Часть 21: Пробуждение сочувствия (1/2)

Намджун ненавидит ярлыки, шаблоны, стигмы, стереотипы – чёрная метка для выдающейся личности. Он знает, что о нём пишут и думают люди, скрывают, но глаза выдают.

Они думают, что если он родился в богатой семье, то свой капитал он не создал, а позаимствовал. Они обвиняют его в ДНК, в родословной, но ничего о нём не знают. Говорят, говорят, говорят, говорят. Говорят! Считают деньги, имущество, автомобили, вылеты заграницу. Считывают настроение по спокойному выражению лица. Прогнозируют и приписывают невозможные поступки. И если Намджун делает какие-то публичные заявления, они анализируют каждое слово, каждое действие, разбирают жесты на составляющие и создают образ, который не существует. Однажды Седжин показывает ему видео с разбором его последней пресс-конференции, в нём в рамках кинесики разбирали его поведение корейские психологи.

— Это что за бред? — Намджун кривится в лице. — Пусть немедленно удалят. И если кто-то будет и дальше распространять, просто привлечём к суду.

Намджун давно смирился, и со временем его перестаёт волновать общественное мнение. Он не входит ни в одну выделенную категорию, он присваивает себе совершенно новый тип – краснокнижный. Это приступ и эгоцентризма, и нарциссизма. Ему нет до этого дела. Он гордится своими жизненными достижениями, поправляет терновый венок и продолжает шагать вперёд.

Он начал в двадцать два года, бизнес-гиганты высмеивали и пророчили банкротство. Намджун не потонул. Находил в себе силы всплывать снова и снова, не повторял прежних ошибок, потому что каждая из них дорого обходилась ему. И только одна повторялась из раза в раз: доверие. Ожоги прошлого хранит под рубашкой, постепенно обрастает новой кожей, сотканной из незаурядных знаний и высокого уровня креативности. Он блистает эрудицией, амбициозен, непреклонен, настойчив, целеустремлён. Элитная школа, дорогое и успешное обучение заграницей (Сеульский Национальный Университет для него это шутка); он в совершенстве владеет японским, английским, китайским, хинди и испанским, какое-то время изучал французский, но очень быстро разочаровался в нём (непривлекательная классика), а во время перелётов выучил язык жестов. Пятизвёздочное детство.

Намджун стремится подмять под себя весь Сеул, и как только он столкнёт отца с трона, перед ним будут открыты все двери. Суд не имеет веса, СМИ – белый шум на фоне, правоохранительные органы и МНБ<span class="footnote" id="fn_32244311_0"></span> – ключ в кармане. Некоторые факты он как публичная личность умело скрывает, о детстве ни слова, о политической ситуации в стране не отзывается, на вопросы о встречах с президентом не отвечает, интервью полностью игнорирует (ни одного за пять лет). Если кто-то переходит дорогу, Намджун реагирует, если кто-то обманывает надежды, Намджун «не брезгует бесчеловечными методами». Обходится с людьми так, как душа пожелает, а душа у него не ограничена моральными границами. Он часто пользуется стратегией своего отца: прикажет выловить человека X и отвезти в закрытое отдалённое место, расправится, покарает, а затем отправит в другую страну без документов. Если предают, рука с пистолетом даже не дрогнет.

И есть у него внутри один источник злобы, который он никак не может подавить: на дух не переносит женщин. Ненавидит женские натуры, ненавидит женские современные мерки, ненавидит женские ценности, ненавидит женскую идеологию, ненавидит женские стратегии – все как одна. Он занимается с ними сексом, но действует грубо, заботится только о собственном удовлетворении, потому что знает, что его хотят использовать. Он отплатит им тем же. И они, на что-то надеясь, преследуют его, посещают те же мероприятия, пытаются влиться в его сферу и заявить о себе, и тогда Намджун избавляется от них без зазрения совести. Без рукоприкладства. Не поднимает ни них кулак, никогда. Он наведывается к ним, крушит их квартиры и дома, сжигает машины, доводит до истерик и панических атак, угрожает, вскрывает секреты перед широкой публикой. Другие стратегии с ними не действуют. В случае мужчин это физическая расправа, в случае женщин – моральная. После такого ни одна женщина больше не появлялась дважды в его жизни, никогда не рассказывала об их связях, поэтому никто не имеет понятия о личной жизни Намджуна – он до сих пор возглавляет список самых желанных миллиардеров Кореи. Все стремятся приблизиться к нему, а конец у всех один.

— Женщины – это всего лишь существа, созданные для ублажения мужчин, не больше, — однажды высказывается Намджун. — Ходячие спермоприёмники.

Геем себя не считает, потому что мужчины не вызывают в нём сексуальное возбуждение, в постели его возбуждают грудь не меньше третьего размера (под размер ладони) и объёмные формы тела.

Намджун открыто заявляет, что не переносит на дух критику: считает, что во всём справляется идеально, и если он засомневается в своих действиях, то обратится к профессионалам, а не к людям из журнального агентства. Пока не пройдёте его путь – не имеете право критиковать. Бог – единственный судья и свидетель. А Намджун в Бога не верит, только в себя. Намджун педант, ужасно требовательный, перфекционист, не переносит ложь (даже бытовую), не переносит, когда кто-то пользуется им, когда кто-то втягивает его в грязное дело. И особенно сильно ненавидит выражение «Законы созданы для того, чтобы их нарушали», которое постоянно слышит от людей из бизнес-сферы. И клятвы созданы, чтобы их нарушали, любовь – чтобы губили, дружба – чтобы предавали.

Самовлюблённый, гордый, его редко кто может вынести из-за высокомерного характера и циничности, хладнокровный, никогда не идёт навстречу или на уступки, собственные интересы ставит превыше чужих, защищает личное пространство, несдержанный, вымещает гнев на людях, любит унижать и подавлять. И даже при этом комплексе ему всё же удаётся притягивать к себе женщин –деньги заглушают принципы.

И покоя ему не даёт диалог с Чимином в спальне. Единственный человек. Без дубликата. Человек, который разглядел в нём что-то особенное и светлое, зарытое под землёй на двадцать метров. То, что Чимин назвал «добротой», – след покойной матери. Она была полной противоположностью его отцу. Она была второй в его жизни женщиной, которую он воспринимал всерьёз и иногда даже считался с её мнением, и Намджун даже уважал бы её, если бы она в итоге не сдалась, когда ему было восемь лет. Она никогда не испытывала чувства к своему мужу, но всем сердцем любила Намджуна. В конце осени её нашли повешенной в спальне. Намджун, растолкавший застывших сотрудников, остановился в метре от, замер, замолчал, наблюдая за худеньким тельцем, застывшим в бездыханной позе, – стрелка часов. В тот же день его отправили в школу, а на втором уроке его стошнило. Он сбежал после занятий через задний двор и всю ночь провёл на улице, пока охрана не нашла его, в машине пережил истерику – так сильно не верил в произошедшее и боялся возвращаться домой. Урод ведь тоже мог довести его до петли. Намджун знал, что она неоднократно пыталась покончить с собой, видел синяки под домашним платьем и вздутые борозды на теле и просыпался от звуков за стеной по ночам, но в те годы ещё не мог понять, признать и осознать. Этот звук, когда он стегал её. Эти щелчки. Это невозможно стереть из памяти. Невозможно уничтожить. Она была слабой, потому что не нашла силы уйти от урода. Заложница собственного положения.

Намджун удручённо вздыхает: он был слишком долгое время безжалостным к себе, поэтому вернулся, поэтому сознался. Чимин был единственным, кто мог выслушать и правильно понять.

На сегодняшний вечер Намджун планирует посещение благотворительного органного концерта – экономия на налогах. Но это не типичное светское мероприятия, это сборище закомплексованных людей, их попытка залатать комплекс неполноценности. Когда Намджун впервые попал на мероприятия подобного вида и масштаба, он был ослеплён аурой успеха и уверенности, которую излучали присутствующие. Они делились секретами, мотивировали и вдохновляли. У медали две стороны. Урод познакомил его с больным обществом не для того, чтобы протолкнуть, а для того, чтобы показать пример, что всегда есть куда падать. Состоявшиеся люди, но жадные и расточительные. Тогда Намджун, поглощённый тем кругом общения, постепенно стал его частью, потому что не верил уроду и шёл против его воли.

Обычно Намджун посещает публичные мероприятия с одним из своих представителей, чтобы обособленно держаться от общего косяка рыб, этим вечером он выбирает себе в компаньоны Чимина – пора браться за его воспитание. О людях из подделки высшего общества Чимин ничего не знает, и в этом преимущество.

В это время Чимин занимается исследованием своих плеч, потому что этим утром ему показалось, что они стали шире. Откуда появилось это ощущение, Чимин не знает, но намеревается убедиться в том, что ни одна часть его тела за ночь не деформировалась. Он ненавидит свою слепоту и особенно ненавидит за то, что не имеет ни малейшего понятия о том, как выглядит сам. Он каждый раз ощупывает нос, лоб, подбородок, скулы, щёки, брови, глазницы. Он знает свой вес, знает рост, знает охват груди, талии и бёдер, знает размер ноги, потому что всё это измеряется в цифрах. Но вот лицо измеряется в линиях, выпуклостях и изгибах. Чимин в состоянии представить каждую часть тела по-отдельности, но только ровно до того момента, когда приходится соединять конструктор: не цельный образ, а собранное из мусора чучело. Чужое лицо он может изучить за несколько секунд, но вот на изучение собственного лица у него уходит несколько лет.

Он ощупывает голые плечи, обхватывая ладонями; в комнате настежь открыто окно, Чимин время от времени подрагивает от зимнего ветра, но никогда не закрывает, чтобы не лишиться хотя бы этой свободы. После недавнего происшествия он опасается выходить наружу, часто вспоминает о Чонгуке и счастливых днях, надеется когда-нибудь услышать от него хорошие новости. Чимин не ограничивается только плечами, он оглаживает свои руки, обхватывает запястья (он немного похудел), щупает корпус, бёдра, колени и голень. Всё на месте, ничего не изменилось. Кожа тёплая, а между бёдер и под подмышками – горячая. Из-за задумчивости он не замечает появления Намджуна, тот стоит, прислонившись спиной к закрытой двери, и следит за Чимином, который с удивлённо-глупым выражением лица исследует своё тело. Намджун включает свет, прочищает кашлем горло и подходит к испугавшемуся Чимину. Смотрит.

— Господин Намджун? — определяет Чимин по одеколону, Намджун наконец-то поменял его две недели назад. — Сейчас уже вечер?

— У тебя здесь прохладно, — Намджун закрывает окно.

Чимин перестаёт оглаживать себя и замирает на одном месте (на кровати, свесив ноги) и чувствует раздражение из-за того, что Намджун снова пытается установить свои правила и распространяет свою власть на окно и воздух. Почему он решает за него? Хлопок окна – Чимин хочет наброситься на Намджуна с кулаками, избить его, сбежать и утонуть в сугробах. Вот бы увидеть снежную корку на деревьях, дёрнуть за ветки, поморщиться от снега не щеках. Вот бы увидеть следы от ботинок. Вот бы увидеть замёрзшие лужи. Вот бы увидеть Чонгука.

— Там красиво? — внезапно интересуется растроганный фантазией Чимин.

— Какая разница? — не понимает Намджун и присаживается на кровать возле Чимина. — Ты ведь всё равно не увидишь. Улица как улица.

— Ну а вам хотя бы нравится? Чонгук мне всегда погоду описывал. Каждый день. Хотя бы в двух предложениях.

— Я не за этим к тебе пришёл.

Чимин отодвигается в сторону, когда кровать рядом с ним продавливается под весом. Он пытается вспомнить, куда положил футболку, и начинает незаметно оглаживать пространство вокруг себя.

— А зачем?

— Ты должен выходить из дома, это первое, — Намджун первым замечает тёмно-зелёную выцветшую футболку. Почему не купит себе новую одежду? Несмотря на то, что Намджун сразу отдал Чонгуку деньги наличными, Чимину он всё ещё перечисляет деньги на счёт и для условности называет это «премированием». На бирке, возле самого выреза, на внутренней стороне, он находит вышитые нитками символы. Что-то общее есть с шрифтом в книгах Чимина. — Зачем тебе эти отметки на одежде? — он цепляет пальцем футболку за бирку.

— Мне так удобнее определять цвет одежды. То же самое и с носками. Отдайте мне, пожалуйста.

Но Намджун резко бросает футболку в сторону, она опускается на комод, и он задорно ухмыляется, наблюдая, как лицо Чимина растерянно вытягивается. Он злится, повернув голову в сторону комода, сжимает пальцами ткань домашних штанов. Ну же, Чимин, давай, покажи свой характер, не терпи такое поведение.

Плечи его шире не стали. Досадно.

— Второе, — продолжает Намджун, — мне необходимо, чтобы кто-нибудь сопровождал меня на концерте. Ты ведь любишь классическую музыку?

— Больше я отдаю предпочтение джазу...

— Вот и здорово. Но не в этом дело. Тебе просто необходимо сопровождать меня, задача ясна?

— Но зачем? Какой от меня толк? Или что, вас там настолько презирают, что вам не с кем общаться? — пытается задеть его Чимин и, складывая руки на груди, выпрямляется. Почему Намджун продолжает цепляться за него? Чимин ведь безобидный и неприметный – поглощает воздух в его доме, поёт и дважды в день ест.

— Всё как раз наоборот: это я их презираю и контактировать ни с кем не хочу. И выбора у тебя нет.

— А это ещё почему? — возмущается Чимин, недоумение выражается в приоткрытом рте и нахмуренных бровях.

— Это было указано в договоре. Забыл? Теперь отрабатывай деньги, которыми распоряжается твой брат.

Намджун с сочувствием похлопывает Чимина по плечу, но забывает: под ладонью не ткань, а открытая кожа, холодная, нагое плечо, настоящее тело.

— Чонгук? — мгновенно оживает Чимин и сбрасывает с плеча грузную ладонь. — Он звонил? Приходил? Что с ним? Он пытался связаться со мной, правда?

— Ничего я о нём не знаю, — скривившись, недовольно отвечает Намджун и упирается руками в кровать. — Но несложно догадаться. Какой идиот получит огромную сумму и будет продолжать жить в привычном ритме? Какой толк от денег, когда они только собирают пыль?