Часть 2. Весна (Встреча) (2/2)

— Не дошло, — предположил Феликс.

Райнер решил из дипломатических соображений не развивать тему бы­лой любви. Князь провел его по гарсоньерке, галереям, библиотекам, кабинетам, будуарам, бильярдным, ротонде, показал знаменитые вит­ражи. Райнер был потрясен роскошью убранства Юсуповых. Особенно его покорила Мавританская гостиная и Домашний театр.

— Должен признать, у нас таких по России штук пятьдесят, — кивнул он.

— Сколько-сколько?

— Я ещё хочу подвал переделать.

Они пили чай в кабинете, когда вернулись с экскурсии.

— Так чем ты теперь занимаешься? Как вы называетесь? Ты написал про англо-французскую миссию.

— Чем-то вроде перлюстрации корреспонденции в Главном Штабе и я ещё военный атташе при посольстве. Просился на фронт, но там реши­ли, что с языками мне место в Петрограде.

— А меня как единственного сына освободили от призыва. Добавь ещё здоровье. Я болезненный, ты помнишь. И тогда я записался в Паже­ский корпус на офицерские курсы, мутер скандалила страшно, отгова­ривала. Летом начинаются полевые учения… Ты женат?

— Нет, что ты, было не до этого.

— А я женился, стал отцом. Мутер меня лет с двадцати пыталась же­нить.

Феликс повернул безупречную свадебную фотографию.

— Ирина. Я вас как-нибудь познакомлю. Они в Крыму, там климат луч­ше.

— Буду ждать с нетерпением этого дня.

— Теперь скажи, кто тебя подослал? Только не говори, что соскучил­ся по товарищу-недоучке. Облегчу задачу. Я все знаю, Бьюкенен при­ходил ко мне.

Райнер переменился в лице.

— Бьюкенен?

— Прошел после концерта в уборную. Что с тобой? — спросил князь, видя, как он побледнел.

— Лезет не в свою вотчину.

— Ты что-то скрываешь?

Райнер помотал головой.

— Он не должен был так поступать.

Феликс задумчиво спросил:

— Почему британцы интересуются мной?

Освальд посмотрел на него, как на слабоумного.

— Ты же англофил и должен прекрасно понимать, какую угрозу несёт этот человек. У нас есть веские основания для опасений. Он высту­пает за вывод России из войны, настаивает на прекращении отношении с Лондоном, его можно понять, но что это означает для Британии?

— Немцы перебросят войска с Восточного фронта и задавят вас чис­ленным превосходством, — на одном дыхании выдал Феликс. — Мы обсу­ждали с послом.

— Он имеет неограниченную власть, — заметил Райнер.

— По указке простого сибирского крестьянина смещают и назначают министров. Чувствую, снимут скоро Сазонова, — усмехнулся Юсупов.

— Министр иностранных дел?

— Да, друг твоего Бьюкенена, убежденный антантофил, — со знанием дела сказал Феликс. — Ники к Распутину прислушивается, что бы ни говорили. Он возвысился до советника. Аликс внемлет каждому слову. Ее Величество верит, что чудотворная сила старца будто исцеляет царевича. А с нами больше не считаются. Я не могу открыто обвинять во всем царя, это… непатриотично, но Ники в прошлом году сместил опытного компетентного князя Николая Николаевича и сам встал на его место.

— Можно же что-то сделать. Ослабить влияние, — осторожно намекнул Райнер.

— Что же? Родзянко с 1914 года пытается. Он тоже в оппозиции. Ду­маю, ты осведомлен. Довольно словоблудия, — поднял руку князь. — Оксфорд в прошлом. Я не выношу три вещи: мед, власть над собой и ложь. Лучше скажи мне правду.

Что он хочет услышать? Англичанин волей судеб оказался в военном Петрограде и решил проведать товарища, а потом его же руками при помощи британской секретной службы устранить одного ненавистного деятеля. The Dark Forces went too far, dear Felix.

— Эльстон, понимаю, как глупо все выглядит. Прости, что мы встре­тились при таких обстоятельствах. Это не моя инициатива, поверь. Конечно, заставить тебя никто не может, но ведь ты помышлял об этом, я уверен.

— Намерение не есть план, — многозначительно заметил князь.

— Мы могли бы помочь друг другу, — вкрадчиво сказал Освальд.

— Как я могу помочь, если ты не отвечаешь на простой вопрос. Ты шпион? Но почему?

— Все просто, рассуди сам. Я свободно владею русским, скандальное прошлое в Ориеле, связи с богатейшими аристократами, к тому же мы сверстники.

Князь со звоном отставил чашку.

— Скандальное прошлое. Ну и что? Я тоже не ангел.

— Ты русский князь, я сын разорившегося драпировщика, — с расста­новкой сказал Райнер. — Находка для секретных служб. Других, похоже, не вербуют.

— Выходит, шантаж?

Феликс задумался. В одиночку ликвидацию Распутина не осуществить. Зачем ходить по канату без лонжи. При поверхностном взгляде англи­чане — руководители и организаторы, но они спляшут ему макабриче­ский танец. Не люблю власть над собой, но ради такого высокохудо­жественного акта патриотизма можно и потерпеть. Никогда не буду малодушным трусом, что бы там не наговаривали злые языки. Обвинять во всех бедах Николая не смею. Подвернулся под руку старец и он действительно опасен. Допëк проповедями о грехе мужеложства. Те­перь ещё и досужие сплетни о том, как этот леший меня высек рем­нем. Ни одного голоса против. Старец пятнает честь династии. Его ни запугать, ни подкупить. Остаётся только один способ, злодей­ский, дикий, но все же способ.

— Освальд, — холодно спросил он. — Есть ли хоть одна причина, по которой я должен тебя послушать? Прошу, я час пытаюсь тебя разго­ворить.

— Разговорить того, чья профессия держать язык за зубами? — накло­нил голову Освальд.

— Как иначе, если ты хочешь моей помощи. На что они рассчитывают? Взыграют былые чувства? Возродится страсть? Ты лишь живое напоми­нание о студенческой молодости, прости.

Князь встал и, заложив руки за спину, принялся расхаживать, чеканя шаг.

— Не хочу на тебя оказывать давление, Феликс, но состояние дел, увы, печально.

— Ха! Вы и не можете. Идея принадлежит мне, — он прижал кулак к груди. — Вы только перебираете струны моего тщеславия! Подведем итоги, — важно, но с нотками волнения, сказал Феликс. — Моего одаренного лингвистическим талантом однокашника по Оксфорду и… педераста вербует SIS…

Освальд слушал, задумчиво глядя в сторону, свесив руки с подлокот­ников.

— …и поручает возобновить общение с русским князем, по докладам, ревностным патриотом, почти в опале, и таким же содомитом и муже­ложцем! — распаляясь с каждым словом, продолжал он. — Только в его assassin способностях британцы сомневаются. И тут они абсолютно правы. Сифилитичка<span class="footnote" id="fn_29725537_11"></span> не смогла — надо бы за ним присмотреть. И вашим услужит, и наши не испачкаются в крови.

Освальд слушал филиппику со спокойствием, сам думал: Боже, что я скажу Сэму.

— Ну зачем ты так, Феликс.

— «Вы». «Ваше Сиятельство». И будьте добры, Освальд, поднимайте голову, когда говорите со мной, — с деланной надменностью поправил Юсупов.

Его глаза плавились от негодования, утонченные черты решительного лица уносили в рай.

Феликсу не нравилось, что его замысел перехватили и присвоили, ещё и навязывают волю. Он уже зависит от них. Мало смельчаков, никто не захочет отвечать за возможный провал. Одному не справиться, а с Распутиным что-то делать надо. Дружба с SIS ещё пригодится, неиз­вестно как сложится жизнь после.

— Мой Эльстон с первых дней нашего знакомства не был заносчив, — мягко заметил секретный агент.

— Угу. Что ещё в досье написано?

Райнер задумался.

— Необычайно пригож, решителен, влиятелен, незауряден, щедр…

— Моя щедрость иссякла, — прервал Феликс. — Слишком много пиявок развелось под видом просителей, пользующихся добротой.

— Я Вас понял, Ваше Сиятельство. Не удался разговор. Прошу про­стить, это исключительно моя вина.

Князь попался на крюк и бесится. Нужно дать ему время.

— Список резидентов на стол! — приказным голосом крикнул Феликс.

— Одного Вы знаете — Элли, — вынужденно произнёс Райнер. — Фамилии остальных Вам ни о чем не ска­жут.

— Стивен? Наш старинный друг. Он гостил у нас на Новый год. Кто начальник? Отвечайте.

— Сэр Сэмюэль Джон Хор. Тоже выпускник Оксфорда и бывший член Бул­лингдона, подумать только. Кстати, как Ваш Феликс-младший? Живёт у Вас по-прежнему, Ваше Сиятельство?

— Что? — опешил князь.

— Ну мишка Ваш косолапый.

— Ах, да. Нет, нет, передали в зоосад. Я стал слишком занят. Да и он уже далеко не мишка, разросся до настоящего медведя, а ты с ним так и не сдружился.

Феликс отвернулся и тайком утëр слезу.

— Теперь у меня есть бульдог Панч, гостит в Крыму у мутер. Имей в виду, ты сидишь в его любимом кресле.

Райнер невольно заëрзал.

— Поверь, он не простит.

— Князь, с Вашего позволения, я вынужден идти, — Райнер встал с отчаянием в душе.

— Отпусти шофёра.

Освальд замер.

— Ваше Сиятельство?

— Хватит. Феликс. Твой Феликс, ясно? — всхлипнул князь. — Остань­ся, прошу. Расскажешь мне всё-всё, как ты жил эти годы.

***</p>

Апрель, 1916

Они втроём скакали верхом по парку. Снег почти сошел, всюду откры­лись зелёные проталины и бежали ручьи. Феликс ловил восхищен­ные взгляды великого князя, виной тому был гранатовый норфолк в ёлочку; он тайком посматривал, как бёдра Феликса двигались в такт аллюру. Великий князь обогнал всадников, Феликс, загнанно дыша, перешёл на рысь, потом пустил коня шагом; они с Освальдом ехали бок о бок и переговаривались. Дмитрий спешился первым и нарочно отстал. Он завел, расседлал и разнуздал гнедую, а когда вышел, увидел, как Феликс следом за Освальдом скрылся во флигеле.

Князь, стянув перчатки, подсел к Райнеру на скамью и прижался к спине, приник к гладкой щеке.

Он недоуменно отпрянул.

— Феликс, ты спятил?

— Что тут такого?

— Вспомнил юность? Среди бела дня. Что, если нас видит Дмитрий.

— Пускай видит, — прошептал Феликс, оставляя поцелуй на шее.

— Да что на тебя нашло, — отодвинулся Райнер.

— Помнишь Оксфорд? Ты сам расшевелил мои воспоминания, — мечта­тельно протянул Феликс.

— Помню-помню. Особенно втроëм с Альфредом. Мне кажется, Гамильтон нам до сих пор простить не может.

— О да. В тот день приезжала Олли. Она советовала держаться по­дальше. Считала, что я тебя испорчу.

— Я обязан ей по гроб жизни за образование, — заметил Райнер.

В проёме двери метнулась серая фигура, но Феликса это не смутило. «Что ж, любуйся», — с улыбкой подумал князь.

Он обнял Райнера за голову, притянул к губам и затяжно поцеловал.

— Феликс! — оттолкнул его Освальд. — Ты же сказал, что вы теперь вместе. К тому же ты женат.

— Когда меня это останавливало, — с озорной улыбкой пожал плечами князь. — Почему мы не можем проводить вместе каждую ночь, как прежде?

— Оксфорд в прошлом, — передразнил Освальд.

— Может, я люблю тебя.

Райнер рассмеялся.

— Ты меня четыре года не вспоминал.

— А ты только обо мне и думал, признайся, — прошептал Феликс, стиснув его плечи. — Я же незабываемый.

Он прижал оксфордского друга плотно к себе, неторопливо проскольз­нул пальцами под рубашку и провел рукой вниз до паха. Райнер судо­рожно втянул воздух. Сознание Феликса распаляла мысль, что Дмитрий смотрит в эту самую секунду, когда он напрягается под его ладоня­ми.

***</p>

Великий князь выжидал, стоя с саблей наголо и припав спиной к сте­не у входа, и когда Освальд показался, преградил агенту путь. Фе­ликс уходил в противоположную сторону и не мог их видеть. Острие со скрежетом ползло вверх по твидовой ткани норфолка, подбираясь к кадыку. Великий князь смотрел с вызовом на Райнера. Губы подерги­вались от злости.

— Не хотите меня в свои планы посвятить для приличия, а то чув­ствую себя пятым колесом в телеге.

Райнер покосился на клинок.

— Господь с тобой, никакой тайны нет. Как член царской семьи, ты должен понимать, почему мы не хотим тебя впутывать.

— Уже какие-то «мы». Спелись за одну ночь, — процедил Дмитрий.

Англичанин убедился, что он не собирается ни колоть, ни резать, а только для острастки, и осторожно взялся кожаной рукой за клинок и хотел было отвести.

— Уберите, это невежливо.

Князь сделал рывок, подцепив рубашку, и оставил в ткани прореху, чем привел Райнера в крайнее раздражение, и вложил саблю в ножны.

— Ой, кажется, у тебя кровь, — легкомысленно бросил Дмитрий.

По кипенному воротнику уже расползалось красное пятно.

— This shirt is Hermès, for Christ&#039;s sake! — воскликнул от возму­щения Райнер.

— Я смотрю, сыновья английских драпировщиков в чем попало верхом не ездят, — с ядом проворковал Дмитрий. — Неприятно? А мне было приятно?

— Зачем же ты смотрел?

— Смеëшься? Я могу и убить.

— Не бросай слов на ветер, ты же боевой офицер.

— Ещё раз увижу, так и сделаю, — кивнул князь. — Не сомневайся.

Освальд отступил и с притворной капитуляцией поднял ладони.

— Я понял, что с тобой шутки плохи. Но неужели убил бы меня вопре­ки желанию Феликса? Он волен решать, с кем быть.

Великий князь обернулся с презрительной ухмылкой.

— Запомни: что дозволено Феликсу, не дозволено простому смертному.

— Ты себя или меня имел в виду?

— Не волнуйся, у тебя будет возможность занять мое место: мне ско­ро возвращаться в ставку. Не знаю, что между вами происходило в Оксфорде, но достаточно знаком с Феликсом, чтобы утверждать: он хочет вызвать ревность.

— Зачем же? — искренне удивился Райнер.

— Такова порода. Остаëтся только отвечать тем же с любовницей, а то и с несколькими сразу.

— А знаешь, вспомнилось: иду я по дворцу и благодаря слуге нахожу Феликса в чайной — он чай потягивает, но только на первый взгляд, а из-под стола выглядывают набойки гвардейских сапог.

Дмитрий покрылся румянцем.

— Может, ещё и имя написано?

— Конечно. Великий князь Дмитрий Павлович Романов-Ильинский, фли­гель-адъютант и…

— Послушай ты, штабная крыса! — лицо Дмитрия перекосило от бешен­ства.

— Но что больше всего поразило, — обойдя его и встав поодаль, про­должал Освальд, — вприкуску с мëдом. С мёдом, который Феликс тер­петь не может!

Произнеся это, Освальд надвинул берет и зашагал прочь.