Часть 23: Почемупочемупочемупочемупочему? (1/2)
«Но это уже не важно, всему приходит конец»</p>
Чтобы отразить или вынести пудовые чувства, чтобы перемолоть всё поступающее из внешнего мира, необходимо отстраниться от самого себя. Чтобы выжить, чтобы не умереть от боли, шока, разрушительной ярости или безысходности. Намджун так и не понял, к кому ему «отходить от себя», потому что ни в кого и ни во что не верил, поэтому решил, что будет лучше «зайти в себя» и взглянуть на то, что происходит внутри.
Есть определённые границы, предел, рубеж, конец. И у боли, которую может вынести человек, есть своё ограничение. Если сработает предохранитель, то боль просто исполнит функцию защиты от повреждений. Если проигнорировать сигналы, ещё сильнее углубиться в «себя» и переступить через порог боли, то обратного пути уже не будет (билет в один конец). Можно описать этот порог «себя» взрывом, ослепляющей вспышкой, выстрелом, концом света, но это неважно, потому что в конце концов боль – это всегда ответ. А анестезия – это прямой путь к смерти. Намджуна беспокоило только одно: почему у памяти и воспоминаний не наступает конец? Когда перемолотое заполнило до краёв резервуар предела «себя», оно, по закону Архимеда, должно было куда-то вытечь. Сначала возникла трещина, затем – щель, затем – отверстие покрупней, а затем – брешь. И жизнь поделилась на «до» и «после».
Намджун никогда не видел в этом проблемы. Ему не было дела до того, куда уходит то самое «перемолотое», его больше волновало пробитое «себя». Если не отремонтировать, то Намджун не сможет в таком состоянии прожить даже неделю, а у него ещё столько планов и амбиций. Позитивная часть его жизни давно атрофировалась, поэтому оставалось латать только мечтой о мести. Дожить до победного. Чего бы это ни стоило. Слишком сильная вера в «себя» и высокая оценка своих способностей могут погубить, когда сил больше ни на что хватать не будет; и Атлантовые плечи согнутся под давлением «нерепомолотого».
И тогда безразличие стало прерогативой защитной реакции, и это было самой выгодной стратегией. Оно понизило громкость боли, словно прокрутили регулятор громкости музыкального центра до минимума.
Чтобы не сойти с ума, необходимо прибегнуть к диссоциации<span class="footnote" id="fn_32303754_0"></span>, удалить из памяти травму, а также связанные с ней сильные эмоции и переживания. Звучит как отличный план. Но когда открываешь заслонку, чтобы выпустить наружу все негативные элементы, вместе с ними утекают и все приятные воспоминания, способность радоваться и получать наслаждение. А Намджун ненавидит терять контроль над ситуацией: произойдёт опасность; тогда организм вбрасывает гормон стресса, чтобы спровоцировать на избегание угрозы – «бей или беги». В случае Намджуна выработка гормонов стресса попала в замкнутый круг – так сказал психиатр. Выработка происходит даже в тех ситуациях, когда опасности рядом нет.
— Именно это становится причиной гипервозбуждения и эмоциональных изменений.
«Для этого заболевания уже есть название – «Моральный ублюдок»».
— Будь по-вашему. Если долго терпеть, Господин Намджун, это негативно повлияет на ваше здоровье. Если вы не займётесь лечением, у вас сильно повысится риск сердечных заболеваний. И тогда стресс и тревога могут стать уже причинами, а не последствиями.
Как дальше рассказал психиатр, стресс, спровоцированный травмой, нанёс ущерб участку головного мозга, который участвует в механизме формирования эмоций и памяти. Воспоминания обрабатываются с помехами – как поцарапанный диск. Нарушается сон, беспокойство со временем не уменьшается, а уровень страхов и тревоги только повышается.
— На данный момент нет медицинских препаратов, которые были бы разработаны для вашего случая, но человечество сейчас находится на таком этапе, когда одним лекарством можно заменить то, чего ещё не существует. То, чем лечится депрессия и тревожное расстройство, поможет вылечить и вас.
«Я что, псих?»
— Нет, но если не приступите к лечению, вполне можете им стать. Все эти препараты являются селективными ингибиторами обратного захвата серотонина. Эти препараты оказывают влияние на серотонин, регулируют настроение, уменьшают тревогу, аппетит улучшается, сон тоже. Но... чтобы не обнадёживать вас, хочу заранее предупредить.
«Если новость будет неприятной, я тебя пристрелю».
— При лечении СИОЗС из 60% решившихся на данное лечение людей только 20% достигают ремиссии.
«Я безнадёжен?»
— Ничуть. Но время покажет. Если препараты, которые подавляют секрецию катехоламинов<span class="footnote" id="fn_32303754_1"></span>, вызывают побочные реакции, то лечение прекращается и назначается цветочная терапия Баха<span class="footnote" id="fn_32303754_2"></span>. Такое лечится не только лекарствами, терапия сильно помогает, поэтому вы можете не отчаиваться.
«Но как с этим связан мозг?»
— Мозг? К сожалению, Господин Намджун, человеческий мозг работает так, чтобы вы оставались живым, а не счастливым. Травма в вашем случае меняет работу мозга, все ваши названные симптомы тому подтверждение. Периодически вы будете возвращаться к тем событиям. Чем быстрее вы это признаете, тем проще нам будет с вами взаимодействовать. Есть один очень интересный эксперимент. О крысах.
«Опять эти крысы?»
— Не злитесь, Господин Намджун, крысы очень сильно выручают человечество.
«Даже во время чумы?»
— Это больше исключение. Благодаря этому эксперименту учёные выяснили, что постоянный стресс – в котором, как я уже и сказал, вы вечно находитесь из-за произошедшего – меняет структуру и повреждает нервные клетки памяти. А это ведёт к хронической депрессии.
«У меня нет депрессии».
— Все так говорят. И сама депрессия ещё сильнее провоцирует стресс. Учёные изучали изменения концентрации гормонов и поведение крыс, которые всегда находились в стрессовой обстановке. Эту стрессовую обстановку создали благодаря вещам, которые впитали кошачий запах. По природе грызуны воспринимают такой запах как сигнал опасности и избегают этой местности. Но в данном эксперименте крысы не могли покинуть свои клетки, и из-за этого они постоянно находились в обстановке, которая очень близка к обстановке времён крупной войны. Полученные данные характеризовали норадреналин, дофамин и серотонин. Эти вещества формируют поведенческие реакции, а многие симптомы, как и в вашем случае, связаны с недостатком этих нейромедиаторов в головном мозге. Это и тревога, и панические атаки, и депрессия. Так вот крысы во время эксперимента разделились на тех, кто впадал в состояние паники, и на тех, кто вёл себя агрессивно при появлении запаха и стремился ликвидировать угрозу. Концентрация гормонов стресса в крови отличалась радикальным образом у трусливых и агрессивных крыс. Были различия, касающиеся серотонина. И это крайне печально, потому что это приводит к расстройствам психики и возникновению синдрома, особенно это сказалось на агрессивных крысах. Гормоны стресса повышают активность двух ферментов<span class="footnote" id="fn_32303754_3"></span>, которые уничтожают сырьё и нарушают баланс между двумя ферментами, которые временно отключают глюкокортикоиды<span class="footnote" id="fn_32303754_4"></span> и уничтожают их.
«И я подхожу под вторую категорию?»
— Вы всё правильно поняли. Если ничего не предпринимать, возникнет атрофия мозга. Но это уже крайний случай. Не беспокойтесь.
13 июля отпечаталось в виде рекордного сезона дождей. Ливни и грозы едва ли прекращались, и по радио чаще прежнего пускали сводку новостей: где что обвалилось, в каких точках сильное наводнение, сколько пострадало и сколько погибло. Видимость на дорогах была почти нулевая. Они обменялись поцелуем, она указала рукой в сторону такси и что-то сказала, Намджун сделал вид, что услышал её, и, улыбнувшись, помахал ей вслед. Только перейти пешеходный переход. Она побежала по лужам, юбка её кремового платья в цветочек запрыгала из стороны в сторону. Намджун улыбнулся, какая же она красивая. Так почему Намджун был так уверен, что это вина урода? Роллс Ройс, исключительно на которых катался урод, – и это было своеобразным предупреждением, это было ответом на всё, урод даже не пытался это скрыть. Чёрный дьявол возник из ниоткуда, его словно принесли тучи. Намджун только крикнул: «Осторожно!» и рванул вперёд, капли дождя дырявили открытые участки тела, яркий свет фар поджигал дождевую завесу и выжигал сетчатку глаза. Её отбросило на несколько метров, босоножки, слетевшие со ступней, отлетели в сторону. Пульс был. Или только в воображении? Раздались мерзкий скрип шин и крики людей. Кто-то вызвал скорую.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только живи, слышишь?! — она не отвечала. Наверное, она хотела что-то сказать, но просто у неё не было на это сил. «Всё в порядке, Намджун, сейчас приедет скорая, и они приведут меня в порядок». Это было бы в её духе. Его охватила паника, когда он сначала увидел отлетевшие босоножки, а потом взглянул на её ноги. Глаза, раскрытые от шока, фиксировали в памяти переломы.
Когда его уводили в сторону, он не мог смотреть вперёд, и он шёл, обернувшись назад, и видел, как она, лежавшая на асфальте, отдалялась от него. Она смотрела на него, и Намджун не понимал, почему его уводили. Разве он не должен быть вместе с ней?! Разве он не должен уехать вместе с ней в машине скорой помощи?! Почему... почему её не кладут на носилки? Почему они вытаскивают мешок? Почему они пытается накрыть его одеялом? Помогите лучше ей!
Мысли разрывали голову, он больше не мог пошевелиться, его уводили, но он всё ещё продолжал тянуться к ней, игнорируя торчащие кости, поломанные конечности, мёртвый взгляд и лужу крови, смешивающуюся с дождём. Голова начала кружиться, перед глазами возникла пелена, участилось дыхание, заболела область сердца, ноги дрожали. Почему они не дадут кислородную маску? Почему они медлят? Намджун ведь видел, как она смотрела на него, и взгляд её молил о том, чтобы он был рядом с ней.
Её мёртвый взгляд, который будто всё ещё пытался найти его.
В холодном поту Намджун отрывается от подушки, хватая ртом воздух. Где он?!
Звонок.
Стены комнаты сотрясаются от телефонного звонка, дребезжат, как стёкла под ураганом. Почему-то именно по ночам звонки всегда звучат тревожно и пугают до глубины души. Есть в них что-то опасное и несдержанное. Предвестник несчастья. Все самые тяжёлые несчастья, как правило, сообщают именно по ночам.
Перед глазами полная темнота, Намджун накрывает лицо руками, тяжело дыша, и пытается понять, что произошло. Затем оглядывается и вспоминает, что он в своём доме. Телефон звонит! Не собираешься поднимать? Свет луны мягко очерчивает силуэт мебели, в голове стоит шум дождя и скрип шин, а за окном порошит снег. «Осторожно!» Намджун крупно вздрагивает от собственного голоса, который дотягивается до него из сновидений, и снова роняет лицо в ладони, пальцами давит на череп. Дрожь идёт от конечностей к голове. Телефон не перестаёт вибрировать на прикроватной тумбочке. Намджун прикладывает пальцы к запястью правой руки. Сейчас его сердце лопнет. Раз. Два. Раз. Два. Раз. Два. Раз. Два. Раз. Два. Раз. Два. Раз. Два. Раз. Два. Намджун выдыхает и зажигает светильник, берёт мобильный и видит высвечивающееся имя: «Нотариус Хан». Уж точно – предвестник несчастья.
— Слушаю.
Намджун не уверен, что он в состоянии сейчас воспринимать информацию. Физически он в кровати в своей спальне и принимает звонок от нотариуса урода, ментально он всё ещё в Сондоне<span class="footnote" id="fn_32303754_5"></span> – на пешеходном перекрёстке, который разграничил его жизнь на «до» и «после». В голове он прокручивает три кадра: Роллс Ройс, который мчал, как разъярённый бык, платье в цветочек, облепляющее тело, и открытые в мёртвой бесконечности глаза.
— Господин Намджун! Господин Намджун! — трещит голос в трубке.
— Что?
— Слышите?
— Да. Я слышу.
— Вы приедете?
— Куда?
— В больницу.
— Зачем? Я...
— К вашему отцу.
«Ну уж нет, чёртов урод, ты не можешь помереть не от моей руки!»
Звонок будит весь дом в три часа ночи. Намджун без лишних раздумий надевает вязаный бордовый свитер с воротником и чёрные штаны, закрепляет на запястье часы и смотрит на своё отражение в зеркале. Невыносимо. Не узнаёт себя. Обычно сон оставляет отпечатки в виде полуприкрытых глаз и расфокусированного взгляда. Кошмар же мнёт всё лицо и отзывается звоном в голове и конечностях. Картинка реальности не стабилизируется до конца. Реальность всё ещё продолжает прогружаться, постепенно заменяя пиксели картинки кошмарного сна. Спальня понемногу восстанавливается, но вместо кровати Намджун видит автобусную остановку, вместо ковра – пешеходный переход, а вместо напольного освежителя воздуха – босоножки. Должно пройти какое-то время, чтобы сбросить с себя остатки внезапного пробуждения и сна, но у Намджуна этого времени в запасе нет. Он на трясущихся ногах добирается до двери и, как только переступает за её порог, тут же берёт себя в руки.
На первом этаже он встречает Седжина, тот поторапливает сотрудников и требует накрыть стол. Он выглядит так, будто внезапное пробуждение не становится для него неожиданностью. Всегда наготове.
— Сейчас нет времени на еду, — резко отказывается Намджун.
— Вы уверены? Не думаю, что у вас потом будет возможность.
Намджун безэмоционально смотрит на Седжина, пытаясь своим взглядом то ли попросить не донимать его заботой, то ли убеждая его в своих моральных силах. «Ты ещё сомневаешься во мне?» Он оттягивает рукав свитера, глядя на наручные часы.
3:43
А затем смотрит наверх, на второй этаж. Чимин наверняка ещё спит. Стоит ли его будить? Но зачем?
— Подготовь сразу же машину, я сейчас выхожу.
Седжин кланяется, больше не выражая переживаний, и уходит. Швейцар приносит Намджуну пальто и шарф.
— Нет. Подожди, я сейчас вернусь.
Намджун стоит напротив двери и, в чём-то сомневаясь, буравит взглядом пространство перед собой. Размыленное. Поднимает руку, чтобы постучать, а затем передумывает и заходит без предупреждения. Всё равно ведь спит. Зажигает свет и видит – закутавшийся, с открытым настежь окном. Намджун думает: «Забыл закрыть и уснул» и, тихо подобравшись к окну, мягко прикрывает его, поворачивая ручку. Даже в свитере здесь прохладно. Намджун поворачивается и смотрит. Безмятежное лицо. Во сне человек выглядит самым беззащитным существом на свете, но Чимин не выглядит беззащитным. Намджун знает, что, на самом деле, в Чимине достаточно сил, чтобы защитить себя и своего родного человека. С ним случаются моменты, когда он может проявить «слабохарактерность», но всё это для того, чтобы не потерять то, чем он действительно дорожит. Чтобы пойти на жертву в виде собственной гордости, должны быть силы. Намджун уже отвык от такого, поэтому расценивал истерики Чимина как отсутствие стержня и бракованные задатки личности. Сейчас же понимает, что Чимин не боялся пожертвовать и унизиться. Иногда, когда Намджун устаёт, он хочет уйти от всего мира, но опасается снова углубляться в «себя» и просто остаётся на месте – и его разрывает от боли. Сейчас ему есть куда уходить и от мира, и от «себя». Даже если Чимин спит, молчит или обижается, с ним всегда можно просто находиться где-то рядом, и спокойствие всплывает над сознанием, как утренний туман над рекой.
Ночной кошмар не покидает его тело, оно застревает в подкорке, и Намджун замирает душой и телом, прислушиваясь к своему организму. Вставшее на дыбы подсознание может вырваться и поломать в нём кости. Намджун ближе подбирается к кровати. Стоит ли будить его?
«Осторожно!»
Намджун вздрагивает.
Но о чём же она говорила за несколько секунд до их расставания? Её губы шевелились, но дождь поглотил всякие слова. Это загадка, которую Намджун не может разгадать уже шестой год. Что было бы, если бы он попросил её развернуться и переспросил бы? Что же она сказала ему в ту ночь? Вряд ли это было что-то обыденное в духе «Увидимся завтра» или «Я позвоню тебе, когда доберусь». Это было что-то очень важное. Может быть, она всё предвидела и сказала: «Просто отпусти меня, Намджун». Может быть, она, увидев Роллс Ройс и всё просчитав, смирилась и сказала: «Мы просто не можем быть счастливы вместе». Так что же она сказала?
И каждый раз кошмар в точности повторяет ту ночь. Ему больше ничего другого не снится. Они стоят на тротуаре, обмениваются поцелуем, подъезжает такси, она убегает, потрепав его ладонь на прощание, разворачивается, губы её шевелятся, он улыбается, материализуется в пространстве Чёрный Дьявол, он кричит: «Осторожно!», а затем толчок, скрип шин, переломанное тело, скорая машина, мёртвый взгляд. И Намджун просыпается. Зацикленный кошмар, который всегда повторяется в виде одного отрезка, за все эти годы ему не снилось больше ничего из того дня: ни то, что было до, ни то, что было после. Словно жизнь его в тот день остановилась – и всё, чего достиг Намджун, совершенно не имеет смысл. Что она сказала? Нерешённая загадка буравит мозг.
«Я хочу штобы все все в этом мире были щастливы штобы в мире не было болезней штобы люди перестали плакать. Вчера мы ходили в храм йонгунса<span class="footnote" id="fn_32303754_6"></span> и я хорошо хорошо попрасил у лысого старика штобы люди обрели своё щастье. Ма сказала штобы я не смел называть будду стариком но он ведь старый!! И лысый!!!!! Меня зовут на обед сегодня ма приготовила куксу с лепёшками я люблю куксу и играть в белого верблюда».</p>
Отрывок из дневника Чимина, перекрывший собой, словно мазком краски, кадры из кошмара, всплывает в голове, и Намджуна пробивает на неловкую улыбку.
Чимин тихо дышит, раскинув руки в стороны, каждая мышца лица расслаблена, глаза двигаются под веками; он шевелится под одеялом и немного стягивает с себя – в комнате постепенно становится тепло. Сколько проходит времени? Намджун смотрит на часы.
4:21
— Проклятье. — Слишком громко. Намджун кривит виноватую гримасу и, простояв над Чимином ещё несколько минут, уходит. Хотел поправить напоследок его чёлку, но решил не быть наглым.
— Здесь кто-то есть? — Чимин просыпается от звука закрывшейся двери и приподнимается на подушке, мышцы на лице шевелятся от внезапного пробуждения, вокруг него витает знакомый одеколон. — Господи, какой кошмар, мне его духи теперь снятся, — и засыпает.
Седжин нетерпеливо подгоняет Намджуна, а тот только отмахивается, мол, к чему спешка? Никто не умер же. Да даже если бы и умер, то Намджун, наверное, не торопясь, к самим похоронам и собрался бы как раз.
— Господин Чимин поедет с нами? — удивляется Седжин, потому что он точно знает, что Намджун был в его спальне. — Ему следует помочь?
— С ума сошёл? С чего ты это вообще решил? — риторический вопрос, и Намджун совершенно точно не хотел бы слышать на него ответ.
Намджун редко бывал в стенах больницы. Болеет он редко, сломать себе что-то ещё не успел, и у него нет ни родственников, ни уж тем более друзей, которых он мог бы посещать. А Седжин чувствует себя здесь уверенно, знает, что к чему, и без лишних вопросов узнаёт номер палаты, а потом без лишней помощи добирается до неё. Намджун ухмыляется: очень удобный навигатор.
Родословная семьи Ким всегда славилась крепким здоровьем. В их роду нет человека, который передавал бы от родителя к ребёнку наследственные болезни. И когда Намджуну говорят, что урод пережил инсульт, он немного удивляется, но потом сразу же приходит в себя. У них ведь у всех крепкое здоровье, которое сохраняется до глубокой старости. Но на них с уродом оно споткнулось. Он не верит в карму, не верит в справедливость (Намджун ведь ни во что, кроме себя, и не верит), но почему-то считает, что всё это заслуженно. И на самом деле, диагнозу «Острое нарушение мозгового кровообращения» он радуется гораздо больше, потому что если бы уроду не успели оказать первую помощь и он просто распрощался бы с жизнью, Намджун мог бы и не выдержать. Не пережил бы, если бы урод разрушил и этот план. Так что он спокойно выдыхает, а врач воспринимает как позитивную реакцию.
Остаётся главный вопрос: зачем они выдернули его в три часа ночи? Ради того, чтобы он вживую услышал поставленный диагноз и посмотрел издалека на отца на больничной койке? Но что-то странное есть в этом. В теле на белоснежных простынях. Предчувствие неприятное. Непривычно видеть его нездоровым, немощным, подкошенным человеческими слабостями. Никто не вечен, у всего есть предел. Злоба урода обернулась против него. И стоит ли обвинять в этом атмосферу больницы или собственную паранойю? Намджуну не нравится ни то, ни другое. Но продолжает через стекло смотреть, потому что урода он уже давно не видел, в последнее время они общаются только по телефону или через сотрудников. И Намджуну даже кажется, что тот заметно постарел за эти долгие месяцы. Что-то определённо в нём изменилось. Жизнь поизносила его, он теперь как протёртый резиновый уплотнитель. Его пора заменить. Внешне Намджун похож на него только глазами, всё остальное он перенял от покойной матери. Намджун хотел бы вырезать эти глаза – ошибку генов, – но он не сумасшедший, свыкнется. Наверное, вместе с глазами ему передалась способность одним только взглядом унижать человека, очень властный взгляд.
Намджуна замечает нотариус Хан. Тот, разглаживая безвкусный костюм (Господи, он что, надел галстук в горошек с костюмом в полоску?), в полупоклоне подбирается к Намджуну, протягивает руку, придерживая за локоть, и здоровается. Его игнорируют, но оценивают презрительным взглядом. Мужчина съёживается, глаза у них и вправду одинаковые. Если прикрыть верхнюю и нижнюю части лица ладонями, можно подумать, что Господин Ким стоит сейчас перед ним. Голоса тоже одинаковые. Только Господин Намджун выше и худее – в отличной форме.
— С чего вы решили, что можете меня вот так просто вытаскивать из дома в три часа ночи?
Возможно, этот звонок был спасением. Намджун смог быстро переключиться, и от ночного кошмара ничего не остаётся. Почти.
— Но это же ваш отец, Господин Намджун, — удивлённо ухмыляется мужчина. Он оглаживает свой ёжик на голове.
«Какой же он мерзкий. И одевается безвкусно». Намджун оглядывается на Седжина, молчаливо переглядываясь с ним и обмениваясь мыслью, и их мнения сходятся, они оба криво улыбаются. Седжин на дух не переносит Хана, но виду не подаёт. Старый подхалим, предатель моральных ценностей, его выцветшее лицо обрамляет жёсткая трёхдневная щетина, маленькие глаза, как у мыши, вечно крутятся в глазницах, сухие губы причмокивают в те моменты, когда он молчит.
— К тому же если с ним что-то случится, то я всё равно в завещании не указан.
— Вы правы, Господин Намджун, но, понимаете ли, ему принадлежит ваша компания, и мне показалось, что вы...
— Ему принадлежит МОЯ компания? — удивляется Намджун, округляя глаза. Седжин, сложив руки впереди, думает, что если бы не больница, то Намджун, возможно, ударил бы его за дерзость. И Намджун старается ударить его тоном голоса, подавить и заставить склонить голову. — То, что ему принадлежит доля на один вшивый процент больше, не говорит о том, что она принадлежит ему. Не несите... не неси бред. — Он не может сохранять вежливость после подобной наглости. Выдернул в три часа ночи, чтобы издеваться. К нему даже притрагиваться не хочется. От старого тела полетит пыль, как от упавшего пакета с мукой, и тогда Намджун задохнётся. Какой ужас – умереть от мерзкого старика.
Намджун мог бы сказать, что ему безразлична судьба урода, что он не расстроился бы даже из-за его смерти (скорее, пришёл бы в ярость из-за повисшего ощущения незаконченного дела) и что он предпочёл бы проспать остальные четыре часа, но решает промолчать. С такими людьми не стоит быть слишком откровенным, это снова может обернуться против Намджуна.
— Он же не умер. Вот если бы умер... — смотрит свысока на мужчину, щурится, и тот, поймав безмолвный приказ, опускает голову. Его крючковатые пальцы теребят ручку кожаного портфеля. Глазам Намджуна открывается картина с редкой плешью и сединой. Фу, Боже. Он видит уродливое родимое пятно и волосатую бородавку. Намджун кривит лицо и снова отворачивается к Седжину, показывает пальцами, что его сейчас стошнит, а затем возвращается к разговору: — Тяжёлых последствий, как сказал врач, нет. Жить будет. Да, восстановление займёт время. Но эта расплата. Он заработал целое состояние. У богатых людей история полна грехами и грязными помыслами. Если у тебя больше нет ко мне никаких вопросов, то я поеду обратно. У меня сегодня загружен целый день, а я даже есть не стал из-за твоего каприза. — Поскорее избавиться от него, и как только урод терпит его? От него пахнет гуталином. Намджун мельком смотрит на чёрные ботинки с трещинами. Не дай Бог он только посмеет наступить мне на ногу, и тогда я выкину его в окно.
Намджун поворачивается, кивая головой Седжину и подавая знак, и они идут по коридору в сторону выхода, тогда мужчина окликает их и говорит:
— Вас, может, и нет в завещании, но разве вас не беспокоит, к кому перейдёт доля вашей компании?
Эта фраза не что чтобы цепляет Намджуна, но заставляет заинтересованно обернуться. Он колеблется, стоя в проходе, и, постукивая пальцами по стеклянной двери, думает. Мужчина так же торопливо и неловко подбирается к нему – постоянно весь сжимается, будто ожидает удара кулака из воздуха. Запах гуталина и лысина возвращаются.
— По закону, если человек при жизни не выбрал наследника, за него это делает государство.
Намджун чешет кончик носика и кивает.
— Конечно, есть некоторые особенности, когда родственники всё равно могут рассчитывать на долю, даже если они не были указаны в завещании. Но вы не входите в эту категорию.
— Ты можешь быстрее? — Намджун раздражённо гремит часами на запястье.
6:49
— Если Господин Ким не решит переписать своё завещание, то доля достанется Госпоже Ким.
Брови Намджуна ползут вверх. «Как этот старый идиот мог додуматься до того, чтобы доверить этой овце управление моей компанией?!» Взгляд его тяжелеет. Он больше предполагал, что какая-нибудь правая рука урода, не впутанная в их семейные распри, вступит в должность, а затем Намджун мог бы за крупную сумму выкупить долю и без проблем управлять собственной компанией. Теперь сюжет движется в другом направлении. Он раз за разом рушит его планы. Она ни за что не продаст, думает Намджун, она ни черта в этом не смыслит, но будет продолжать получать деньги и не делать ни одного вложения, пока я буду вкалывать за десятерых. Плохи дела. Кто его надоумил?
— И? Зачем ты всё говоришь мне об этом?
— Госпожа Ким понимает, что вы трепетно относитесь к своей компании, и она готова пойти на уступки, чтобы...
— Сколько?
— Четыре с половиной.
— Что?! Четыре с половиной?! Он же даже не сдох, а эта потаскуха уже пилит его долю? Человек ещё жив, дышит! Да, с сердцем проблемы, но какого чёрта вы хороните его раньше времени? Да её пристрелить бесплатно будет! А с совестью дела я улажу, об этом не беспокойся.
После его слов мужчина напрягается, задумчиво поглаживая ёжик на голове. Сверху его голова выглядит, как пончик. Вокруг волосы, а внутри, где лысина, пустое пространство.
— Конечно, вы правы, кто мы такие, чтобы на живом человеке крест ставить, но тут такие обстоятельства. Нужно заранее побеспокоиться о подобных вещах, чтобы потом оставить всё со спокойной душой. Я поддерживаю позицию Господина Кима. У него слишком большое состояние, чтобы так безответственно относиться к своим трудам.
— И поэтому ты действуешь за его спиной, мерзкая крыса?
Седжин всё это время ожидает их в стороне и наблюдает за ними. Он знает, что Госпожа Ким втайне встречается с нотариусом Хан, поэтому ни чуть не удивлён ни его появлению здесь, ни вопросу, ради которого позвал Намджуна. И в такие моменты Седжин радуется, что перешёл под управление Намджуна, а не остался правой рукой Господина Кима. Слишком много тайных, мерзких, несправедливых и лживых вещей происходило в его кругах. Намджун всегда был прямолинейным и ничего не утаивал (кроме СМИ), он ненавидел ложь и оставался честным даже перед своими противниками. Издалека Седжин слышит, о чём они говорят, но понимает, что дальше слушать бесполезно: Намджун не даст и слова вставить этому нотариусу (и вправду, галстук у него просто отвратительный).
— Проклятая шлюха! — под рёв души Намджун запрыгивает в салон. — Ей ведь даже на глаза стыдно мне показаться! Её там вообще не было, ты видел? Нет, ты видел?! — Седжин кивает. — Послала эту крысу ко мне с миной в зубах. Нет, я правда пристрелю и его, и эту потаскуху! Цену какую она загнула, а, ей это ещё вернётся всё бумерангом. Закрою компанию к чертям собачьим! Она трахается с ним для того, чтобы он убедил этого урода переписать на неё завещание! Проклятые вагины! Вертел я их, знаешь, где?!
Намджун ещё долго не может найти покоя. Время уже половина восьмого, и возвращаться домой смысла нет. Намджун не привыкает проживать день, который он начал не по своему графику (Намджун всегда придерживается своего порядка, потому что любит держать всё под контролем). И больше его расстраивает тот факт, что этот день он начал без голоса Чимина, это заставляет чувствовать слабый уровень тревоги. Хочется хоть как-нибудь услышать его. Но находится он далеко, и тащить через весь Сеул смысла тоже нет. Успокоиться помогает только алкоголь. Хочет найти поблизости женщину, но у него нет на это сил.
_____________________</p>
По привычке Чимин просыпается в семь утра. Одеяло валяется на полу, в комнате непривычно тепло, и Чимин думает, что он либо сошёл с ума, либо наступила весна; он подлетает к окну и лбом врезается в стекло. Какого?.. Чимин нащупывает окно, думая, что оно захлопнулось из-за ветра, но ручка повёрнута, и это значит, что его кто-то закрыл намеренно.
Может быть, кто-то из сотрудников зашёл к нему раньше времени и просто решил прикрыть окно, чтобы не заболел вдруг? Чимин задумчиво дёргает плечами, так и не найдя ответ, а потом и вовсе забывает об этом вопросе.
Почти целый день он посвящает чтению литературы по психологии, а если конкретно – берётся за книги по психоанализу по совету Седжина. Он не до конца понимает, для чего конкретно ему нужны эти знания, но интуиция подсказывает, что ответ зарыт где-то в Намджуне.
— Не просто же так у него кукуха поехала, — разговаривает сам с собой Чимин. Слово «кукуха» он подхватил из разговора охранников и решил, что оно удачно подходит Намджуну. Иногда они говорят «у этого фляга свистит», только Чимин не может понять, что значит «фляга» и что происходит, когда она «свистит», но спросить стесняется.
Чимин неважно разбирается в психологии человека, он просто интуитивно разделает людей на плохих и хороших, и, наверное, ему эти знания всё же однажды пригодятся. И эти книги без необходимой подготовки даются ему очень тяжело. Он не то чтобы скучает, просто от большого потока новой информации начинает болеть голова.
_____________________</p>
— Седжин.
— Да, Господин Намджун?
Намджун ненадолго отрывается от кипы бумаг и отодвигает всё в сторону, жестом руки приглашая Седжина присесть за стол. Стол для переговоров длиной в несколько метров, и Седжин почему-то выбирает самое дальнее место. Они смотрят друг на друга, будто с разных берегов, и Намджун приказывает ему сесть поближе. Седжин пересаживается на один стул ближе.
— Давно мы уже с тобой так спокойно не разговаривали.
Целый день Намджун не может отойти от недавней новости. Она, хоть это и не видно по нему, очень сильно волнует его, вызывает лёгкий приступ паники. Ведь Намджун и вправду не рассчитывал, что уроду можно так легко внушить какую-то идею. У Намджуна и его мачехи были какое-то время нормальные отношения (она искренне пыталась заменить ему мать), но всё изменилось с тех пор, как она начала заигрывать с другими мужчинами. Чем он думает вообще? Наверняка хочет нагадить мне после своей смерти. Предусмотрительный хряк.
— Как думаешь, если я прибью их двоих, сильные подозрения в мою сторону будут?
Седжин, уставившись на него, сглатывает и складывает руки перед лицом, соединяя подушечки пальцев. Неожиданная теория.
— Предположения будут. Но не думаю, что они как-то будут пытаться раскрыть это дело. У вас ведь тоже есть свои преимущества.
— Так-то оно так, но... Какова вероятность того, что государство по красоте распорядится долей, а? На наследство этого хряка у всех большие планы, они знают, что я вычеркнут из завещания. О’кей, предположим, я и вправду не хочу выкупать долю – к примеру, я всем доволен, – но потом неожиданно умирает сначала хряк, потом его свиноматка, затем в должность вступает кто-то из его поросят. Проходит несколько месяцев, и его тоже находят убитым! Странно, да? — он косится на Седжина, прикусив костяшки. У мужчины глупый взгляд – как у сардины в банке. — Слишком много убийств вокруг одного кресла. Хорошо. Предположим, я помилую этого поросёнка и просто выкуплю долю. Но все тогда будут подозревать, что тут что-то нечисто. Айщ! Чёрт! Я не в состоянии сейчас думать. Настолько сильно взвинчен! — он громко выдыхает, потряхивая свои конечности. — Как так, а? Даже секса не хочется, банально не встанет просто! Я надеюсь, что эта свинья не шагает на сто шагов вперёд. Может, он уже и второго человека в завещание вписал, а?
— Пока с Господином Кимом всё в порядке, поэтому не думаю, что есть повод для беспокойства.
— Я тебя умоляю. Он ещё двадцать лет назад завещание составил, когда ногу во время игры в гольф повредил. А потом сто раз его переписывал. Проклятье, наверняка ведь в очереди после неё кто-то ещё стоит. Но как это выяснить? — и задумчиво трёт подбородок.
— Хан наверняка знает больше нас.
— Да... — удручённо протягивает Намджун, отводя взгляд к потолку, и начинает щёлкать автоматической ручкой. — Надо как-то надавить на него. А если в списке кто-то и вправду есть, что тогда делать? Может, и вправду всю компанию продать? Новую основать? Да нет, бред, столько сил вбухал. Вот дерьмо, а, — он тяжко вздыхает и закидывает ноги на стол, задумывается, а потом, будто резко о чём-то вспомнив, усаживается на стуле и через весь стол смотрит на Седжина. — А меня вообще полюбить возможно?
— Эм.
Сежин давится слюной от удивления, прокашливается, а затем, подавляя своё шокированное состояние, хриплым голосом спрашивает:
— А почему вы вообще интересуетесь?
— Значит, надо. Не задавай тупых вопросов.
— Вы в кого-то влюбились? — Седжин приподнимает брови и сокращает между ними расстояние, усаживаясь прямо перед Намджуном.
— Я тебя сейчас в окно выброшу.
— Но вы ведь... сами говорили, что не допускаете и малейшей возможности того, что человек может люб...
— Мало ли что я раньше говорил. Я не изменил свою точку зрения, спрашиваю из любопытства. Так что? — Намджун, делая вид, что этот вопрос мало его волнует, берётся за документы, на автомате расставляет подписи и печати, затем складывает подписанные документы в конверт, заклеивает, кладёт в ящик для почты и оглядывает стол, ища, за что можно зацепиться взглядом. — Просто интересно знать, могу ли я кого-то привлечь по-настоящему. А то знаешь, женщины так и липнут, но мы ведь с тобой оба прекрасно знаем, что... кхм, я не самая приятная личность для чего-то более серьёзного. Хочу понять, что их так тянет ко мне.
— Женщины часто на этом помешаны. Ну, знаете, такой тип «плохих парней». С этим связаны разные комплексы по женской части. Но с вами просто надёжно. В какой-то степени. Под защитой. Вы при деньгах, самостоятельны, отвечаете за своё слово и, на самом деле, очень добры. Наверное, это в вас их и привлекает.
— А твои отношения с бывшей женой как развивались вообще?
— Наши отношения долгое время были построены на близости. Я не говорю про близость в постели. Достаточно присутствия человека в вашей жизни. У нас была крепкая эмоциональная связь. У нас с вами вообще разные взгляды на понятие любви. Но лично я считаю, что любовь – это не совсем то, что подвластно научному объяснению. Я мало смыслю в науке, но моё мнение остаётся неизменным долгие годы, а живу я уже достаточно. Точнее, мне кажется, наука вряд ли сможет полностью изучить любовь. Вы никогда не сможете подстроиться под законы природы, она хоть и постоянна, но на людей влияет по-разному. Что прекрасно для вас, то отвратительно для других. Просто я хотел дать бы вам совет. Вы ведь человек, который предпочитает одиночество, но вы ещё молоды. И когда вы станете взрослее, вы начнёте жалеть. Сейчас вы думаете, что у вас всё впереди, что у вас всё ещё будет. Сейчас вы почти ничем не дорожите, не стараетесь окружить себя действительно значимыми для человека вещами. Не перебивайте, пожалуйста, — учтиво просит Седжин, приостановив Намджуна жестом руки. — Я был в вашем возрасте, и у меня были такие же мысли. У меня ведь семья была, друзья, верные товарищи, могли бы быть и дети. Я тоже думал, что у меня ещё всё впереди, думал, времени много! Не дорожил тем, что у меня было. А сейчас оказывается, что у меня мало что осталось. Я ведь и работаю на вас потому, что у меня в жизни больше ничего нет. У вас ещё всё впереди, это правда, но постарайтесь сохранить то, что у вас уже есть.
— Говоришь так, будто умрёшь через пару дней.
— Нет, но я уже столько шансов упустил. Люди любят эту итальянскую пословицу: «Не бегай ни за человеком, ни за трамваем, всегда придёт следующий». Но это очень глупое выражение. Очень многое можно потерять с такой позицией. Если это ваш человек, то вы это почувствуете. Особенно когда потеряете. И попытайтесь тогда вернуть этого человека всеми силами, хоть разбейтесь, но верните. Судьба не бывает благосклонной слишком часто.
Намджун ненадолго замолкает, а затем понимает, что в его голове на каждое слово Седжина отзывалось только одно имя. И он не знает, с чем это связано. Догадывается, но аргументов «против» ещё не обнаружил. Но теория не возможна без опровержения.
— Любить, знаете, вообще никогда не поздно. Просто вам нужно осознать и принять это. И нужно сделать это вовремя, чтобы человека не потерять. Я сторонник теории, что людям с родственными душами живётся гораздо проще, чем с противоположными.
«А мы с ним слишком полярные. Мы – не отражение друг друга. Мы «противоотражение». Мы антонимы».
С родственными душами.
— Когда человек не ваш, вы это можете не сразу понять. Сначала вы долго будете это терпеть, отрицать, а потом разногласия будут доходить до абсурдов. До бытовых проблем, и в какой-то момент вы подаёте на развод из-за выбора спагетти на ужин или плитки в ванную. У семьи, у пары гораздо больше перспектив, в которой обе стороны готовы пойти на уступки и признать собственные ошибки.
«А с ним я никогда не признаю свои ошибки. Только убеждаю в противоположном. Как он только терпит меня?»
— Где каждый уважает друг друга.
«А я? А я достаточно уважаю его? Он хотя бы раз получил от меня доброе слово? Только унижения и оскорбления».