Часть 4. Накануне (2/2)

— Ну-ну, не хорохорьтесь.

— Можно подумать, Вы, сэр, другие, — обидчиво заметил Комптон и тут же прикусил язык, пожалев о сказанном.

— Какие другие, говори, Билли, — подстрекнул Райнер. — Рядовой Комптон, Вы что же, утверждаете, будто я или сэр Хор, — он оглянулся на подполковника и серьезно спросил: — уте­шаемся с очаровательными банщиками? Не подумайте, я не упиваюсь своим положением, но Вы мне не оставили выбора. Ра­дуйтесь, что фотографии попали в наши руки.

— Сэр, делайте со мной что хотите, я все честно рассказал, — безразлич­но ответил Комптон.

— Вы ведь женаты? — спросил Райнер.

— А Вы? Нет? Как же так? Чего Вы ждете? — допытывался Комптон. — Окончания войны? Демобилизации? Да этот пожар никогда не потухнет, — отчаянно выпалил он.

— Сейчас речь не обо мне, — спокойно заметил агент. — Как это понравится Мэй? Она знает о Ваших экзотических вкусах? Билли, мы же земля­ки, — протянул Райнер. — Одумайся.

— Было бы лучше, если бы меня выпарили березовыми вениками банщицы, — сострил Комптон. — Почему же Вы их прячете в стол, им место на стенах во всех уборных Петрограда!

— Полегче, неофициальный характер беседы все же не означает, что стоит выходить за границы приличий, — туманно намекнул Райнер.

— Разнервничались? — нашелся спросить Хор.

— Из-за погоды, наверное, — подхватил Райнер.

— Чем я это заслужил, сэр? — только смог сказать Комптон. — Вы просите меня одуматься, сознаться в чём-то, но у вас ничего против меня нет, кроме того, что я поздоровался с русским капитаном и дословно передал вам содержание разговора, — со страдальчески распахнутыми глазами заметил Комптон.

— Зачем же разыгрывать трагедию? Будто я или сэр Сэмюэль Хор виноваты, что Вы оказались неосмотрительны, — он выдержал пау­зу. — Но имейте в виду, если вдруг разыграется фантазия. Здесь в России это немудрено, в наше непростое время.

— Я думаю, рядовой Комптон нас услышал, — примирительно заключил Хор.

— Не принимайте близко к сердцу. Успокойтесь и до завтра, — сказал Райнер, сгребая в кучу фотографии.

— Вас понял, сэр, — натянуто выговорил Комптон.

— Вы свободны.

Комптон выскочил из кабинета, хлоп­нув дверьми. На улице он, сдерживая слезы, протиснулся сквозь группу солдат. Он имел вид затравленного зверя. В спину ударил смех, который он принял на свой счёт.

— Зря обидели парня, он во многом очень прав, — с сожалением заметил Райнер, наблюдая за Билли в окно.

— Мы поступили правильно, — сурово отрезал Хор. — Надо обращаться с Билли построже, присмотрись к нему, глаз не спускай. Изъять бы у него журнал. Ты стал слишком беспечен, Освальд, — отчитал агента Хор.

***</p>

Декабрь 1916

— Девушка, что я послала за продуктами семь часов назад, так и не вернулась, — сказала леди Мод. Ты не забыл, мы пригласили посла к званому обеду.

— Там огромные очереди, — с пониманием заметил Хор. — Сейчас перебой в поставках.

— Отправь за ней своего денщика на автомобиле, — предложила Мод. Услышав это, Джон оживился.

— Ты куда-то собираешься? — спросил Сэмюэль у своей жены.

— Пойду проведаю Бьюкененов, — объявила Мод, запахивая меховой воротник. — Узнаю, в каком расположе­нии духа находится наша Джорджина.

Женщины, закутанные в серые шерстяные платки, выстроились за продовольствием. Немало тех, кто, выстаивая многочасовые очереди, остается с пу­стыми руками.

— Anya! — с облегчением воскликнул он, увидев с конца хвоста, как она выходит из пекарни, вся увешанная продуктами. Она тоже заметила Джона вдалеке и ждала его, обессиленная, с усталой улыбкой. Джон бежал навстречу по гололедице, смешно и широко расставляя ноги.

Анна, служанка дома Хоров на Французской набережной, была бежен­кой из Царства Польского. Она задыхалась, глотая морозный воздух, пыталась что-то объяснить. Джон подхватил её, снимая свертки. Понача­лу он пробегал вдоль вереницы продрогших женщин, сосредоточенно выискивая служанку. Очередь двигалась необыкновенно вяло. Что для четы Хоров повседневные тяготы, для местных жителей стало настоящим вызовом, как Сэмюэль позже вспоминал. Она, вся всклокоченная, с заиндевелыми прядями, усталая, как загнанная лошадь. Замерзшие губы еле шевелятся.

— Я пыталась управиться быстрее, — говорит она на смеси русского с английским.

— На тебе лица нет. Садись в автомобиль, — отвечает он ей.

Их провожали взглядами, полными зависти и изнеможе­ния.

***</p>

— High-born sir<span class="footnote" id="fn_31105630_9"></span>! Жизни двоих ваших союзников находятся под угрозой. Сделайте же что-нибудь! — умоляюще обратился к жандармскому полковнику Сэмюэль Хор.

Бывшая повариха императорской семьи из летнего дворца в Ливадии, немолодая женщина, словно наказывая за какую-то провинность, набросилась с кухонным тесаком на денщика и, угрожая его зарубить, просто взяла в осаду квартиру. Хора лихорадило, он проводил все дни в постели, а теперь, вынужденный эвакуировать домашних, коченел на морозе. Попытки Анны утихомирить ее провалились. Вмешательство британского посла не помогло: по законам военного времени не так-то просто приструнить работницу, как объяснил полковник; они не имеют права ее уволить, пока эта женщина не отыщет себе новое место. В это время прибыл Райнер. Он выслушал Хора и подыскал слова убеждения, смекнув предложить вознаграждение. Полковник широко улыбается и бесстрашно поднимается в квартиру, обещая убедить ее покинуть Хоров. Сквозь грохот и гам слышен сдавленный крик. Через минуту он с победным видом выводит за плечи целого и невредимого денщика. Увидев замеша­тельство Хора, он объясняет, не дожидаясь вопросов, что раз она самовольно бросила свой «пост», она больше не имеет права вернуться, и с благодарностью принимает двадцать рублей. Вскоре после волшебного избавления от проблемы все вернулись в квартиру, Анна временно заняла место поварихи. Райнер решил заглянуть к начальнику.

— Прошу недолго, сэр Хор очень слаб, — строго предупредила леди Мод.

Он обильно потел и лихо качался на грани полубреда: после скандала с поварихой и ожидания на морозе температура поднялась до тридцати девяти градусов. — Трудно отыскать добропорядочную, добросовестную прислугу, — труд­но было и раньше, многие не отличались избытком честности в Англии, а уж в России, да ещё в во время войны… Несмотря на то что тысячи обездоленных беженцев из прибалтийских губерний и Царства Польского скитаются в поиске работы, — объяснил Хор.

— Потрепала она тебе нервы, — усмехнулся агент.

— Изрядно. Я истощен. Кто бы мог подумать, даже Бьюкенен оказался бессилен против этого коршуна.

Райнер после недолгого молчания заметил:

— Рождество на пороге. Наше, по григорианскому календарю. Я бы отлучился на денек в Финляндию. Друзья пригласили.

— Сперва дочитай «Бесов», как обещал, потом поезжай.

Он про­тянул книгу.

Райнер открыл заложенную тесьмой главу и, удивлённо прочитав на­звание, перелистал и пробежал глазами несколько страниц. — Странно, не видел этой главы прежде, должно быть… — начал он задум­чиво и, чуть не выронив книгу, с опустошенным вздохом отложил её.

— В чем дело?

— Не знал этой главы: «У Тихона». Я ее впервые вижу, — мрачно от­ветил Райнер, стараясь тщетно унять непонятный приступ дрожи. — Ставрогин… растлил дочь мещан, у которых нанимал квартиру, а после девочка повесилась. Откуда это у тебя?

— Это редкое издание, ты ее не встречал, что неудивительно, она запрещена цензурой, — спокойно пояснил Хор. — Почему ты мне ничего не сказал? — тут же спросил он.

— Что не сказал?

— Мне обо всем известно, — отрезал Хор. — Довольно этих игр.

— Я не смог, ты же мой начальник, — тихо ответил Райнер.

— Как и посол, не так ли?

— Кто тебе сообщил?

— Это не важно. Как ты с этим живешь, я хотел сказать, как ты это выносишь? — быстро поправился Хор.

— Что бы я тебе сказал? Хочешь подробности? Или о последствиях? Допроси хирурга. Никто не умер, — огрызнулся Райнер. — Я смутно помню детали, извини. Только с помощью морфия выбрался из этого ада. Я сосредоточился на нашей основной цели, приказав себе забыть все, что проис­ходило наедине с послом.

— Да, это ты придумал, конечно.

Ты шел пешком, верно, в беспамятстве, — заметил Хор.

— На набережной Мойки меня встретил великий князь, — глядя в пол, сказал Райнер.

— Я побеседовал с послом и нашел для него веские слова, — заявил Хор.

— Что? — в ужасе переспросил Райнер. — Ответный шантаж? Что ты задумал? Господи! — он прижал ладонь ко лбу и в рухнул в кресло.

— Давай так: не твое­го это ума забота, — рассудил Хор. — Я старался, не подумай. Я начальник, мне виднее.

— Как посол это встретил? Ну говори, — потребовал Райнер.

— Не важно. Нес вздор, что и следовало ожидать, — говорил Хор, с закрытыми глазами, плавясь от жара, — будто это не впервые и полюбовно, у вас такая своеобразная игра. В обмен на должность атташе. Признает, «перестарался». Что у вас даже предусмотрен «пароль» на этот случай.

— Разумеется, &#039;Dark Forces&#039;, — ты наверное, это подумал, — с надломом сказал Райнер.

— Это не важно, — подчеркнул слова Хор. — Мне не важно, как тебе достался пост, вернее, я хотел сказать, мне жаль, что тебе пришлось это вынести. Как ты это терпел.

— Наверное, думаешь, что цена должности военного атташе при посольстве Англии непомерно высокая, что я жалкий карьерист? — сказал Райнер, как и всякий раз, скрывая за гнусной ухмылкой стыд и волнение. — Вот поэтому я ничего тебе не рассказал.

— Я не собираюсь это даже комментировать, — снисходительно ответил Хор.

— Что ты ему сказал?! — срывающимся голосом повторил Райнер.

— Я ему просто объяснил, что он не прав. — Успокойся, — вяло протянул Хор. — Ты же знаешь, что не в чем себя винить.

— Неужели? — гневно спросил Райнер.

— Я втолковал ему, что он… мешает бороться с темными силами. Такой ответ тебя устроит? — осторожно спросил Хор.

Райнер уже смотрел с благодарностью, но ещё не владел тоном.

— Это проблемы Бьюкенена, — добавил Хор. — Посол обещал уничтожить мою жизнь.

— Кто-то ещё знает? — уже спокойнее спросил Райнер.

— Все останется между нами­.

Хор попытался сменить тему:

— Ты был на балете в Мариинском театре? Он никогда не пустует. Половина зри­телей — в униформе… Мы сидели в роскошной посольской ложе. Критики в зале были придирчивы к каждому па. Царя я не видел ни разу. Светская жизнь зачахла, но все же порой сто­ит…

— Сэм, — оборвал его Райнер. — Кто с тобой обо мне говорил? Умоляю, кто ещё знает?

— Это не важно.

— Что ты заладил? Важно. Мне важно, скажи.

Хор вздохнул.

— Рискованно было с Их стороны являться ко мне, но обостренное чувство справедливости не позво­ляет Им молчать. Твой хороший знакомец мне всё рассказал. Ну раз ты не смог.

— Наш друг, — с надеждой заключил Райнер. — Неужели Феликс?

— Нет, — сказал Хор. — Grand Duke<span class="footnote" id="fn_31105630_10"></span>. Это был Grand Duke.

***</p>

16 (29) декабря 1916 года, в «Астории»

— Прости за Веру Каралли. Британцы просили ещё одну, — сказал Дмитрий.

— Она поддерживает твоё недовольство на старца?

— Брось камень в прохожего — попадёшь в антираспутинца.

— Митя, я позволял тебе ровно столько, сколько и себе, — мен­торским тоном заметил Феликс. — Я не святоша, но новость об уча­стии Каралли застала меня врасплох. Столько раз я умолял ска­зать правду, но ты уходил от ответа. Сразу с двумя. Ка­кой любвеобильный кузен у царя. Я никогда не скрывал от тебя свои альковные похождения, — от­читал его Феликс.

От такой тирады великий князь почувствовал себя провинившимся гимназистом.

— С одной, — смущённо возразил Дмитрий. Мы уже расстались с Ве­рой. Я по сравнению с некоторыми по-монашески одинок.

— Марианна — твоя сводная сестра? — продолжал Феликс. — Не уме­щается в голове.

— Неродная, — важно поправил Дмитрий. — Прекращай теребить вопро­сами, Фиканов. Прости, — он скрыл лицо ладонями, — я запутался.

— Спутался, — язвительно поправил Феликс. — Или хотел позлить? Ото­мстить за весенние интрижки с Райнером, которые даже интрижкой сложно назвать? Если не секрет, а что ты пообещал Каралли? Голову старца и роль Саломеи? Её нелегко уговорить, — с усмешкой заметил Феликс, пересел поближе и бесцеремонно устроился на коленях велико­го князя.

Дмитрий рывком притянул его, тесно прижимая всем телом к себе, и со всей серьëзностью прошептал:

— Я никогда никого не уговариваю.

— Боже, Дмитрий Павлович, — с иронией выдохнул Феликс, поëрзав бёдрами. — А что это Вы так напряжены, Ваше Императорское Высочество, м? Срамо­та…

— Известное дело. Так и норовите броситься на меня, как бенгальский тигр, — Дмитрий, одной рукой поддерживая князя, другой скользнул вверх по его обтянутому крепом бедру, нащупывая член.

— Ваше Императорское Высочество, я бы овладел вами… — сбиваясь, говорил Юсупов, — часом ранее, если бы не Освальд. Едва увидел Вас в халате, еле сдержался, чтобы не сорвать его.

— Перенесемся же в ванную комнату, пока Вас снова кто-нибудь не смутил, — непристойным тоном протянул Дмитрий.

— Сперва я жажду услышать клятву верности от Вас, поскольку но­вость о любовницах разбередила меня, — капризно вскинул голову Феликс.

— Хорошо. Клянусь душой… сердцем… — торжественно промолвил великий князь под одобрительно-ехидные ухмылки Феликса, — и, конечно… жопой<span class="footnote" id="fn_31105630_11"></span> быть преданным Вам, князю Феликсу Феликсовичу Юсупо­ву, графу Сумарокову…

— Феликс, Дмитрий, я хотел сказать…

Ворвавшийся в спальню Райнер заставил Феликса от неожи­данности вспорхнуть с колен любовника. Он очутился на полу, между стройных великокняжеских бедер, но быстро подобравшись, невозмутимо уставился на агента, избегающего на них смотреть, разложив руки на коленях Дмитрия.

Возникла смущенная пауза.

— Да, Освальд? — снисходительно протянул Феликс. — Тебя не учили стучаться, прежде чем проникать в спальню? — он улыбнулся, когда ладонь Дмит­рия накрыла его макушку. — Не смотри так, словно стал свидетелем непотребства или присоединяйся, правда, ты не позволяешь даже прикоснуться к себе.

Он почувствовал, как пальцы Дмитрия сжимаются.

— Увидимся вечером, — судорожно договорил Райнер, взглянув на Дмитрия, и быстро вышел.

— …до вечера, — потрясенно ответил великий князь.

Феликс, закинув голову, выжидательно посмотрел на Дмитрия.

— Это было жестоко, — растерянно заметил великий князь.

Феликс, поднявшись, вновь пересел к нему на колени, обвив его руками, приник лбом и, соприкасаясь губами в поцелуе, проговорил: — А я жестокий, Ми­тенька.

— Нет, это неправда, — безучастно возразил Дмитрий, слегка оттал­кивая Феликса. — Ты пускаешься во все тяжкие, ты забываешься, словно на краю пропасти нечего терять.

— Правда, — настаивает Феликс, ухватившись за лацканы халата, губы его неожиданно вздрагивают, и он всхлипывает. — Ведь я твоя La Belle Dame sans Merci<span class="footnote" id="fn_31105630_12"></span>. Неужели это тебя сейчас трогает больше всего. Вдруг мы видимся в последний раз.

— Милый Феликс, ты просто неисправимый Нарцисс, — с холодом шепчет Дмитрий, перехватив его хрупкие плечи.

— О да, Нарцисс, — самозабвенно улыбается Феликс и пускается пространно витийствовать: — Взлелеянный вами, нарцисс водится в насмешливой улыбке покойного брата, в отведённом взгляде матушки, в грозном голосе отца, в фешенебельных номерах под присмотром аргентинцев, в душных кабинетах ресторанов, увенчанный бриллиантовой звездой-диадемой и посеянный под смех толпы распалëнных гусаров, не гнется под розгами и ремнями и восходит в скованной безволием Рос­сии, но неустанно тянется к солнцу…

— Феликс! — встряхнул его великий князь, пытаясь остановить поток велеречия.

— Нарциссы холода не боятся, милый, — меланхолично сказал Юсупов.