Часть 3. Старший брат протягивает руку помощи (1/2)
Одной рукой Лань Сичэнь обхватывает запястья Вэй Усяня, прижимая его кулаки к спине. Предплечьем другой держит за шею. Притираясь пахом к упругой заднице, Лань Сичэнь крепко придавливает Вэй Усяня к стене. Лизнув его ухо, шепчет:
— Господин Вэй, вы ведь будете меня слушаться? — Вэй Усянь дергается, пытаясь высвободиться; Лань Сичэнь предостерегающе давит ему на горло. — Вы ведь не выставите моего брата лжецом, правда? По его словам, когда вам не хватает его члена, вы ведете себя как исключительно послушный мальчик.
У Вэй Усяня перехватывает дыхание, и Лань Сичэнь улыбается.
— Вы ведь за этим пришли, верно, господин Вэй? Вам нужно, чтобы вас поимели.
— Цзэу-цзюнь, — слабо выговаривает Вэй Усянь. Щеки его заливает румянец. — Какие пошлые вещи вы говорите! Какой скандал!
Лань Сичэнь снова чуть стискивает его горло.
— Попробуете рассказать — никто вам не поверит, — со смешком отзывается он.
Развернуть Вэй Усяня почти не составляет труда. Лань Сичэнь толкает его спиной в стену, перехватывает горло раскрытой ладонью. Вэй Усянь дышит быстро и поверхностно, зрачки у него расширены, но он все равно пытается ухмыльнуться.
— Кто бы мог подумать, что два Нефрита Гусу Лань замарают себя общением с никчемным мной? Я, конечно, хорошенький, но где же ваша хваленая дисциплина?
Лань Сичэнь склоняет голову набок и смотрит на него, смотрит, как дрожит его улыбка, когда Лань Сичэнь сразу не реагирует так, как, по мнению Вэй Усяня, должен, смотрит, как тот отводит глаза. Неудивительно, что его младший брат настолько им очарован; Вэй Усянь — головоломка; маленькая прелестная игрушка, которая, к тому же, явно не против, чтобы ее разобрали на части и собрали заново. Да что там не против, практически сама напрашивается.
— Так вы за дисциплиной пришли? — с искренним интересом спрашивает Лань Сичэнь.
— По-моему, мы уже выяснили, что ничего путного из этого не выходит.
Лань Сичэнь хохочет. Ванцзи с Вэй Усянем так же весело? Он очень на это надеется, поскольку сам собирается в полной мере насладиться происходящим.
— Нет, господин Вэй, мне кажется, мы испробовали не все.
Выражение лица у Вэй Ина такое, будто ещe немного, и он закатит глаза. Лань Сичэня это веселит еще больше.
— Знаешь, если уж собрался меня трахать, может, отбросим формальности?
— Ладно, Вэй Усянь. — Лань Сичэнь обводит его взглядом с ног до головы, оценивает. О да, он славно повеселится. Не прекращая улыбаться и не отпуская его горло, говорит: — Раздевайся.
***
Ванцзи нервничал, это стало ясно, стоило открыть дверь. Большинство бы ничего не заметило: ни чуть прищуренные глаза, ни то, как он стискивал Бичень до побелевших костяшек, ни то, как задеревенели его плечи. Но Лань Сичэнь к большинству не относился. Он всю жизнь учился уделять внимание мелочам.
— Заходи, садись. Выпей чаю. — Лань Сичэнь опустился за стол, чтобы убрать бумаги, над которыми работал, и поставить на их место чайные чашки.
Ванцзи не в первый раз за последнее время приходил к нему в расстроенных чувствах, но впервые позволил себе появиться в таком виде среди белого дня. Больше месяца он заявлялся к нему каждые несколько дней через два-три часа после отбоя. Он казался совсем юным, болезненно уязвимым и неуверенным. Он почти не говорил, что само по себе не было необычным, однако Лань Сичэнь с трудом мог вспомнить, когда его брат сам искал физического контакта, поэтому когда Ванцзи практически рухнул ему на грудь, уткнувшись носом в шею, Лань Сичэнь оказался застигнут врасплох. Еще больше он удивился, когда обнял его, и Ванцзи крепче прильнул к нему, позволив увести себя к кровати и дать столь необходимое утешение.
Само собой, Лань Сичэнь был только рад помочь. Больше, чем рад.
В детстве Ванцзи частенько забирался к нему в постель и устраивался под теплым боком. После смерти их матери, когда Ванцзи вдруг перестал дозволять кому бы то ни было дотрагиваться до себя, Лань Сичэнь стал единственным исключением. В ту первую ночь, когда Ванцзи простоял в снегу, безнадежно ожидая, что на пороге появится их мать, Лань Сичэнь проснулся на рассвете от того, как измученный и продрогший Ванцзи заполз к нему под одеяло, цепляясь по-детски пухлыми ручонками за его ночное одеяние. Несколько следующих лет они проводили подобным образом почти каждую ночь, переплетаясь руками и ногами, так, что сложно было сказать, где кончается один и начинается второй, неохотно разделяясь только к утру, чтобы не нарваться на осуждение дяди. Начав расти и превратившись из милого пухлого младшего братика в тощего подростка, Ванцзи стал навещать его все реже и реже. В год, когда на обучение к ним приехал Вэй Усянь, ночные визиты прекратились совсем.
Лань Сичэнь знал: ему не должно сожалеть, что Ванцзи перерос свою потребность в нем. Знал, но все равно сожалел.
Ванцзи долго смотрел в свою чашку, и Лань Сичэнь терпеливо ждал. Всему свое время, брат заговорит, когда подберет нужные слова.
— Сюнчжан, я должен попросить об одолжении, — произнес наконец Ванцзи. Кончики ушей у него заалели. Совершенно очаровательно.
— Ты знаешь, я сделаю все, что в моих силах. — Это была правда; так было всю их жизнь.
Ванцзи кивнул и прикусил нижнюю губу. Значит, дело серьезное.
— Ты, разумеется, волен отказаться.
Лань Сичэнь поднял бровь: разве он хоть раз ответил брату «нет»?
— Дело в Вэй Ине.
Ах, вот оно что. Это многое объясняло.
— Это имеет отношение к твоим последним изысканиям? Или ко второму визиту в Илин? — Лань Сичэнь знал, что Ванцзи сбегал. Разумеется, знал. Ванцзи хватило стыда покраснеть.
Лань Сичэнь подавил улыбку. Ванцзи теперь краснел не так уж часто. Лань Сичэня это ужасно расстраивало: это было свидетельством всего, что им пришлось перенести — сожженный дом, войну, политическую неразбериху после, ставшую причиной личной ссоры. Лань Сичэнь стоял рядом с братом, когда тот рубил одинаково монстров и людей, но все равно видел за этой маской маленького испуганного мальчика, жадного до тепла и ласки. Мечтавшего о близости. Лань Сичэнь заботился об этом мальчике всю жизнь, и если сейчас ему доставляло некоторое удовольствие наблюдать за смущенным Лань Ванцзи, что ж, должны же быть в роли старшего брата хоть какие-то преимущества.
— М-м-м, — отозвался Ванцзи, и Лань Сичэнь промолчал, ожидая продолжения. — Я ему… Помогал.
И это тоже не удивило Лань Сичэня. Однако дело требовало осторожности. Цзинь Гуаншань по-прежнему тревожился из-за Вэй Усяня и живущих под его защитой Вэней, и, нравилось это Лань Сичэню или нет, их орден все еще был у Цзиней в долгу за помощь в восстановлении после войны. В долгосрочной перспективе им ничего не грозило — их орден всегда был состоятелен и быстро бы восстановился, — но Лань Сичэнь все же не мог себе позволить, во всех смыслах этого слова, развязать конфликт. Если правда о помощи Вэй Усяню выйдет наружу, всем будет плевать, делал Ванцзи это с одобрения Лань Сичэня или с его молчаливого попустительства. На них навесят клеймо пособников общего опасного врага, и Цзинь Гуаншань, скорее всего, будет просто счастлив сместить баланс сил в свою сторону.
И все же Лань Сичэнь не находил в себе сил забрать у Ванцзи единственного человека, не считая себя, с которым тот, похоже, готов был сойтись. Не после того, что они все пережили. Он мог лишь надеяться, что не совершает ошибку, которая ударит потом по ним обоим.
— Он очень важен для тебя, — произнес Лань Сичэнь.
Ванцзи еще упорнее уставился в чашку.
— Это так.
Лань Сичэнь подцепил его пальцем за подбородок и поднял голову, чтобы посмотреть в глаза.
— Что тебе нужно, Ванцзи? — мягко спросил он.
Посторонним людям ничего не стоило поверить, что их общее прозвище — Два Нефрита ордена Лань, — в случае Ванцзи было правдой, что Ванцзи на самом деле холоден, бесчувственен и суров. И у них были на то причины. Ванцзи всегда был серьезным, задумчивым и не особо разговорчивым, однако при этом невероятно умным и наблюдательным. Спустя несколько дней после смерти матери он со всей серьезностью заявил Лань Сичэню, что нарушает правило, касающееся избыточной скорби, и столь же серьезно добавил, что собирается продолжать скорбеть, потому что если перестанет о ней грустить, то забудет. И попросил о наказании. Ванцзи совсем не был бесчувственным; в его чувствах можно было утонуть как в бездонном океане. В правила ордена они просто не вмещались.
И Лань Сичэнь подстроился, так же как подстраивался под его молчание в их разговорах.
— Его способ заклинательства вызывает накопление темной энергии.
Разумеется, Вэй Усянь не мог избавиться от нее без ядра. Поэтому же Ванцзи перестал изучать нотные записи. В случае Вэй Усяня «Очищение» ничем бы не помогло.
— И ты нашел способ противостоять этому?
Ванцзи кивнул, поджав губы.
— Избыточную энергию необходимо вытолкнуть из организма, не вовлекая нижний даньтянь.
— Для этого необходимо за короткое время передать большой объем духовной энергии, верно?
— Мгм.
— Надеюсь, ты не делаешь ничего себе во вред?
Ванцзи перевел взгляд на свои руки. Уши у него стали малиновыми. Даже щеки порозовели.
— Ох. — До Лань Сичэня вдруг дошло. Он откашлялся. — Двойное совершенствование?
Ванцзи ответил не сразу.
— Мгм.
— Значит, вы двое… спите. Ты и господин Вэй.
Ванцзи вздрогнул и еле заметно кивнул. У Лань Сичэня слегка закружилась голова. Ванцзи занимался сексом с Вэй Усянем. Так. Ладно. Новые вводные. Пожалуй, не столь уж и шокирующие, с учетом всех обстоятельств. Но о чем Ванцзи хотел попросить? Взять жетон, чтобы Вэй Усянь мог пройти в Облачные Глубины? Разрешение продлить ночные охоты, чтобы иметь возможность навестить его в Илине? Или попросить кого-нибудь купить ему масло? Это Ванцзи мог и сам, но, возможно, стеснялся? Или же у него возникли вопросы, ответы на которые не нашлись в библиотеке? Вполне вероятно. Погодите-ка…
— Ты что, тайком сбегал в Илин? — с законным возмущением спросил Лань Сичэнь. Еще больше его возмущало то, что он ничего не заметил.
Ванцзи стиснул челюсти.
— Нет, — прошептал он. — Я дал ему жетон. Я приношу свои извинения.
— Все в порядке, — заверил его Лань Сичэнь. Наверное, было не вполне правильно давать Вэй Усяню входной жетон, не поставив никого в известность, но, строго говоря, правилами это не запрещалось.
— Он приходил регулярно, — неуверенно продолжил — практически промямлил — Ванцзи. Лань Сичэнь никогда не слышал, чтобы тот мямлил.
— Регулярно? То есть… Ванцзи, те ночи, когда ты приходил ко мне?..
— Он не остается, и это… Тяжело. Прости.
— Нет, Ванцзи, извинения необязательны. — Лань Сичэнь коснулся его руки. — Я был тебе рад. Мне просто интересно.
Ванцзи стиснул его пальцы и сглотнул.
— Спасибо.
— Полагаю, нет нужды говорить, что ты поступил правильно, позволив ему самому выбирать, уйти или остаться. Вряд ли это было легко.
— Не было. Но то, чем ему пришлось пожертвовать, чтобы защитить невиновных, тоже было нелегко.
— Скажи мне, Ванцзи, справедливы ли слухи, которые о нем ходят? — Лань Сичэнь не мог представить, что Вэй Усянь на самом деле собирает на Погребальной горе армию и планирует на кого-то напасть, сколько бы там сил у него ни было, но Цзян Ваньинь о своем визите молчал, и Лань Сичэнь хотел дождаться момента, когда Ванцзи решит рассказать об увиденном сам.
— Разумеется нет, — вспыхнул тот. — Не считая Вэнь Цин, они даже не заклинатели. Крестьяне и старики. — Гнев в его голосе вдруг сменила горечь. — С ними маленький ребенок, сюнчжан. Сирота. Вэй Ин голодает, лишь бы его накормить.
Ванцзи не было нужды говорить, как он привязался к ребенку. Все было написано у него на лице. Лань Сичэнь вспомнил все, что узнал о Вэй Усяне в последние полтора месяца: лишенный ядра, отлученный от единственной семьи, что у него была, отдающий собственную долю ребенку, которому приходится жить на кладбище, и все это ради того, чтобы защитить тетушек и дядюшек, попавших под раздачу в войне, которую они не затевали. Как главе ордена ему легче не стало, зато с личными чувствами Лань Сичэнь определился.
— Ты сказал, что пришел просить об одолжении?
— Я… — Ванцзи сделал глубокий вдох и собрался. — Меня посылают на ночную охоту. Вэй Ин скорее всего придет, когда меня не будет.
— Я буду рад передать ему твое сообщение, — предложил Лань Сичэнь. В этом не было ничего сложного.
Ванцзи помотал головой.
— Если темная энергия копится в нем слишком долго, она начинает вредить его телу и рассудку.
В этот момент рой мыслей в голове Лань Сичэня замер. Рука с чашкой чая остановилась на полпути ко рту. Не мог же его брат предложить то, что, похоже, предлагал. Лань Сичэнь закрыл рот и усилием воли поставил чашку на стол.
— Мне бы не хотелось заставлять его ждать, — добавил Ванцзи.
— Чтобы внести ясность: ты просишь меня заняться сексом с Вэй Усянем… с человеком, в которого влюблен… пока сам будешь на ночной охоте?
— Я в него не… — начал Ванцзи.
— Врать запрещено, А-Чжань.
Ванцзи закрыл рот, не закончив. Через мгновение произнес:
— Да.
— И ты просишь меня?
Ванцзи едва заметно нахмурил брови. Можно сказать, почти надулся, и Лань Сичэнь не выдержал. Он никогда не мог отказать Ванцзи, если тот начинал дуться. Ни когда тот мелким щекастым малышом с тоской пялился на леденцы из коричневого сахара на рынке Башни Золотого Карпа, такие же, как те, что тайком вручала им мать, пока была жива, ни после всех лет сурового орденского воспитания.
— Потому что… — Лань Ванцзи, кажется, не мог подобрать слов. — Потому что мы… — Он замолчал и неопределенно помахал рукой между ними, другой рукой по-прежнему крепко стискивая его пальцы. Вот теперь он действительно дулся.
Лань Сичэнь был обречен с самого начала. Не согласиться он просто не мог.
— Ладно, Ванцзи. Ладно, все, что захочешь.
Ванцзи перестал дуться, и уголки его губ чуть заметно поползли вниз, в эту его почти неуловимую улыбку, поймать которую можно было только по искрам в золотистых глазах. Он наконец сделал глоток чая.
— Мне нужно на что-то обратить внимание?
— Я… — Ванцзи поколебался. — Он был у меня первым, а я у него.
— Вы наверняка начали совсем недавно, — заметил Лань Сичэнь, чувствуя, как смягчается выражение его лица. Уши Ванцзи по-прежнему алели. Лань Сичэнь не помнил, когда еще они оставались такими красными так надолго. Было ясно как день, насколько сильно переживал его брат, сколь много это для него значило, как тяжело ему было побороть глубоко вбитые с детства правила приличия и начать говорить. — Вы разбирались во всем вдвоем?
Ванцзи кивнул и сделал еще глоток. В животе Лань Сичэня заворочалось что-то древнее, давно погребенное и почти забытое.
— Ты поможешь мне, если скажешь, чего ждать. Что ему нравится, каков он сам. Как лучше о нем позаботиться.
— Ему нужна твердая рука, — краснея еще гуще, ответил Ванцзи. — Иногда очень твердая.
Член Лань Сичэня заинтересованно дернулся. Не то, чем можно гордиться. Но интерес от этого совсем не утих. Можно было бы притвориться, что все это только ради того, чтобы лучше понять, что делать с Вэй Усянем, но Лань Сичэнь не имел привычки себе лгать.
— Не мог бы ты объяснить подробнее?
— Мне кажется, ему нужно чувствовать, где проходят границы его собственного тела, — очень тихо ответил Ванцзи. — Чтобы его удерживали. Связывали. Обращались… грубо. Заставляли подчиняться.
— Он подчиняется тебе?
Ванцзи задумался, прежде чем ответить. Наконец, кивнул и добавил:
— Ему нужно говорить, когда он ведет себя хорошо.
Вэй Усянь должен был выполнять роль принимающего партнера, иначе бы двойное совершенствование не сработало, но совсем не обязательно просить о том, что описывал Ванцзи. Лань Сичэня не удивил интерес брата к подобным вещам — в конце концов, их воспитание строилось на жесткой дисциплине, и сам он поучаствовал во множестве такого рода игр, — и, пожалуй, не удивил и Вэй Усянь. Учитывая, как упорно тот дразнил Ванцзи и как радовался, когда тот наконец поддавался, ему вполне могло нравиться, когда его ставят на место. Лань Сичэнь невольно задумался, понравилось ли бы Ванцзи участвовать в такой игре с другой стороны.
Воображение подкинуло непрошенную картинку с привязанным к постели Вэй Усянем, со вспотевшим и не сдерживающим себя Ванцзи на нем, берущим его быстро и грубо, нашептывающим на ухо, какой тот хороший. Лань Сичэнь встряхнул головой и приказал предательскому органу в штанах успокоиться.
— А потом… — продолжил Ванцзи… — Он… если закончить слишком резко, он плохо реагирует.
— Хорошо, я понял. Спасибо, что поделился.
— Я тебе доверяю, — просто ответил Ванцзи, словно просил о сущей ерунде. Может, так и было. В конце концов, это всего лишь одолжение, помощь близкому человеку. Да, одолжение с участием его члена, но ведь Лань Сичэнь сам пообещал сделать все, что в его силах, и ему вполне по силам было заняться сексом с человеком, который, если уж на то пошло, был на редкость красив. Еще он был возлюбленным и любовником его брата, но разве говоря об их взаимопонимании, люди не называли их с Ванцзи единым целым? Сторонами одной медали? Разве было хоть что-то, что они не могли разделить?
В конце концов, это был всего лишь способ позаботиться о том, кто ему дорог, дать Ванцзи необходимое, распространив заботу на человека, которого Ванцзи любил. Способ, включавший в себя секс, но и в этом не было ничего для Лань Сичэня непривычного; он давно уяснил, что ему доставляет большое удовольствие заботиться подобным образом о других. Ему нравилось угадывать, в чем нуждался его партнер и как он мог ему это дать, и, признаться, у него уже давно не было возможности заняться чем-то таким.
— Когда ты уезжаешь?
— Завтра. — Ванцзи наконец посмотрел ему в глаза. — Можно я сегодня переночую у тебя?
— Да, конечно, диди. В любое время.
Когда ночью Ванцзи забрался к нему в постель, Лань Сичэнь не колеблясь раскрыл ему объятья. Это ведь был Ванцзи; любить его было столь же естественно, как дышать. Ванцзи прижался к нему, привалился к груди, обхватил за талию. К бедру Лань Сичэня прижался его возбужденный член. Лань Сичэнь притянул его к себе ближе, и Ванцзи резко втянул воздух. В паху Лань Сичэня тоже знакомо тянуло, но его желание не требовало немедленной развязки, просто согревая изнутри. Они прильнули друг к другу, как и всегда.
Вэй Усянь показался только на вторую ночь после отъезда Ванцзи. Лань Сичэнь уже переоделся в ночное и допивал последнюю чашку чая, когда талисман, оставленный ему Ванцзи, засветился, извещая о появлении в цзинши Вэй Усяня. Сердце пропустило удар, и Лань Сичэнь сделал глубокий вдох, заставляя себя успокоиться. Он не был чрезмерно застенчивым, не страдал от недостатка опыта и пошел на это, чтобы помочь Ванцзи. Все будет хорошо.
Меч Лань Сичэнь оставил в ханьши. Ни к чему без нужды провоцировать конфликт.
На вид цзинши была темна и тиха. Лань Сичэнь осторожно открыл дверь. Вэй Усянь, с хмурым видом сидел за столом Ванцзи, лениво играя с кистью для чернил. Чэньцин мирно лежала перед ним на столе. Увидев Лань Сичэня, Вэй Усянь от неожиданности подпрыгнул.
— Вот дерьмо, — вырвалось у него. Кажется, он слегка запаниковал. — Где Лань Чжань?
Лань Сичэнь повел запястьем, зажигая несколько свечей.
— Здравствуйте, господин Вэй. Ванцзи на ночной охоте.
Вэй Усянь напрягся как струна, как тетива, готовая в любой момент сорваться.
— Ясно. Ладно. Тогда я пойду. — Он указал на дверь за спиной Лань Сичэня.
— Вам необязательно уходить. — Лань Сичэнь закрыл дверь.
Вэй Усянь ощетинился как дикий зверь, загнанный в угол. Черные потоки темной энергии заструились из его рукавов, из-под волос, будто те удлинились и стали закручиваться к потолку. Однако за Чэньцин он не потянулся. Лань Сичэнь сомневался, что он причинил бы кому-то вред без непосредственной угрозы. Ордена относились к нему так, словно он был непредсказуем и неуправляем, и занятия с темной энергией могли довести его до подобного состояния, однако Лань Сичэню было очевидно, что пока даже самые безрассудные поступки Вэй Усяня были всего лишь логическим продолжением его принципов.
— Цзэу-цзюнь, я ценю, что вы еще не позвали толпу учеников, чтобы утащить меня отсюда в цепях, однако если вы не против, я предпочел бы уйти, пока вы не передумали.
Лань Сичэнь сменил дежурную вежливую улыбку на нечто более искреннее.
— Ванцзи сказал мне, что вы придете. — Он сделал пару шагов вперед, и Вэй Усянь ссутулился и сжал руки в кулаки.
— Значит, он наконец понял, что со мной бесполезно возиться? — ядовито поинтересовался он.
Лань Сичэнь не ожидал, что разговор повернет в эту сторону, но ему приходилось решать куда более деликатные проблемы с гораздо менее разумными людьми.
— Боюсь, вы не так поняли, господин Вэй.
— Да нет, все нормально, — выплюнул тот, и темная энергия покатила с него волнами, туманом собираясь на полу. Дойдя до Лань Сичэня, она обожгла лодыжки холодом, шелохнула край халата, но в остальном никак его не тронула. — Я знал, что этим все и закончится. Я понимаю. Я безнадежный случай, свернул на темную дорожку, восстал против основ. Когда он наконец придет в себя, было лишь вопросом времени.
Его монолог, казалось, адресовался не Лань Сичэню; скорее, Вэй Усянь за что-то укорял самого себя, вспоминал то, чем они с Ванцзи занимались, не называя это напрямую. Он наверняка предполагал, что Лань Сичэнь не в курсе.
— Вы правда считаете себя настолько никчемным? Или, если уж на то пошло, вы правда считаете настолько никчемным моего брата?
Вэй Усянь вспыхнул.
— Конечно, нет! Я бы жизнь доверил Лань Чжаню, он… — Вэй Усянь замолк и с подозрением посмотрел на Лань Сичэня. Тот поднял бровь и склонил голову вбок. Темная энергия продолжала сочиться из Вэй Усяня, однако теперь Лань Сичэнь начал сомневаться, насколько это было осознанным действием, а насколько непроизвольным ответом на угрозу, как у собаки, когда у той встает дыбом шерсть.
— Он рассказал, что помогает вам.
— Он что… — По бледным щекам Вэй Усяня пополз румянец. Он и в самом деле был хорошеньким, даже несмотря на окружавшую его чужеродную темноту. Густые волосы струились волнами по спине, глаза горели в тусклом свете свечей. Тонкая талия подчеркивала изгиб широких бедер, губы были пухлыми, яркими. Случившаяся с ним беда лишь подчеркнула его природную красоту. — Что именно он вам рассказал?
— Что ваш метод совершенствования вызывает некоторые неприятные побочные эффекты, например, избыток темной энергии. — Лань Сичэнь выразительно оглядел комнату, и на мгновение настороженность на лице Вэй Усяня сменило нечто похожее на смущение.
— И все?
— Ну, я пришел сюда не вслепую. — Лань Сичэнь издал короткий смешок. — Он рассказал, что вы занимаетесь двойным совершенствованием.
Вэй Усянь раскрыл рот и сглотнул. Расползшаяся по комнате темная энергия начала подтягиваться обратно к нему, словно в ответ на его растерянность.
— Если вы это так называете.
— Вы предпочтете, если я скажу, что вы с моим братом трахаетесь?
Вэй Усянь побледнел, раскрыл было рот, чтобы что-то сказать, закрыл, снова открыл, покачал головой.
— Да, пожалуй, прозвучит грубо, но, с другой стороны, учитывая все, чем вы занимались… — Лань Сичэнь замолк и легко пожал плечами, все еще улыбаясь.
— И что? Собираетесь наорать на меня за то, что украл невинность вашего брата? Или повторить, что из-за каждого моего шага страдает и он? В таком случае, давайте сразу пропустим, потому что я и так знаю, ладно? Я знаю.
Лань Сичэнь покачал головой.