Глава 9. Путь. (1/2)
Лабиринт пустоты. Темный. </p>
Таинственный. </p>
Где-то там ты </p>
Пытаешься выбраться. </p>
Единственный выход закрыт изнутри.</p>
© The Meto — Лабиринт</p>
Водяной поток прервался, и последние капли лениво стекали с уступа, откуда мужчины рухнули. Поднятая ими пыль уже осела, покрывая ровным слоем все вокруг, словно они только что побывали на пепелище, что, в принципе, не было далеко от правды.
Дилюк медленно стягивал оплавившиеся перчатки, морщась от боли. Руки дрожали.
Он ненавидел себя, ненавидел отчаяние, захлестнувшее его, когда он заметил кровь Кайи на земле.
Что он мог сделать? Брат был прав, только ускорить их гибель, растопив созданный Кайей лед.
В глазах плескался ужас. Он не хотел потерять еще и его...
Вспышкой в голове возникла картина из воспоминаний. Запрятанная ранее на задворки сознания. Ножницы в его ладони, покрытые красным: кровью и прилипшими к ней рваными прядями красных волос. То же самое чувство разрасталось изнутри, словно в догорающие угли вдруг бросили бумагу и растопку.
Как же это иронично, что он может управлять огненной стихией, но не в силах остановить пламя, что способно сжечь его собственный рассудок.
Но ведь... он действительно может растопить лед. Единственная надежда, смертельный эксперимент, который может закончиться наихудшим образом.
Кровь на пальцах темно блестела, также как и тогда, когда дождь пытался смыть его слезы, а тело отца лежало безвольно на коленях.
И он растопил его, вопреки кричащему голосу рассудка. Огненный поток, поддерживаемый черной энергией, рассек защиту, с такой силой удерживаемую братом. Он бросил себя на нее, наваливаясь. Ставшая скользкой от потоков воды платформа льда благосклонно накренилась. Камень, огромный кусок сталактита, медленно скользнул вбок ровно за секунду до того, как лед, больше не поддерживаемый силой глаза Бога, снежной крошкой рассыпался, укрывая брата ледяным одеялом. Цветок крови мгновенно проявился на ледяном покрове, расцветая, словно кровоцвет.
***</p>...
Тишина и тьма.
...
Чье-то дыхание рядом.
...
Кайя закричал, приходя на секунду в сознание, когда боль пронзила его тело, разрывая плоть и мышцы своими иглами.
— Все хорошо.
Что-то горячее коснулось щеки. Голос был каким-то знакомым.
— Тише, потерпи...
Дилюк.
Он попытался позвать его, но забыл, как пользоваться голосом.
...
Когда сознание вернулось во второй раз, он почувствовал больше тепла. Его словно окунули в горячий источник. По векам бил свет, но они были слишком тяжелыми, он не мог открыть глаза и разглядеть раздражитель.
...
Третья попытка оказалась плодотворней.
— Люк...
Красный сполох перед глазами оказался не огнем.
— Пушистый, — прошептал он и снова отключился.
Окончательно он пришел в себя на следующий раз.
Организм, казалось, привык к тупой боли. Пульсировало плечо, болели ребра, а когда он попробовал пошевелиться, ощутил, будто между ними просунули раскаленный кинжал. Охнув глухо, мужчина замер, фокусируя взгляд. Решив не рисковать и больше не двигаться, он принялся разведывать окружающую обстановку. Воспоминания существовали, где-то там. Но, стоило ему протянуть руку, они, словно рыбки, ускользали из-под пальцев.
Голова приподнята, под ней меховой воротник. Поверхность под ним твердая, неровная. Но камень еще хранит тепло, как будто он лежит у печи, что в кухне в поместье Рагнвиндр. Но каменный потолок над головой говорил о том, что он явно не был дома у Дилюка. Впрочем, это не все, что удалось разглядеть в потемках. Тихое умиротворенное дыхание, мерно вздымающаяся грудь. Голова Дилюка упала на плечо, правая рука лежала на двуручнике, а левая ладонью касалась каменного пола. Он полусидел, прижимаясь спиной к стене, а его тело было накрыто собственным плащом.
Кайя улыбнулся. Так давно не видел брата спящим. Теплые воспоминания ласково коснулись болящей головы.
Дилюк пообещал ему кое-что показать, и Кайя не смог уснуть от предвкушения. Только первые лучи солнца пробились из-за горизонта, он пришел в комнату брата. Но, увидев, как мирно тот спит, не смог его разбудить. В коридоре слышались шаги проснувшейся прислуги, и как-то глупо было объясняться перед ней, что он делал так рано в комнате брата. Поэтому он уселся в кресло напротив кровати юноши и просидел так несколько часов, наблюдая за тем, как рассветные лучи касаются красных разметавшихся волос, окрашивают бледную кожу нежно-розовым...
Картина сейчас, конечно, не была такой сладкой, как та, что запомнилась Альбериху из детства. Кожа Дилюка — единственное светлое пятно в темноте, — казалась болезненной, а вот под глазами лежали тени намного сильнее, чем обычно. Хотя Кайя не думал, что они могут быть темнее. Ладони мужчины походили на бледных пауков. Ладони... на них не было перчаток, и они были покрыты яркими красными ожогами.
«Разве он может обжечься?..» — но Кайя, хоть и забеспокоился, все равно поймал себя на том, что не может перестать улыбаться. Дилюк спал, мирно спал, и этого было достаточно.
Стараясь не шуметь, Кайя осторожно проверял свое состояние. С ногами все было хорошо, но мышцы были забиты и нарастала крепатура. Левая рука двигалась свободно, а вот при движении правой в плече резью отдавалась боль. Он вспомнил, что при падении порезался своим же мечом. О, черт, что сказали бы в Ордо, если бы узнали, что капитан кавалерии себя поранил? Кайя беззвучно засмеялся было, но тут же едва сдержал вскрик боли. Похоже, ребра были сломаны.
Конечно, ему уже приходилось ломать кости, но в Мондштадте его достаточно быстро ставили на ноги заботой пасторов церкви. Сейчас они были далеко. Воспоминания прошедших дней медленно вернулись.
Им нужно двигаться дальше, а он в таком состоянии. Кайя прикусил себя за щеку, злясь на собственное бессилие. Он мог, разве что, слегка себе помочь. Хоть камень и был теплым, его уже несколько минут била дрожь, похоже, мужчину лихорадило. И так не хотелось делать этого, но он все же коснулся раненного плеча здоровой рукой поверх тканевой перевязки, и та покрылась льдом. По крайней мере, так туда точно не попадет инфекция, а еще пульсирующая боль затихала под силой льда. Он медленно, опираясь на левую руку, приподнялся, приваливась к стене. Это легкое движение вызвало новую волну боли, но он сжал зубы, не издав ни звука, кроме тяжелого дыхания.
Дрожь усилилась, но по крайней мере, уже не было так больно, если не двигаться. Найдя позу, в которой можно было делать хотя бы короткие вдохи без страха взвыть от боли, Альберих замер. Он наблюдал за спящим братом, представляя, что он снова маленький, в его комнате, ждет, пока брат проснется и покажет ему секретное место, где они смогут играть...
***</p>
И я застыл, да много ли ты знаешь, Ветер? </p>
А он все пел такие знакомые песни. </p>
© The Meto — Пока не спела смерть</p> Щека Дилюка дернулась, и он открыл глаза.
— Давно ты в сознании? — он спрашивал так, будто это была претензия.
— Пару часов, кажется.
— Почему не разбудил?
— Ты слишком сладко спал, братец. — Кайя по привычке усмехнулся и тут же поморщился от боли. Дилюк заметил это, и в глазах его появилось что-то странное, незнакомое Альбериху. Будто бы и злость, и разочарование, но при этом беспокойство. Стало даже стыдно за то, что он в таком состоянии. Впрочем, он действительно был сам в этом виноват.
— Что с твоими руками? — прежде, чем Дилюк что-то сказал, Альберих увел тему. Дилюк посмотрел на руки, словно впервые их видел.
— Ничего, — буркнул он, пряча ладони в рукавах, но Кайя потянулся свободной и поймал Дилюка за запястье. Тот поддался, позволяя мужчине разглядеть ожоги. Кайя пожалел об этом. Пальцы и ладони были покрыты слоями ожогов. Какие-то уже превратились в белесые воспоминания, другие же были совсем свежими. Самые большие рубцы скрывались под рукавами, на вид им было несколько лет. Сердце мужчины сжалось, словно его сковало льдом.
— Тебе больно?
— Нет.
— Разве ты можешь...
— Не могу.
— Тогда откуда?
— Ты знаешь.
Они перекидывались репликами, словно в игре в мяч, которую любили юнцами. Кайя посмотрел в лицо брата. Он действительно знал, но не хотел в это до конца верить. Надеялся, что все иначе, что...
— Ты обещал его уничтожить.
— Не смог.
Дилюк отвернулся.