Часть 5. Вечеринка (1/2)
</p>
</p>
</p>
</p>16 (29) –17 (30) декабря 1916 года
— Сэр, Вы себя плохо чувствуете? — обеспокоенно спросил Комптон.
Райнер сидел на пассажирском сиденье.
— Нет, — отозвался он. — Не называй меня «сэр».
— Вижу же, что плохо, — спорил Билли.
— Похож на морфиниста? — натянуто улыбнулся Райнер.
— Сэр… Освальд, для морфиниста Вы слишком опрятны, — заметил он. — Я их немало повидал в жизни.
— Не могу поверить.
Райнер сжал переносицу.
— Куда ехать? — спросил Комптон.
— Дворец на Мойке.
После напряжённой паузы он свернул на набережную. Когда они подъехали, он доверительно спросил:
— Мне вносить запись?
— Как хочешь, — был ответ. — Верни мотор и ты свободен.
— Постойте. Позвольте Вас проводить, — сказал он и торопливо выбрался следом.
— Не нужно.
— Не упорствуйте.
«Господи, дай мне сил пережить эту ночь. «Полет» нашего заговора затянулся. Пора ему выходить на глиссаду», — подумал Райнер.
***</p>
Райнер потеснился на лестнице из подвала, пропуская Феликса, Пуришкевича и Сухотина, и перехватил Лазоверта. Вид у него был встревоженный и смятенный. Он с колебанием посмотрел на Райнера, словно намеревался сообщить нечто важное.
— Ну что, доктор? Подсыпали жаропонижающее в бокалы? — шутливо осведомился агент. Полотняно-белое лицо говорило само за себя, но он смолчал в ответ.
Райнер больше не делал намёков, они вернулись в кабинет. Прибыла первая гостья, без сопровождения. Райнер задержал на ней взгляд, усмехнувшись про себя: он мгновенно узнал девушку с открытки, которую передал великому князю Сэмюэль Хор. Она кокетливо и бессмысленно улыбнулась в ответ. Каралли выглядела бесподобно, хотя и немного вызывающе среди кителей, рубах и его неизменной «тройки». На ней серебристые органзовые шаровары и туника, расшитая зелёным жадовым камнем, синим лазуриком и бирюзой, всë от Поля Пуаре. Щиколотки и предплечья перехвачены браслетами. Феликс удивлен, что она воздержалась от экзотических подвесок.
— Я ее видел в каком-то фильме. Не могу вспомнить название… Это же актриса, —вытянул восторженно лицо поручик.
— «Слава нам — смерть врагам»? — с усмешкой подсказал Пуришкевич.
— Да нет, что Вы! Вспомнил: «Хризантемы». Там в конце героиня принимает смертельную дозу… яда.
— В самом деле? — депутат беззвучно засмеялся.
Сегодняшнее действо — почти предновогодняя вечеринка по новому стилю, всё сообразно творческой натуре хозяина, будто очередной спектакль или фильм. Всё призвано вдохнуть праздник в этот вечер в компании дам. На стол выставлены бутылки креплëного вина, бокалы, трёхэтажные подставки с пирожными, горки конфет и печенья в вазочках, кипящий самовар, чайный сервиз и «натюрморт» с висящими гроздьями винограда. Внизу Распутина дожидался по-братски похожий стол. Великий князь опаздывал. Феликс велел дворецкому встретить Дмитрия с Марианной и идти к себе, а если что-нибудь понадобится, он его вызовет.
***</p>
День померк быстро. Отливая стальным блеском, черный крытый мотор ехал тихим ходом по обледенелой мостовой. Сквозь пелену снега тускло брезжили огни. Справа впереди возвышалась голова в фуражке.
Марианна извлекла из сумки овальную пудреницу, и, откинув эмалевую крышку с портретом Дмитрия Павловича, едва успела обмакнуть пальцы в белый порошок.
— Просьба Феликса касается всех, — мягко произнес Дмитрий. — Спрячь этот «марафет».
Госпожа фон Дерфельден с недовольным вздохом захлопнула пудреницу.
— Вообще-то он полезен моим дëснам, — с вызовом усмехнулась она, вжимаясь в спинку сидения. — Кто-то же должен сохранять веселое расположение духа.
— Марьяночка, я не имел права привлекать тебя к этой грязи, — посетовал великий князь. — И прекращай заниматься интриганством. Порочить Аликс в глазах рабочих — плохая идея.
— Вы сговорились с Володей<span class="footnote" id="fn_31492910_0"></span>? — вздохнула она.
— Он просто беспокоится о тебе, — горячо возразил Дмитрий.
— Не переживай. Я слишком молода, чтобы думать о политике и об угрозе революции, — беспечно заявила она.
— Разумеется. Она сама о тебе подумает, — таинственно отозвался Дмитрий.
— Я говорила раньше и повторю ещё не раз: ты не понимаешь, какой позор — быть сестрой ярого почитателя этого проходимца, — горестно сказала Марианна. — Не могу смириться с тем, что Александр пал рабом чëртого магнетизëра… Остановись, пожалуйста, что-то голова закружилась.
Дмитрий затормозил и обернулся. Иллюминация выхватывала худое лицо, обрамленное приглаженными волнообразными прядями. Взгляд был холодным, но вместе с тем весёлым.
— А здесь не так уж и морозно, — заметила она, сбросив с плеч шелковистые меха.
Пышноватая юбка её черного с драпировкой платья из сатина едва доставала до щиколоток. Его держали нити голубого жемчуга, по три на каждом плече.
— А твой рогоносный Христоня<span class="footnote" id="fn_31492910_1"></span> знает, куда ты отправилась? — осторожно спросил Дмитрий.
— Я уехала с братом. У меня секретов от супруга нет. Между прочим, рога ему уже наставил один граф-офицерик, — самодовольно призналась Марианна. — Я думала, Володя тебе рассказал.
— Нет, — вымученно ответил Дмитрий. — Какой ещё офицерик?
— Я тебя просто дразню, незачем злиться, — уныло простонала Марианна. — Это Николай фон Зарнекау. Пусть помечтает. Мне нравится его мучить. Но если ты против…
— Наслаждайся, пока я вас с Феликсом не застрелил, — уязвлëнно произнёс Дмитрий, отвернувшись.
— «Нас»? Твоя любовь поистине всеобъятна, — приподнятым тоном заметила Марианна. — Ты сам наведывался к этой полусветской шлюхе. Да, — напирала она, — в «Медведь». Я подкупила служанку твоей дурочки, и она мне все рассказала как на духу.
— С интересом бы послушал очередные измышления обо мне. Марианна, незачем отравлять этот вечер, будь он неладен.
— Пообещай, что разойдëшься с ней.
— Сейчас подобные клятвы мне ничего не стоят. Да я с ней и не сходился. Лучше сперва разведись с Христоней.
— Зачем?
Он тронул автомобиль с места.
— Хочу повторить судьбу отца, — решительно заявил Дмитрий. — Совсем забыл: умоляю, уничтожь все мои письма.
— О чëм ты? — почти с тревогой спросила она. — Они мне дороги.
— Понимаю. Мне нелегко было предать огню твои. Я не хочу тебя пугать, но если дело дойдет до обысков… Нет, нет, князья заступятся. Но в тебя влюблен<span class="footnote" id="fn_31492910_2"></span> министр внутренних дел, я же знаю. Выслушай. Я не хочу, чтобы они попали в его руки.
— Нет, — сдавленно сказала она. — Мне твой наклонный почерк милее всего.
— Я тебе тысячи таких напишу, если конечно меня за Распутина не расстреляют.
— Не посмеют. Не то время, — уверенно заявила она и высокопарно добавила: — Пора Им напомнить, что значит патриотизм в самом отчаянном его смысле.
Дмитрий ответил значительным молчанием.
— Как-то не по себе становится, — произнесла она, маскируя дрожь голоса, когда показались колонны Юсуповского дворца. — И что, у вас все готово? Уже реку прорубили? — неожиданно спросила она.
— Ты не обязана идти, — серьезно сказал Дмитрий. — Напоминаю, вы с Верой просто играете в праздник.
— Мое решение обдуманное, — настаивала Марианна.
— Как и мое, — наивно подхватил Дмитрий.
Выйдя из автомобиля, приоткрыв Марианне дверцу, он спросил в последний раз:
— Ты участвуешь?
— Обязательно! — пламенный ответила она и опустила каблуки на подножку.
***</p>
К одиннадцати раздался звонок, известив о прибытии Дмитрия и Марианны. Остальные, кроме князя, уже собрались в кабинете гарсоньерки. Среди них был и капитан Элли, старинный друг Юсуповых.
— Теперь должно работать. Следи, чтобы передатчик занимал вертикальное положение, — важно разъяснил он Райнеру. — Батарей должно хватить. Они же не собираются там засиживаться.
— Я могу Вас попросить помочь нам в одном маленьком испытании? — с акцентом обратился он к Каралли. — Вам нужно спуститься в столовую и попробовать сказать что угодно как можно тише — но не шёпотом! Несколько фраз. Поближе к столу, — крикнул он вслед.
— Кажется, я начинаю понимать. Скорее всего, бутафория для спокойствия Феликса, — скривилась Марианна. — Помнишь, я тебе про такие рассказывала.
За столом переговаривались Пуришкевич и Сухотин.
… даю Вам ещё попытку, поручик …
… ладно, вот Вам другой анекдот: приходит плац-адъютант<span class="footnote" id="fn_31492910_3"></span> в частный лазарет. Смотрит, кого можно возвращать на фронт. Все болящие — красавцы как на подбор, а хозяйка — молодая привлекательная особа… Он подумал и говорит…
Дмитрий, не обращая внимания на любопытные взгляды Пуришкевича и Сухотина, сдвинул мягкое кресло в сторону и, откинув край ковра, с интересом обнаружил выходящий сквозь узкое отверстие в полу кабель, который тянулся до письменного стола, за которым сидел Райнер.
— Осторожнее, прошу, — послышался голос Райнера. — Это, можно сказать, «уши» кабинета.
Он надел наушники. Удивлённо улыбнулся, изогнув бровь, украдкой обернулся, но Дмитрий, поглощённый исследованием кабинета, ничего не заметил.
— Ну что, работает? — спросил Элли.
— Да, — бойко ответил он, обеими руками сняв наушники. — Всё в порядке, капитан. Работает исправно.
Балерина поднялась из подвала. Скользнула взглядом по Райнеру, но он нарочно смотрел куда-то мимо неё.
— Меня было слышно?
— Благодарю, Вы нам очень помогли, мисс, — любезно сказал Элли.
— Когда вы всë успели? — спросил Дмитрий.
— Долго объяснять.
Как он мог подумать, что Secret Intelligence Service не раздобудет новомодный диктограф для любимого князя. Не стоять же в 1916 году со слуховыми трубками или глиняными чашками. Сквозь шум вечеринки, когда граммофон будет играть назойливый американский марш, Райнер услышит каждое слово и будет контролировать происходящее. И Феликс будет спокойнее. Дмитрий подошёл к столу, где разместился коммутатор с регулятором громкости.
— Мы на днях условились, что Феликс произнесёт кодовую фразу, — Райнер усмехнулся, — «гранатовый френч», если вдруг почувствует угрозу или что-то пойдёт не так. Микрофон спрятан в подвале под шкафом-поставцом. Но думаю, для волнения нет оснований. Да, доктор?
— Доза-то слоновья, — безразлично прохрипел Лазоверт.
— А где Феликс? — спросил Дмитрий.
— В состоянии паники. Просил его оставить.
— Понятно, — нахмурился он.
— Господа… и дамы. Друзья. На этом откланиваюсь, — объявил Элли.
На прощание он со сдержанной напряжённостью взглянул на Райнера и Дмитрия. Короткая кисть усов над губой растянулась в улыбке.
— И удачи.
***</p>
Великий князь блуждал по анфиладе бельэтажа в поисках Феликса, заглядывая в каждый уголок.
— Фиканов, выходи!
Наконец в неосвещённой комнате при бассейне обнаружилась одинокая сидящая фигура.
— Феликс?
Фигура не отзывалась.
— Я тебя обыскался. Уединился тут один в сумраке.
Дмитрий нащупал выключатель и собрался повернуть.
— Нет, не зажигай! — метнулся голос в темноте. — Садись. Хотел телефонировать Ирэн — не смог. Все после.
Князь сидел, склонив голову.
— Тошнота? — участливо спросил Дмитрий.
— Раза два бегал. Словно и не обедал у шурина, — усмехнулся князь.
— Не с кровью, надеюсь?
— Нет.
Дмитрий присел у его ног, взял ладонь в свои руки, приник губами.
Феликс положил ему руку на щëку.
— Ты так похож на своего отца в молодости, — заметил он.
Ком подкатил к горлу. Не отпускало видение, возникшее словно наяву, видение крепостной стены, походящей на исполинскую надгробную плиту; тогда, в лесу возвысилась она над разлапистыми елями, перед ямой, а на край ямы были поставлены люди. Среди них — отец, наблюдал неподвижно за ним. Дмитрий мог бы сказать, что это заставило о многом передумать, что будущее гнетёт. Тоже чей-то отец. Тоже чей-то сын. Как и он.
— Тоже чей-то сын, — задумчиво проронил Феликс, будто прочитав его мысли. — Неужели ты думаешь, что меня не посещала эта мысль. Митя, ты можешь уйти прямо в сию минуту, никто не держит. Я пойму. С дамами как-нибудь управлюсь.
Великий князь только покачал головой.
— Я тебя не покину. Не смогу. И потом, мы столько к этому шли, готовились, мы уже переступили закон. Уйти сейчас будет чистоплюйством с моей стороны.
— Как знаешь, дорогой. Прости, что пирожные начинили без тебя. Я боялся, что Лазоверт от волнения упадёт в обморок. Да и зачем тебе всё это.
— Феликс, ты неумолим. Надел бы смокинг, — заметил он, погладив его по рукаву гимнастической рубахи.
— Все в униформе, а я, как петиметр, с «бабочкой»… Ну уж нет. Хочу чувствовать себя в обществе военных людей уверенным, к тому же завтра экзамены — это помогает собраться с мыслями.
Спорить с Феликсом бесполезно. Он своеволен во всëм, что касается одежды. На свадьбу отказался надевать фрак в дневное время и по своему усмотрению заменил на чëрный редингот.
— Кстати, приходил полковник Фогель. Считает, я готов к экзаменам.
— Это подождёт. Как тебе удаётся отвлечься от мыслей о… думать о чём-то ином, кроме нашего плана…
— Ну не гипнотизировать же потолок все время. Я даже успел вздремнуть. Снилось отчего-то это беспрестанное «ТОВСЬ! ЦЕЛЬСЬ! ПЛИ!».
— Понимаю. Богатый опыт, — вздохнул Дмитрий.
— Ты насмехаешься надо мной, — заметил Феликс. — Ты будешь смеяться ещё больше, но я успел помолиться… за наше дело. Да. Два часа провел в Казанском соборе.
— Я вовсе не насмехаюсь, — серьёзно возразил Дмитрий и пересел на элегантный стул у камина.
— А помнишь, как мы подрались? — невзначай вспомнил Феликс.
— Нет, только не это, — с мольбой пробормотал Дмитрий. — Даже не начинай.
— Почему? — простодушно протянул Феликс.
— Княгиня не может забыть.
— Ах, да. Матушка до сих величает тебя не иначе, как Порт… — с наслаждением начал князь.
— Молчи, — предупредил Дмитрий, задержав на нем невидимый разъяренный взгляд.
— …Портсигар, — не удержался Феликс.
И они залились смехом, но каким-то нервным, нездоровым.
Феликс, успокоившись, указал подбородком в сторону неглубокой мраморной термы.
— В этой купели я прочёл не одно твое письмо из Ставки. С бокалом мадеры в руке.
— Я так себе все и представлял, — очарованно усмехнулся Дмитрий.
— А ты как читал мои, признавайся?
— По-разному.
— Ладно. Пора. Все, встать, — приказал он сам себе. — Пока яд не улетучился.
Зажёг настенные канделябры, осветив мраморный камин с маскароном Дионисия, одëрнул в зеркале свою рубаху цвета хаки, поправил ремни портупеи. Дмитрий стоял позади и смотрел на его отражение. Юсупов был сама решимость.
— Довольно с нас это позора и проклятия Российской империи. Ты готов? Идём. Вперёд. Давай сделаем это скорее. Хоть бы яд подействовал быстро и безболезненно. Побыстрее бы отмучался. Ты осознаешь, что мы берём этот грех за государя… Для него он стал непосильной ношей. Ему станет легче…
Они зашли в гарсоньерку. Гости рассеялись по квартире и, скучая, ждали. Князь созвал гостей в подвальную столовую. Вместе помолчали, осмотрев место, где предстоит распилатить старца,
помолчали, почти скорбно, и поднялись обратно в бельэтаж.
Оклик князя пробудил Лазоверта.
— Идите вперёд. Я сейчас.
Врач, которому помимо отравителя предстояло сыграть роль шофёра, натянул в прихожей гоночную куртку и поверх для тепла накинул доху, захватив шапку и перчатки, и вышел, чтобы подать княжеский автомобиль к крыльцу.
Феликс, склонившись над Дмитрием, тихо спросил:
— Что если привратник Распутина не впустит меня?
— Просто дашь ему денег, — спокойно посоветовал великий князь. Феликс слегка коснулся на прощание его руки, чего Дмитрий и ждать не смел. Великий князь с трудом сдержал себя, чтобы не обхватить ее, помня, что они не одни.
Феликс кивнул ему и обратился с усмешкой ко всему кабинету:
— Господа, наконец-то приглашаю к столу.
Одним порывом они встали.
Он указал на Райнера.
— Всем слушаться этого джентльмена!
— Ну своя рука — владыка, — усмехнулся Пуришкевич.
Князь выдавил торжественную улыбку: «Что ж. Начали!» — и покинул их. Райнер быстро выскользнул следом. Князь на ходу надел шубу с меховой шапкой, вприпрыжку спустился по ступенькам, но оклик Райнера остановил его в последний момент. После разговора в «Астории» и до конца дня они больше не обменялись ни словом. Что-то внутри мешало прекратить бессмысленную обоюдную пытку молчанием.
— Спасибо, что пришел, — сорвалось с губ.
Затем Феликс обернулся и в ужасе поднял глаза.
— Все получится! — обнадëжил его Райнер.
Феликс только бездумно кивнул. Он поблагодарил Бога, что Райнер был спокоен и уверен, а не с жалким видом. Князь развернулся, вышел на крыльцо, где его поджидал Лазоверт, и они поехали за Распутиным, оставив гостей на попечение агента.
Райнер вернулся в кабинет.
Началось мучительное ожидание возвращения Феликса. Гости томились в неизвестности.
Каралли с независимым видом притаилась на полосатом диване с бокалом в руке. Марианна заняла место рядом с великим князем, напротив Сухотина. В забытьи он разглядывал ее элегантное декольте. Она лёгким движением локтя обратила на это внимание Дмитрия.
— Держите себя в руках, поручик, — процедил великий князь.
Опомнившись, он виновато отвернулся. Пуришкевич хмыкнул и вполголоса сделал какой-то язвительный намëк. Марианна вспыхнула и, стремясь выразить свое негодование, поднялась из-за стола, а следом за ней, кратко извинившись, — Дмитрий. Она увлекала его за собой вглубь бельэтажа, где благовоспитанным гостям находиться не положено, но Дмитрий все ещё самый близкий друг князя, и ему простительно эта панибратская вольность.
— Поручик, будьте благоразумны! Не злите великого князя. Он ведь по малейшему поводу хватается за саблю, — предостерëг Пуришкевич.
— Больно надо, — отмахнулся Сухотин. — «Сестра утешения<span class="footnote" id="fn_31492910_4"></span>» тоже нашлась.
— Бросьте, вы прямо разожглись, я же видел! Глаз не отводили, — затрясся от смеха, качая головой, Пуришкевич. — Уже, наверное, в мыслях на этом столе…
— Вот если бы она надела свой плат да передник, тугой в талии да с крестом на груди…
— Остыньте, моя жена служит сестрой милосердия…
— Ну и что? Моя тоже, — возразил Сухотин. — Подумать.
— Учитывая Ваше состояние, я Вас прощаю, — прошипел депутат, и добавил, наклоняясь к нему: — А Вы ценитель.
— Весьма великодушно, Владимир Митрофанович.
— Я уже говорил. Успокойтесь, она предпочитает родственников Императора, Вам ловить нечего. Вы на безрыбье. Или Вы влюбились, как этот дурак-сифилитик Протопопов?
— Ну на безрыбье и рак рыба.
— Кстати, не забудьте, Ваша юная супруга, как и моя, должна будет уничтожить улики.
— Я помню. Всë будет сожжено в топке, как договаривались.
— Как трогательно. Прямо декабристки.
Освальд слушал их краем уха и наблюдал в окно, приоткрыв портьеру.
— А что насчёт Вас? — спросил Пуришкевич.
Райнер непонимающе уставился на него.
— Простите?
— Мы с поручиком Сухотиным, — начал он охотно объяснять, — толковали о том, что все участники нашего великого дела имеют преданную соучастницу. Простите мне мое любопытство, но Вы женаты или, может быть, есть любовница?
— Нет.
— Отстаете, господин, — хихикнул Пуришкевич и добавил с сочувствием: — Какие уж тут дамы. Все помешались на этом животном Распутине и на нас даже не смотрят… Постойте. Мне кажется, я Вас однажды видел в посольстве в компании одной очаровательной молодой вдовы — Елены Черногорской<span class="footnote" id="fn_31492910_5"></span>.
— Вам не показалось, — сказал Райнер.
— Я слышала, Елица оказалась идейной распутинкой, — вступила в разговор Каралли. — Даже ее сестры образумились.
— Позвольте поправить: скорее, «распутницей», — усмехнулся Пуришкевич. — Как представлю, что она одна из тех, кто участвует в оргиях… — его перекосило. — Надеюсь, что сплетни.
— Разумеется, сплетни, — отрезал Райнер. — Это же отвратительно.
— Не верю я, что она из их числа, — согласился Сухотин.
— Так что же, — продолжил Пуришкевич, — вы расстались, она не поддержала Вас?
— Владимир Митрофанович, Вы не находите, что я не самая подходящая партия для княгини? — заметил Райнер.
— Разумно. Разумно, — согласился Пуришкевич.
***</p>
Пуришкевич заглянул в оставленные великим князем среди чашек и блюдец золотые часы «Павел Буре».
— Это черт знает что такое! — преувеличенно заметил он. — Пока там наш красавец князь развлекается… С минуты на минуту прибудет эта нечисть, — взметнул он рукой.
Сухотин умоляюще зашикал.
— Тише.
— Давно пора покончить с этим. А то привык сибирский мужик валяться, обложенный великосветскими б… — злорадно произнес Пуришкевич, понизив голос.
— Тише, прошу, Вы не в Таврическом дворце. Вам не терпится прославиться?
— А Вам?
— Я так отвечу: во мне тогда проснётся дворянин, когда толпа казнит Царя на рыночной площади. Думаю, в новом году — прогремит.
— Мы должны хотя бы попытаться, — рассудил Пуришкевич. — Далее всё зависит от Царя.
— Как я устал, — заныл Сухотин. — Целую вечность ждём.
— Времени прошло всего ничего.
— После контузии в два раза быстрее утомляюсь.
— Ещё успеете отоспаться. Вам, счастливчик, завтра не возвращаться на фронт, как мне и доктору.
— Да, меня ждёт штаб.
Между тем Феликс все никак не появлялся, приезд гостя затянулся. Депутат забеспокоился сильнее и временами вскакивал со стула и начинал неугомонно то ходить из угла в угол, то кружить около стола, чем необыкновенно нервировал поручика.
— Да сядьте уже, ради Бога, Владимир Митрофанович. Не мелькайте передо мной, у меня сейчас голова взорвется. Доктор, есть «Аспирин»?
— Сейчас, сейчас.
Лазоверт долго рылся в саквояже, испытывая огромное напряжение под взглядом Райнера, пока с облегчением не извлëк тубу с таблетками.
— Вот, держите.
— Другое дело.
***</p>