Часть 14: Раскалённый шрифт Брайля (2/2)

Хватка на ноге усиливается, руки, словно припаянные к его ноги, невероятно сильные. Теперь будет синяк – настолько сильное у Чимина отчаяние. В гостиную проникает Седжин и просит Чимина отпустить Намджуна. Но он неумолим. Его просят снова и снова, снова и снова, а он не верит, что его простят и не выгонят. Не верит, что заслуживает ещё один шанс. Чимин трясёт головой, чувствует на плечах четыре сильных руки, но не позволит себе так просто сдаться.

— Проклятье, Седжин, сделай же что-нибудь, иначе я уволю тебя к чертям собачьим! Он мне её сейчас оторвёт!

— Сейчас, сейчас, Господин Намджун, — торопливо говорит Седжин, зачёсывая назад растрепавшиеся волосы, и наклоняется к Чимину, говоря прямо в ухо: — Чимин, ради всего святого, оставьте Господина, я обещаю вам: он не выгонит вас. — Он не хочет причинять ему боль. Если бы на его месте был другой человек, то в этом случае Седжин ударил бы по рукам каблуком ботинок.

— Нет! Нет, выгонит! Он обещал выгнать меня, а потом убьёт! Убьёт меня и Чонгука! Пожалуйста, не убивайте Чонгука, только не его, молю!

— Чимин, я сейчас позову охрану, и тогда тебе действительно будет очень больно! Ты ведь не хочешь, чтобы тебе сломали ноги, а?! — Чимин испуганно вертит головой, глаза болят от непрекращающихся слёз, кожа на щеках саднит, голова начинает раскалываться, а плечи скрипят от чужих рук. — Тогда отцепись от меня, пока я прошу по-хорошему!

— Нет! Сломайте ноги, но я отсюда не уйду!

— Уйти-то не уйдёшь, но вот уползёшь!

— Нет!

— Проклятье, Седжин, зови Чхвеиля!

— Господин Надмжун, что с вами? — ошарашенно спрашивает мужчина, поднимая на Намджуна круглые глаза. — Он же и вправду-

— Ну так я и хочу, чтобы он, наконец, понял, что шутки со мной плохи! Что за фокусы ты вытворяешь?! Пусть он раздавит ему пальцы, чтобы не занимался больше такой ерундой! Ты что, не боишься, что больше не сможешь играть? — Намджун высокомерно и криво улыбается, глядя на макушку.

— Чимин, пожалуйста, — Седжин понижает громкость голоса, срывается до шёпота – единственная громкость, которую воспринимает Чимин. — Послушайте меня, отпустите, иначе Господин Намджун и вправду причинит вам боль. Пожалуйста. Доверьтесь мне, вы можете пожалеть. Я не хочу, чтобы вы страдали. Вас не выгонят, если вы отпустите прямо сейчас.

— Седжин, ты надоел мне. Чхвеиль! — Намджун приоткрывает дверь, крича в коридор, — немедленно тащи сюда разогретый круг, о котором я тебе говорил!

— Господин Чимин! — встрепенувшись, кричит Седжин. — Если вы сейчас не одумаетесь, это можно очень плохо кончиться для вас...

Крепко сложенный парень с коротко стриженными волосами и шрамом за ухом стучится в двери и передаёт железный круг, нагретый докрасна. Намджун принимает его, ухватившись за ручку, цепляет Седжина за ворот, грубо оттаскивая его назад, и подносит железный круг к лицу Чимина, останавливаясь в нескольких сантиметрах от его кожи. Чимин чувствует сильный жар и подаётся назад, но руки не разжимает. Что это?

— Знаешь, что это, мой дорогой Чимин? — Намджун победоносно ухмыляется и направляет взгляд на побледневшего Седжина.

— Г-Господин Намджун, что это? — Седжин сводит брови на переносице, не понимает, почему никто не сообщил ему ничего об этом. Они что, в средневековье?

— О, даже Седжин не знает.

Чимин крутит шеей, избегая неизвестности, плавящей воздух, и хватка постепенно начинает ослабевать, но он боится отпустить.

— Хочешь потрогать, а? Хочешь? — Намджун смеётся, Чимин настолько комичный. — Как же называются эти точки, как же? Хм. Шрифт Брайля. Прочитаешь для меня, что там написано? Я ещё не успел этот шрифт выучить.

Чимин в ужасе расслабляет руки и отодвигается назад, когда понимает, что перед ним находится. Раскаленное железо с выпуклостями, которые через шрифт Брайля формируют какие-то слова. Какой здоровый человек вообще может додуматься до такого?! Намджун не отступает и, приближаясь к отползающему назад Чимину, выставляет перед собой круг, как меч, и разглядывает выражение лица напротив. Чистый ужас, без примеси надежды на спасение. Чимин прекрасно понимает, что его благополучие зависит только от Намджуна, и даже Седжин не сможет встать на его сторону. Когда Чимин упирается спиной в гигантские часы, Намджун присаживается перед ним на корточки, перекидывает круг в левую руку, а правой хватает Чимина за волосы возле корней, держит его и медленно подносит раскалённое железо к лицу.

— До тебя не может дойти мысль, что со мной шутить не стоит.

Чимин скулит и, несмотря на боль на коже головы, старается отодвинуться, ничего больше не происходит, но ему кажется, будто кожа на щеке пузырится, волдыри лопаются.

— Ещё одна истерика – и ты голыми руками будешь водить по этой херне до тех пор, пока не прочтёшь всё до конца. Я всё сказал.

После этих слов Намджун, ухмыляясь, ещё ближе подносит круг к лицу Чимина, а затем, рассмеявшись, откидывает его в сторону, треплет по горячей щеке, поднимается, засовывает руки в карманы. Седжин, онемев, стоит в стороне и не знает, как на это реагировать. Время от времени ему становится сложно узнать то, что осталось от Намджуна. Всё не должно было закончиться именно так.

Выражение лица Чимина застывает в одной эмоции, такой, какую он не испытывал ещё ни разу в своей жизни. Он не знает, что с ним происходит, он не знает, как назвать открытую эмоцию, он не знает, хочет ли жить сейчас, не знает, стоит ли ему доверять, он не знает, что испытывает. Как таковой смысл эмоций исчезает, они утрачивают свою функцию. Чимин хочет только умереть, и ничего больше. Пожалуйста, они могут позвать сюда Чонгука? Чтобы он забрал его к себе?

Пальцы стекают по лицу (кожа горячая, но не повреждена), затем руки падают на пол, Чимин совсем перестаёт ощущать их.

Всё кончено.

Его глаза начинают двигаться, Чимин хочет увидеть Намджуна и выразить через свой взгляд сожаление о том, что появился на свет.

— Седжин, — обращается Намджун к мужчине и, шипя, потирает больное место. Как он может быть таким сильным? Хватка надежды. — Отведи его в комнату и проследи за ним. А если не будет слушаться, позови кого-нибудь из охраны.

— Нет-нет, я не хочу в комнату! Я совсем не высыпаюсь там, я же говорил вам, что этот дом, он не принимает меня...

— Это всё бред! Хватит нести чушь! У меня идеальный дом, идеальные комнаты, идеальный сад! И кто ты такой, чтобы оскорблять меня и моё жильё? Кем ты себя вообразил? Если не хочешь – спи на газоне!

Чимин перестаёт двигаться и, судорожно вцепившись по привычке в край домашней рубашки, бормочет под нос что-то бессвязное. Он пребывает в полном смятении, Намджун совсем не хочет понимать его. А если бы он его не отпустил, ему и вправду сломали бы ноги и раздавили пальцы? Чимин сжимается, обхватывает колени. Намджун неотрывно следит за ним и пытается понять, что сейчас произошло; он прежде встречал такое поведение, упивался им, а сейчас даже не знает, что сказать и что предпринять. Что происходит с Чимином? Что с ним делать? А если он и вправду больше не сможет никогда петь? В груди возникает странное, необъяснимое чувство, Седжин мягко обхватывает плечи Чимина, поглядывая на Намджун.

— Господин Намджун, у нас же десятки пустующих комнат, пусть мальчик отоспится в одной из них. Проявите милосердие. — Он говорит тихо и, пока Намджун повёрнут к нему спиной, косится на Чхвеиля, который всё это время стоял на одном месте и даже не думал остановить Намджуна, его лицо сохраняет безразличие. Что происходит? Почему люди под его командованием не сообщили ему о подобном?

Намджун, глубоко погрязший в своих мыслях, задумчиво кивает головой.

— Уверен, ты на всю жизнь запомнишь этот урок.

Затихший Чимин теперь не действует на нервы. Больше Намджун ничего не произносит и направляется в свой кабинет. На лбу выступает немного пота, внутренняя сторона ладоней покрыта солёной влагой, Намджун глубоко вдыхает и выдыхает, чтобы успокоить себя. Пальцы, деревянные, набирают номер, раздаются два гудка, Намджун понимает, что вечерние переговоры на сегодня не осилит, но у него нет выбора. Ему необходимо принять душ и освежиться. Звонок принимают.