к Дину в мыслях «я постараюсь узнать все прямо сегодня, но не дави и не расспрашивай перед Симусом».
— Так и думал, что ты опять пропадешь. У нас его не так много, времени в смысле, — «Джин, я прикрою, но лучше бы тебе поторопиться».
— Есть пара дел, постараюсь управиться до ночи, — «Спасибо».
— Будь осторожна, — «С кем бы ты там не собиралась встретиться, никогда не забывай, что он — один из них. Он опасен.»
— Буду, — «Никогда не забывала».
Последнюю мысль Джинни виртуозно соврала даже самой себе. После коротких и безмолвных переглядок с Дином, они провели еще несколько минут перед закатом, греясь в июльском солнце, прежде чем Финниган и Томас докурили, взялись за руки и исчезли в водовороте магии.
Дела у неё и правда были. Если подумать совсем серьезно, то впервые за все время их странных экстремальных встреч с Блейзом, появлялся двойной подтекст: казалось бы, всего пару месяцев назад она так испугалась, когда решила, будто ему что-то от неё нужно, и теперь боялась даже предположить, как он отреагирует на точно такую же ситуацию. Джин мало что понимала о происходящем вокруг, особенно сейчас. Она не могла даже позволить себе сделать хоть один прогноз, но одно знала абсолютно точно — как ни назови это нечто, трепыхающееся в груди рядом с Забини, это было самым реальным, было единственным, что еще хотелось зубами выгрызать у отмеренной жизни. Не так уж много ей, возможно, осталось.
Кто они там друг другу в таких условиях — не важно совершенно, главное, что их связь целиком и полностью основывалась на доверии. Наверное поэтому они никогда друг другу не врали, слишком страшно потерять. В последнее время это стало особенно важным: возвращение Гарри многое переставляло местами, а еще делало их обоих ценнейшими для всех участников войны источниками информации. Поэтому, может, они в последнее время больше целовались, чем говорили, боясь переступить черту нейтралитета и соскочить к опасному вопросу о том, что невозможно будет до самого конца оставаться по разные стороны.
У Блейза получалось на ура, а вот ей самой впервые придется не отключать голову, потому что иначе она так ничего и не разузнает, а разузнать надо. Надо-надо-надо, кому только надо? Джинни обреченно вздохнула, понимая, что ей же. Ощущалось бы как похуй, если бы все просчитанное Гермионой не затрагивало объект её ночных фантазий напрямую.
Видела бы её Джинни Уизли из ноября 99-го, оттаскала бы за волосы по причине «ебанулась совсем». Ту Джинни возбуждали погони, сражения и военный шпионаж, та Джинни ждала возвращения своего бывшего для эпической последней битвы, истерически смеялась, хреново шутила над будущими трупами Пожирателей, когда была в плохом настроении и каждый день считала своим последним, оттого и жила его на полную съехавшую катушку. Нынешняя Джинни шутит все так же хреново, да и трупы после себя не перестала оставлять, только возбуждает её уже не возможность отдать жизнь за дело сопротивления, и смеется она вполне искренне, и умирать, если совсем глубоко копнуть, уже точно не хочет. Но и моральных дилемм у неё значительно больше. Сейчас на чаше весов с одной стороны шанс навсегда исправить порядок вещей для целого государства и костьми лечь за победу, прямо как раньше, а заодно и помочь ему, хотя бы минимально. А с другой — риск разрушить в процессе единственное человеческое, что у неё неожиданно появилось. Что смогло вернуть страсть к самому существованию, пока весь мир только и старался её отобрать, и дать бесценные часы забытья где-то около космоса.
Противный, но умный, червяк в голове с тембром одного конкретного мулата то и дело задавал эгоистичный вопрос: «зачем ты согласилась участвовать?», а собственные еще не совсем прокуренные гриффиндорские черти каждый раз по-храброму отвечали: «вообще-то ради тебя же». Вслух повторить, правда, пока не выходило. Получится у неё усидеть на двух стульях, выполняя свой долг и не предавая свою нет-вы-что-это-не-любовь? А если даже получится — что дальше?
«Этого твоего спасителя упекут за решетку», — очень некстати вспомнились слова Дина. Это оставалось единственной загвоздкой даже при хорошем исходе, с которой Джин пока не решила, что делать. Но в той степени задницы, в которой она находилась, проблемы разумнее было решать по мере их поступления.
Джинни выругалась, и громкое «сука» с заколдованным журавлем улетело в воздух одновременно с тем, как последний луч скрылся за водной поверхностью. Видимо, трахаться «молча» больше не выйдет, как не старайся убедить себя в обратном. Осталось только донести все результаты этих чертовых самокопаний до Блейза и не расплавиться в нем до того, как они поговорят.
А если не выйдет — к нарглам все.
***</p>
— Ме-е-ерлин, какое же захолустье, — было первым, что Джин услышала, когда рядом раздался хлопок.
Привычные руки легли на шею сзади, пока она так и просиживала любимые брюки на теперь уже остывшей земле, бросая взгляды к месту, на котором мерцала лунная дорожка. Джинни оторвала глаза от пейзажа, закидывая голову вверх. Нет, все-таки даже ночь сегодня не была такой красивой, как бледный свет на темной коже Забини.
Дышать с его появлением сразу стало сложнее-легче: Уизли-младшая невыносимо соскучилась, но за несколько часов в одиночестве она так и не продумала свой гениальный манипуляторский диалог, чтобы вытянуть информацию. Пиздеть и импровизировать не хотелось, но и смелости рассказать все как есть она пока не нашла.
— Если ты рассчитываешь на поцелуй, то можешь даже не надеяться, я страшно обижен, — Блейз опустился рядом, все еще не убирая ладоней с её шеи и по-собственнически зарываясь в распущенные волосы. Она так редко их не закалывала, что он, кажется, начал пользоваться любой возможностью спутать-перебрать-погладить рыжую копну. От этого внутри Джин каждый раз взрывалась небольшая сверхновая.
— Насколько все плохо? Сразу спешу заметить, это они, — она положила ладонь Забини на собственную голень, — Сегодня твое самое любимое.
— Это совершенно нечестный прием, — по черной бластящей коже нахально проехались его пальцы, — но только штанами ты не отделаешься.
— Я должна была попытаться.
— Как-то не очень ты пыталась, рыжая, не вижу здесь ни одной более-менее подходящей поверхности для твоих извинений, — Забини притянул её ближе, крепко обнимая за плечо.
«Ну и ну, с каких пор ты даже злиться на меня разучился?»
Про себя Джин улыбалась. Очень хотелось, чтобы сегодняшняя встреча была целиком и полностью про близость, поэтому невозможность прямо сейчас прыгнуть через пространство в любую доступную комнату-гостиницу начинала отдаваться обидным эхом во всех внутренностях. Она повернулась к нему, переплетая свои пальцы с его свободной рукой, не пойманной в капкан собственных прядей.
— Забини... — интонация, которая сулила Блейзу все: моральные метания, пьяные разговоры, излитую душу. Но не секс.
Его лицо моментально приняло серьезное выражение, сменившееся секундой позже на катастрофически несчастное.
— Блять, ну нет...
— Да.
— Сегодня? Серьезно, Уизли? Я тебя неделю не видел, — претензия и обиженный голос как один из их своеобразных способов сказать «мне тебя пиздец не хватало».
— Кое-что случилось.
Джинни не разрывала зрительного контакта, изо всех сил надеясь, что сегодня чертов слизеринец оставил свое клоунское «Я» где-то в своем страшном и мрачном логове министерского сотрудника, потому что прямо сейчас ей нужно было все собственное мужество и всё его внимание.
— Постоянно что-то случается, но это может подождать до утра, — Блейз сделал вид, что принял правила игры «не отводи глаза» и замер на пару секунд только для того, чтобы воспользоваться её замешательством.
А после опрокинул Джинни на траву, заговорщицки нависая сверху.
— Черт... Нет, я серьезно, — Джин спрятала лицо в его воротнике, пытаясь скрыть румянец и желание поцеловать наглые скулы, — Ты не понимаешь, не может.
— Пару часов?
— Забини... — Видит Годрик, она очень старалась сохранять невозмутимость, но попробуй сделай это, когда у него в глазах разве что демоны не танцуют.
— Полчаса? — Длинные пальцы прочертили всю линию её подбородка, спускаясь к шее.
И вот это чудовище только что целомудренно её обнимало. Какое позорище.
— Пять минут? Или поговорим во время?
— Твою мать! Ну что ты за животное. Я... — Джинни обреченно вздохнула и почти заскулила, когда его зубы едва прошлись по ключице, пока не оставляя следов, — Я в любом случае не буду спать с тобой в траве! И нет, «во время» не поговорим.