Часть 13: Дневник (1/2)

Ровно семь утра. Намджун ещё ни разу не проспал. За эту ночь ему не удалось выспаться. Но он не дремлет. Бодрствует. Заводит дом, заводит гигантские часы. Плавает полчаса в бассейне. Моется. Дом тикает. Накидывает халат. А на тумбочке остывает запаянный скотчем дневник Чимина, который Намджун наконец-то закончил сегодняшней ночью. Он до конца не понимает, как ему следует относиться к Чимину. А содержание дневника окончательно всё запутало, он сбился с намеченного маршрута. Намджун солгал, потому что как он может стругать под себя человека, не имея полной картины? И в его руках побывала подноготная Чимина, его второе сердце (или третье?). Он вёл свой дневник до того момента, пока не ослеп. Ещё несколько страниц он пытался исписать по привычке, но подчерк с каждой строчкой становился всё ужаснее и ужаснее, и весь смысл его записей заключался в выражении страха перед неизвестностью. Чимин описывал свою жизнь, часто упоминал Чонгука и почти ничего о родителях. Он был жутко напуган в совсем раннем возрасте, и ещё живая мать не стремилась объяснить ему, что же ожидает его впереди (да и вряд ли зрячая могла объяснить мир слепого). Чимин писал, что хотел спрыгнуть с моста. Это последние его слова, раскрошившиеся на иероглифы и рассыпавшиеся внизу страницы.

Намджун выходит из спальни с дневником в руках и с изумлением обнаруживает Чимина на том же самом месте, что и вчера – на лестнице. Тот, прижатый к перилам, не шевелится и не реагирует на голос. Встревожившись, Намджун сбегает вниз и с силой трясёт Чимина за плечо.

— А! Я не сплю! Я сейчас, сейчас ухожу уже! — вскрикивает Чимин, размахивая руками в стороны и задевая Намджуна. Он тут же подскакивает на месте, приглаживая футболку, крутится вокруг себя в попытке настроить внутренний компас. Напоминает муху возле стекла.

— Ты что здесь делаешь?!

— Я просто присел отдохнуть... я... я сейчас пойду.

— Ты вообще в курсе, сколько сейчас времени? — Намджун, замечая на Чимине вчерашнюю одежду, поворачивает его к себе и смотрит на лицо, пытается заглянуть в глаза. Впервые за долгое время они глядят не вперёд, а в пол. От чего зависит направление? С лица смываются краски.

Чимин мотает головой и тут же торопится проверить время по часам на запястье.

— Уже утро, Пак Чимин! Утро! Ты что, всю ночь здесь провёл?

— Да нет же... — пальцы нащупывают стрелки. — Ах, да, и вправду уже утро. Видимо, я очень крепко спал.

— Спал? Ты даже не слышал прислугу? И вообще, почему тебя никто не разбудил? — Намджун, обхвативший плечо Чимина, вертит головой и пытается выловить хотя бы одну живую душу.

Вместо ответа невнятное бормотание, Чимин бездумно ворошит волосы рукой, переминается с ноги на ногу и выдыхает в стремлении выдавить скопившуюся усталость. Тело как увядшее растение, спина ноет. И вправду, задумывается Чимин, провести ночь на лестнице и не проснуться пугает и вводит в недоумение. И он совершенно не помнит, как уснул и почему не дошёл до комнаты. Как долго он размышлял перед тем, как отключиться? А о чём вообще думал? А что было до?

Точно.

Истина Намджуна.

Он готов снова уснуть на месте, стоя, прямо перед Намджуном, но главное хотя бы уснуть.

— Эй, я с тобой говорю!

— А, да! Я всё слышу!

— Чего дневник тогда не берёшь? Я тебе его уже в живот пихаю, ну, бери! — Намджун контролирует вспышки своего гнева, с недовольством разглядывает Чимина и тычет в него дневником.

— О, его нашли? — вяло интересуется Чимин, голос утрачивает всякую интонацию, звучит безэмоционально и безжизненно – прямая полоса кардиомонитора. Пальцы нащупывают знакомую текстуру и потрёпанную резинку.

— Я же только что тебе объяснил. Седжин нашёл, когда машину мыли.

— Спасибо.

— Ты в состоянии вообще сейчас петь, Чимин? — Намджун кривится в лице.

— Да-да, я могу, — Чимин кашляет в кулак, прочищая горло после сна, и, едва отрывая пятки от пола, направляется в сторону гостиной, задевает мебель, горшок с цветами и комод под звон статуэток.