Глава 24. Джейме (2/2)

Их пальцы соприкоснулись в тот миг, и Джейме почти задохнулся от счастья. Бриенна ничего не заметила. Ему было так тяжело от этого, муторно и странно, но он не решался подкараулить ее и вызвать на разговор.

И о чем они могли говорить? Весь вид ее являл стоическое спокойствие, как будто простив его (или сказав о том, чтобы его, Джейме, успокоить), Бриенна решила для себя все вопросы – раз и навсегда.

Появились у нее, впрочем, и другие заботы, и куда печальнее этой. Однажды, в разгар поздней весны, когда сады вокруг замка наполнились цветением и деловитым жужжанием пчел, Джейме сидел у раскрытого окна и рассеяно слушал объяснения Райо насчет горных поселенцев. Райо нарисовал карту, весьма корявую и невнятную, и Джейме собирался подозвать Артура, чтобы тот помог им изобразить все более точно и подробно.

Артур в этот час был в соседней комнате, дверь в которую была прикрыта. Там мейстер давал ему урок, но, прислушавшись, Джейме понял, что голосов, как и шагов, и вообще хоть каких звуков, давно не слышно. Он встал и подошел к двери, толкнул ее: и увидел, что мейстер задремал в мягком кресле, придвинутом к столу.

Артура в комнате не было.

- Бастард, - вдруг раздалось под окном, - бастард, сын шлюхи!..

Топот ног, мальчишеские голоса, мягкие звуки, словно пинают набитый соломой мешок. Джейме бросился к окну и увидел, что внизу, во дворе, Артур, не раздумывая, накинулся на самого высокого мальчишку, боднул его в живот головой и повалил на землю. Они покатились, сцепившись, рыча, словно два маленьких озлобленных пса. Снежинка заметался серебряной молнией, пытаясь укусить врага и подвывая от нетерпения. Его пинали, он уворачивался. Мальчики заплясали вокруг в радостном азарте:

- Бей его, бей бастарда!

- Бей ублюдка!

- Его мать путается с одноруким, давай, покажи ему…

И прочее, и прочее – грязные слова из маленьких уродов так и сыпались. Джейме узнал нескольких сквайров, которые при нем и голову боялись поднять. Теперь только он понял, почему Артур так часто отсиживался в своих комнатах или же разгуливал по замку с синяками и ссадинами на своей красивой физиономии. Сам он наотрез отказывался объясняться. Все, что от него можно было услышать, это: «лазал по деревьям», «объезжал жеребца», «помогал плотникам» – и другие, как в этот миг понял Джейме, бессовестные выдумки.

Артур поднялся, вытирая с лица кровь, а мальчишка остался лежать в пыли у его ног, всхлипывая и прикрывая голову руками. Но этим дело не кончилось, разумеется: остальные, сообразив, что в честном поединке им не возобладать, окружили Артура плотным кольцом. Он быстро озирался, поворачиваясь кругом себя: впрочем, не так, чтобы трусливо, но, скорее, с горячечным вызовом, который был Джейме очень знаком.

В этот момент и совершилось целых два события, давших начало цепи иных, и куда страшнее.

Во-первых, Джейме успел заметить, как от тени галерей отделилась быстрая фигурка – и метнулась к толпе драчунов, и в тот же миг на них посыпался град камней.

- Артур! – крикнул чумазый, лохматый мальчик, больше похожий на нищего, чем на воспитанника или даже слугу из Винтерфелла, - Артур, беги! Быстрее!!! Быстрее!!!

И этот несчастный вонзился в толпу нападавших, и принялся колотить их своими маленькими, черными от грязи кулаками.

Во-вторых, сам Джейме бросился к лестницам, чтобы спуститься во двор, и на узкой площадке столкнулся с Бриенной.

Лицо ее было перекошено от тревоги и гнева.

- Проклятье, - сквозь зубы прошипела она. – Ты что здесь забыл?

Но она не дослушала его ответ, и ему пришлось схватить ее за локоть, заставив остановиться:

- Я разберусь. Сам разберусь. Они… боятся меня.

А тебя они называли шлюхой, подумал он. И ты не поможешь Артуру тем, что самолично заявишься его отбивать от этой стаи волчат.

- Бриенна, - он слегка встряхнул ее, когда она начала отцеплять его пальцы от своего рукава. – Ступай к Сольви, не лезь в это, ты слышишь?! Хочешь, чтобы их матери тебя совсем возненавидели?

Только произнеся эти слова, он понял, что, скорее всего, мальчишки Винтерфелла повторяют перед Артуром то, что слышали в перешептываниях взрослых – всех этих дам, приближенных ко двору Старк, их мужей и служанок.

- А ты? – пробормотала она, все еще пытаясь от него отцепиться.

- Мне все равно. Я у них на плохом счету, - он отпустил ее руку, и Бриенна, сделав шаг назад, замерла, прижавшись к затянутой гобеленом стене. – Иди же. Сольви плачет.

Они в самом деле слышали плач малышки, разносившийся из комнат Бриенны. Бриенна закрыла лицо руками и так стояла мгновение, словно приросла к месту, не зная, как прятаться от позора, который, и это Джейме отлично понимал теперь – он же на нее и навлек.

Он торопливо отвернулся и побежал во двор. Когда он явился, драка была в самом разгаре. Кто-то спустил с цепи собак, и они остервенело прыгали, лаяли вокруг катавшихся по двору шалопаев. Несколько стражников, подойдя поближе, смеялись и предлагали друг другу пари. Другие, среди них выскочивший следом за Джейме дотракиец – пытались ухватить мальчишек, чтобы растащить их в разные стороны.

Появление Джейме драчунов напугало. Он не знал, почему у него была здесь такая репутация – но, очевидно, маленькие негодяи хорошо понимали, каков он. Каков же? Детоубийца? - подумал он, стаскивая с окровавленного, задыхавшегося Артура толстого мальчишку, который методично втыкал пухлые кулаки Артуру в живот.

Да, детоубийца, а в такие минуты ничуть и не жаль.

Джейме отшвырнул толстяка, и тот упал, перепачкав булыжники кровью, одна из собак вцепилась в его куртку и принялась, рыча, таскать беднягу из стороны в сторону. Артур поднялся, бешено озираясь, размахивая руками, отыскал в кутерьме своего немытого союзника – и бросился ему на помощь. О Боги, только и успел Джейме подумать. Боги, да откуда у него столько бесстрашия и глупой отваги!

Когда драку окончательно разняли, он повел Артура наверх, в комнаты матери. Бриенна явилась им навстречу, лицо ее пошло алыми пятнами, глаза сверкали от ярости. В том же пугающем молчании она повалилась перед плачущим сыном на колени и, ни слова не говоря, начала поворачивать его голову из стороны в сторону, разглядывать его раны. Потом начала расстегивать на нем, изрядно разорванный уже, весь в пыли и крови, камзол.

- Все хорошо, - неуверенно проговорил Джейме. – Все хорошо. Бриенна. Успокойся. Ты пугаешь его. Бриенна!..

Она застыла, отшатнулась, закрыла лицо руками, как там, на лестнице, высоко подняв локти.

- Мама, - проныл Артур, вытирая с подбородка густую кровь, смешанную с его собственными соплями, - мама, пожалуйста! Со мной все в порядке. Да ты бы ИХ видела! Жирному борову Виллису я так наподдал, что…

Открылись двери – и влетела разгневанная донельзя Санса Старк. Следом за нею гурьбой вбежали служанки и фрейлины, явился проснувшийся наконец мейстер, пришли стражники, прибежал откуда-то встрепанный и мокрый Снежинка: и в комнате стало шумно, яростно, хлопотно, тесно.

После этой драки – не первой, подозревал Джейме, но единственной совершившейся вот так, у всех на глазах – Артур совершенно потерял всякие надежды сдружиться с мальчиками Винтерфелла. Теперь он целыми днями сидел в своих комнатах, один, его не пускали учиться вместе с другими детьми, и Джейме видел, как ему было от этого тоскливо.

Часто он убегал куда-то, пропадал целыми днями, Боги ведают, где, возвращаясь потрепанным, со свежими синяками на лице или руках. Костяшки его постоянно бывали разбиты, покрыты темными корочками запекшейся крови. Это Джейме совсем не нравилось, а Бриенну приводило в неистовство, но Артур пропускал все ее крики мимо ушей. Вскоре, однако, причины его отлучек стали ясны.

Как-то раз за обедом, когда они сидели – вчетвером, не считая подававшей еды служанки – отшельники, отступники Винтерфелла, тоскливо подумалось Джейме – он заметил, что Артур то и дело сбрасывает еду куда-то вниз, под скатерть. Он наклонился, словно бы чтобы поправить нечто, и увидел, что Снежинка мирно дремлет под столом, положив голову на большие, темно-серебряные лапы.

Артур же продолжал забрасывать куски пирогов и куриные ножки в раскрытый у его ног мешок.

- Где он? – спросил Джейме, выпрямившись.

- Кто? – Артур изобразил полнейшее неведение, и очень умело, если уж на то пошло. Весь вид его выражал почтительную, вежливую невинность.

Джейме на это не купился:

- Я не знаю, как его зовут. Тот мальчишка. Тот, весь грязный, как вороненок, маленький и худой, что заступился за тебя.

Бриенна переводила взгляд с Джейме на сына и хмурилась.

- Что за мальчик? – спросила она, осторожно передавая Сольви служанке. – Артур? Ты ничего не хочешь мне сказать?

Артур кусал губы, вперив взор в тарелку.

- Он где-то неподалеку, верно? – гнул свое Джейме. – Ты ведь ему еду собираешь…

Бриенна оглянулась на двери, ведущие в комнаты Артура. Там произошло какое-то шевеление, что-то зашуршало, затопали быстрые босые ножки.

- Иди сюда, - она слегка повысила голос. – Эй. Иди сюда, не бойся. Сядь с нами за стол, сядь и поешь как следует.

Вышел мальчик, очень худой, с копной никогда не чесаных черных волос. Одет он был в рваные на коленях штанишки и в одну из рубашек Артура, Джейме узнал ее по вышитому на груди лисенку. Рубашка эта была уже порядком измазана в глине, травяном соке, и рукав у нее болтался, почти оторванный.

- Да как ты сюда только пробрался, - ахнула служанка, но Джейме поднял руку: спокойно.

- Это мой друг, - храбро выпалил Артур. – Тиль. Тиль из Кривого Оврага.

Кривым Оврагом звалась скалистая, унылая местность к востоку от замка, где расположилось одно из больших поселений беженцев. По виду мальчишки можно было и догадаться, подумал Джейме с неприязнью. Он выглядел дикарем, не просто одним из чумазых деревенских ребятишек – а настоящим пугалом, и при том был, если нужно, очень ловок, тих и пронырлив.

Увещевания матери и тем более Джейме, на Артура не подействовали ничуть, и Джейме бы в самом деле удивился, если бы подействовали. Теперь, при каждой возможности, Артур удирал из замка. Где они бродили вместе с этим несчастным Тилем – Джейме не знал. Лазали по окрестным скалам, искали дикий мед, ловили рыбу руками, строили плоты, ставили запруды: и было еще множество всяких важных дел, конечно.

Артур возвращался из своих походов счастливым, довольным, и это служило Джейме хоть каким-то утешением. И, в конце концов, в те редкие дни, когда Тиль являлся в Винтерфелл, он был спокойным и вежливым. Артур начал обучать его чтению и письму, и очень гордился своими успехами. Может, Артур правда обладал талантом учить людей. Или же мальчишка из горных кланов был цепкого ума – ему все давалось довольно легко.

Так длилось в первые дни лета, и продлилось до дня солнцестояния – который в Винтерфелле праздновали с большим размахом, переняв обычай у Вольного народа, возможно.

А наутро следующего дня Артур исчез.

Джейме не смог найти и Бриенну.

Когда он ввалился, не обращая внимания на чирикающие протесты служанок, в ее комнаты, он увидел, что Сольви лежит на животике, на шалях посреди постели, наряженная в какие-то чепчики и платьица, учится держать голову, кряхтит и сопит, смешно взмахивая ручонками: а вокруг нее скачут девицы, каждая старается развлечь ее и добиться этой сладкой, до странности чарующей улыбки. Человек начинал жаждать ее улыбки, стоило лишь раз увидеть, такова она, моя Сольви, подумал Джейме без всякого удивления.

Расспросами он ничего внятного не добился, лишь понял, что Бриенна, также встревоженная тем, что сын не вернулся в замок после ночных гуляний, которые шумели во всех городках и хуторах вокруг – пристегнула к поясу меч и ушла одна. Кто-то видел ее у главной конюшни.

Джейме не дослушал объяснения, побежал вниз. На крыльце ему попался Райо, и он схватил дотракийца за локоть:

- Эй. Эй. Хорошо, что ты… Хочешь помочь? Ведь давно собирался с горцами свидеться?

- Нет, я… Нет, я собирался, конечно, - от дыхания Райо еще пахло вином и медом. Он пьяно и умильно улыбнулся. – Меня там… одна там… звала попить целительных травяных чаев… А что за спешка?

- Собирай отряды. Сам поедешь вперед, со мною. Ждать не станем, пусть выступают, как будут готовы. Сколько пути до Кривого Оврага?

Райо, при упоминании Оврага, все понял, даже вроде бы протрезвел окончательно - и торопливо закивал.

Овраг был совсем недалеко – пеший одолел бы путь за три часа, а всадники проехали куда быстрее. Позже Джейме думал, что заставило его взять с собою дотрака – ладно, это хоть как-то объяснялось – но отчего он велел ему собрать отряды? У него появилось предчувствие беды, но совсем не такое, как прежде, с сестрой – нет, тут была некая зудящая уверенность в том, что дела идут неправильно, неверно, не так, как следует, и… о, проклятье, он знал это. Просто знал.

И еще позже ему говорили, что вся вина за подобное провиденье заключалась не в чем ином, как в его волшебной ладони. Нет, думал он каждый раз, как люди повторяли это, благоговейно или с отвращением – нет, нет. Нет. Это чувствовало мое сердце.

Как если бы его обнажили перед страшными вестями, подставили злющим ураганам судьбы, как у его бедного мертвого сына – мальчика, что похоронен был в Кастерли Рок, даже не раскрывши глаз. Его сердце будто вывернули наружу, и оно плакало, и оно звало его в тот день, в яркий полдень Солнцестояния.

Некогда Кривой Овраг был городком зажиточным и уютным, в нем была даже построена маленькая септа, но после Долгой Ночи омертвел и обезлюдел. Постепенно заброшенные дома зарастали травой и молодыми березками, березы и клены кое-где поселились на гниющих соломенных крышах. Заборы упали и утонули в земле. Поля, огороды – все сгинуло под разраставшимися сорными травами. Пастухи пригоняли сюда скот, но места были неверные – скалистые, овражистые, да еще прикрытые высоченной травой – и постепенно место обрело дурную славу. Овцы гибнут, и даже мальчик-пастушок свернул шею, пытаясь вызволить ягненка из расщелины.

Пришельцы облюбовали гиблые места не просто так. Отсюда их не выгоняли: некому было. Здесь они жили, как у себя в горах: среди камня и высоких холмов. И, наконец, здесь стояли пустые дома, заходи и живи, и делай, что хочется.

Так постепенно городок вновь ожил, но на сей раз без всякой милой, скромной деревенской благодати. Торговцы брагой живо нашли сюда путь, как и скупщики краденого. И устроители петушиных боев. И даже содержатели борделей. Этим, впрочем, после всех остальных, поживиться было нечем. Кроме всего прочего, горные кланы не признавали любви за деньги: вот ежели бы силой, считали они – это да. Остальное баловство и глупости.

По ночам здесь дрались и буянили, резали друг друга, орали, вешали кошек и собак, сворачивали головы чужим бойцовым петухам. Канавки вдоль единственной улицы, служившей и сквозной дорогой к югу, наполнялись кровью, плевками, блевотой и всевозможными иными нечистотами.

Проезжая вдоль каменных домов с выбитыми окнами, Джейме и Райо прижали руки к носам. Они смотрели по сторонам, но кругом было пусто – и странно тихо. Иногда мелькала в окне перекошенная от страха женская физиономия или где-то начинал хныкать ребенок. Мужчин видно не было.

У колодца сидел на корточках старик, совершенно голый, избитый до черных синяков, сидел, и, раскачиваясь от нетерпения, колотил камнем по распластанной в пыли полумертвой лягушке. Он закончил и сунул то, что от нее осталось, в беззубый рот. Джейме отвернулся, но Райо оказался покрепче духом:

- Эй, ты. Где все? Где мужчины?

Старик прожевал и сказал, безмятежно и по-детски наивно:

- Все празднуют. Ведь праздник, высокие господа. Велите кланяться Сестре Волков, что впустила нас сюда. Здесь у нас вдоволь еды, вина и… всего. Даже баб.

- Поэтому ты ешь лягушку? – не выдержал Райо. В голосе его гнев мешался с брезгливой насмешкой.

- Лягу… Что? Нет. Не-ет, - старик закачал лысой, в коричневых пятнышках, головой. – Это пирожок. Сладкий. С начинкою из патоки… Будете?

Джейме и Райо переглянулись – и поняли, что повстречали абсолютного безумца.

- Так где они? Где празднуют? В домах никого…

- Они прячутся.

- Кто?

- Женщины. Там, в домах. Старухи и матери. И прячут детей.

- Почему?

- Потому что скоро… будет весело, - старик засмеялся, облизывая пальцы, перепачканные в темной крови и грязи. – Ой, как весело станет. Будут вешать тех мальчишек, а кто потешнее и дольше всего дергается – тому и приз! Обрежут веревку! Мне было обещано… мне разрешат… сделать ставку… не найдется ли монетки, раз уж вы здесь, мои милые господа? Я вижу: вы рыцари и одеты превосходно, такие сияющие доспе…

- Что это за празднование такое, - возмутился Райо. Он ничего не понял из речи старого безумца, подумал Джейме. Его же сердце на мгновение пропустило удар.

Тех мальчишек, подумал он. «Тех» - словно они здесь чужаки. Да, вероятно, так и есть. Один настоящий чужак, второй почти им стал, связавшись с господами из Винтерфелла.

- Видел ли ты Тиля, - сказал он, с огромным усилием заставив себя заговорить. – Тиля, мальчика из вашего племени? Где он?

- Тиля, - обрадовался старик. – Да! Пожалуй, я поставлю монетку на него. Только найти бы…

И он забормотал еще что-то себе под нос, на чужом языке, монотонном и рычащем. И начал шарить вокруг себя, ощупывая землю, беспорядочно выдергивая какие-то чахлые былинки. Райо плюнул в пыль:

- Вот повезло-то, с таким несчастным на нашем пути. Толку от него!..

- Послушай, - Джейме повысил голос. – Я дам тебе монет. Только скажи, где искать его? Этого мальчика?

Старик раздраженно, не поворачивая к нему головы, махнул куда-то в сторону холмов. Джейме погнал лошадь, уже понимая, что творится нечто неописуемо скверное. Райо поспешил за ним, и вскоре они увидели длинный, некогда, наверное, богатый дом – владение местного фермера.

Дом стоял на отшибе, в стороне от дороги, окруженный вытоптанными огородами и сломанными кустами смородины. Крыши у него не было: лишь каменный остов, кое-где прикрытый плесневелой дранкой, как будто его новые обитатели пытались, да не слишком-то стремились укрыться от дождя или снега. Как будто им было все равно.

Джейме спрыгнул на землю и пошел к широким, развалившимся на обе стороны, дверям, похожим на вход в пещеру. На ходу он обнажил меч. Позже пытался вспомнить, что он чувствовал тогда – но ничего не помнил, и, вероятно, ничего не чувствовал. Все запомнилось лишь мельканием отдельных вещей, лиц, словно в этом прОклятом месте ткань бытия расползлась и распалась.

Толпившиеся у входа мужчины – все какие-то одинаковые, грязно-серые, бугристые, кряжистые, словно ожившие камни – при его появлении расступились и начали понимающе ухмыляться. Будто его и ждали. Будто готовили какой-то забавный сюрприз. День был солнечный, яркий, нестерпимо-желтый из-за цветущих вокруг зарослей пастушьей сумки. В траве оглушительно стрекотали кузнечики. Джейме остановился у порога и, пока глаза его за мгновение привыкали к полутьме, глядел, совершенно спокойно, на косые полосы света, что падали на покрытый нечистотами каменный пол. На полу валялись обрывки какой-то дорогой ткани, куски темного шелка.

Потом он поглядел еще – и увидел мальчика, подвешенного в петле на потолочной балке. После он ненавидел себя за это, презирал – но тогда испытал огромное, клокочущее в груди облегчение, увидев, что у повешенного были темные спутанные волосы, никогда не знавшие гребешка. На мальчике была все та же замурзанная одежда – старая рубашка Артура, теперь разодранная, и в прорехах белели его тонкие руки и ноги. Они висели неподвижно, как плети. Лица не было видно. Он медленно поворачивался вокруг своей оси, видимо, тело толкали, веселясь и подначивая друг друга.

- Хорошо, что пришел, - сказал лохматый мужик с такой щетинистой бородой, точно сделанной из щетки для подметания пола. – Сейчас уже самое веселье! Твою шлюху мы уже подоили, молочко ммм… сладкое, а теперь будем благодарить… Только будешь последним. Можешь ее в задницу трахнуть, если дырка станет тебе велика. В Винтерфелле говорят, ты прежде любил с ней этим баловаться!

Джейме уставился на остро блестевший нож, что лежал поперек горла Артура. Мужик держал мальчика за плечо, одной рукой – а вторую, с этим острым и тонким ножом для срезания овечьей кожи, завел глубоко, так, что острие почти пронзило кожу.

Артур смотрел на Джейме, не мигая, круглыми и пустыми глазами. Рот его был приоткрыт, слышно было быстрое дыхание, мелкое, торопливое и со всхлипами на каждом выдохе. Будто внутри у мальчика что-то было скомкано, разбито – и он никак не мог обрести умение дышать. На виске его набух иссиня-алый синяк. Из носа капала медленная темная кровь. Артур вдруг моргнул и перевел взгляд куда-то в угол, и Джейме невольно проследил за ним – и увидел, что Снежинка лежит на боку и дышит почти в унисон с хозяином, точно так же: будто и он разучился дышать. Серебряный хвост был весь в крови, и, жалкий, он превратился из роскошного украшения – в мокрый огрызок. На боку у бедняги зияла рваная рана, и в ней переливалась синевой и чем-то противно-розовым требуха. Его подрали собаки, вдруг подумал Джейме, все в том же зачарованном, совершенном спокойствии. Его травили собаками – или же он сам вступил в бой, видя, что Артур попал в беду…

И опять он, безо всякого чувства, лишь повинуясь какой-то внутренней необходимости, повернул голову. Он увидел груду темной от сырости соломы, разорванное черное платье, сверху его резали, а потом рвали, и там, в прорехе, он видел нежно-розовое бедро, голую щиколотку. Плащ, сапоги, чулки и панталончики с нее стащили и, наверное, сначала они попросту грабили ее. Позже выяснилось, что куда-то пропали ее гребешки, с шеи содрали подаренную Сансой золотую цепь с маленькими сапфировыми звездочками, с пальцев – все перстни, что дарил ей муж.

Грудь у Бриенны вывалилась из разодранного корсета, и эта прекрасная, нежная, как цветок, грудь теперь дрожала, и солнечный луч иногда падал на нее, словно бы пытался ее утешить или успокоить. Ее шея была изогнута, потому что голову держали низко над полом: так низко, что распущенные волосы мели по грязи. На корточках рядом с нею сидел дикарь, глупо улыбаясь и зажимая рукой ее рот. Поймав взгляд Джейме, он усмехнулся еще шире и поднял ладонь от ее разбитых губ. Она застонала, заплакала и пробормотала охрипшим голосом:

- Прошу, прошу, молю, уведите детей, - монотонно и быстро, словно уже повторяла много раз до этого.

- Каких детей, тупая ты шлюха, - добродушно засмеялся тот мужик, что держал Артура. – Одно дитя, и то едва штанишки не обделало со страху. От дурачка Тиля, слава всем богам, мы избавились. Отмучился, проиграл, кто ему виноват. Я вот тоже на него ставки делал, что ж теперь? А твоего? Куда я его дену?! И что он там не видел! Он сам из твоего нутра вылез, дура ты, дура. Он все видел первее всех нас!

По рядам собравшихся горцев побежал смех. Он нарастал, переходя в истерическое, пьяное веселье. Тут только Джейме понял, что в заброшенном доме воняет не только мочой, дерьмом и тухлятиной – но и брагой, да так обильно, словно ею поливали все кругом, и загаженные стены, и солому, и этот липкий от грязи пол.

Джейме сделал короткий шаг вперед – и в грудь ему уперся Верный Клятве.

- Ну-ну-ну, - запел молодой парнишка, чьи прыщи в полумгле даже, казалось, светились. – Ну, что это? Ты куда это? Тебе же сказали – будешь после всех! Жди свой черед! А пока что дай-ка мне меч. Нечего тут им махать, а то, мало ли, Шиен тоже махнет как неудачно – мальчику горлышко и того!

- Ты гляди, какая у него шея, как у цыпленка, - одобрительно зарычал мужик, которого называли Шиен, встряхивая Артура, словно тряпичную куколку, так, что ноги у мальчика оторвались от пола. – Он уже побывал в петле, ему уже мало надо! Чик – и готово. Стой там, не наводи суету, однорукий. Дойдет и до тебя черед, не обидим. Шлюха есть шлюха, она на все готова и уже на все согласна. Правда? А? Эй, потаскушка! Корова из Винтерфелла! Скажи что-нибудь, чего умолкла! Будь с нами любезна, как настоящая дама! Не часто мы таких пробуем! Давай, развлеки нас, не то начну резать твоего теленочка!

Новая волна гогота. Джейме часто вспоминал эти хохочущие лица, удивляясь тому, что за какую-то долю мига он запомнил все, ни одного не пропустил – и, в отличие от битв его прошлого – запомнил их отлично, навсегда.

Он поставил руку из чардрева поперек лезвия Верного Клятве. Повернул запястье – и вновь, гораздо позже, он вспомнит, что в тот миг рука словно бы ожила, или ему просто так казалось в пылу боя – меч скользнул в сторону, а за ним и прыщавый парнишка. Голова его покатилась по полу к ногам Шиена, но тот уже ничего не мог на это сообщить, потому что острый аракх пролетел у Джейме над плечом – и отнял голову с этой бородой-щеткой от тела.

Артур упал на колени, его лицо и волосы, руки – все было залито кровью.

- Беги, - приказал Джейме негромко, - беги отсюда, сейчас же.

Но Артур не побежал. Вытирая глаза, издавая какие-то невнятные, хриплые и страшные звуки, он схватил выпавший из рук Шиена нож и, не глядя, очень ловким и хитрым боковым ударом, вонзил его в колено бросившегося к ним горца. Тот взревел и упал навзничь, принялся кататься, хватаясь за рану и проклиная несчастного сына шлюхи.

Начался переполох, паника: обезглавленное тело привалилось к стене, немой укор остальным: что же вы? А такие храбрецы были! Райо выхватил двуручный меч и расправился еще с несколькими, только и успевая уворачиваться от их ножей и копий. Джейме увидел, что Бриенну пнули в живот, видимо, пытаясь загнать в угол и припрятать от нападавших. Она согнулась вбок – и перекатилась на живот, тут Джейме увидел, что руки ее были связаны за спиной обрывками ее собственного платья. Он наклонился и быстро перерезал путы, и в следующие мгновения Верный Клятве засиял в косых солнечных лучах.

Заброшенный дом наполнился криком и стонами. По его темным, оскверненным комнатам текли маслянистые потоки алого. Подоспели отряды из Винтерфелла, и, не разбирая особо, кто там прав, кто виноват, и в чем дело вообще - погнали разбегавшихся горцев к дороге, на ходу убивая и калеча. Лишь нескольких пригвоздили к земле рогатками и копьями: и так держали, с интересом слушая мольбы и всевозможные клятвы верности.

В какой-то миг Джейме оглянулся – и увидел, что Райо стоит над грудой мертвых тел, заботливо и равнодушно вытирая свой любимый аракх от крови. Она текла и текла, и капала с острия – тяжелая и душно-теплая. Все вокруг пахло только ею. Она словно бы очистила дом от иных запахов и все в себя забрала.

Артур плакал, замерев на коленях над Снежинкой и прижимая лицо к длинной серебряной мордочке. Плакал он молча, что Джейме тоже поразило.

Бриенна медленно покачивалась, стоя посреди побоища, обводя все бессмысленным, как у пьяной, взором. Она ни на чем не могла остановить глаза, даже по сыну они скользнули и тотчас, хотя и заполнились слезами, переметнулись куда-то под потолок. Она провела запястьем по своему рту, лишь размазав кровь еще сильнее. Алая полоса протянулась по ее бледной, как мел, щеке.

Она шагнула к двери, наконец, не замечая Джейме, не замечая больше ничего – так, прихрамывая, босиком, дошла до порога. И обошла Джейме, как некое незначительное препятствие.

Там она остановилась – высокая фигура в золотом солнечном сиянии, темный силуэт, больше ничего не было видно. Потом меч выскользнул из ее пальцев, с грохотом упал на поросшие сорными травами камни. Потом она сама осела, будто ее ноги перестали быть ногами, а стали водой или травой – или чем-то таким, что не сможет удержать человеческое тело. Потом, все так же быстро и незаметно, словно по ней снизу вверх текла судорога, волна забытья – она упала лицом вниз и осталась лежать в глубоком обмороке, с вывернутой наружу ладонью и с этой тонкой лодыжкой, что глядела из-под груды ее замученного платья.

Солнце играло ее светлыми прядями, а вокруг стоял гул насекомых, шмелей и кузнечиков, стрекот каких-то полевых сверчков. Все казалось таким мирным, чистым, странно спокойным: словно она отдала этому перевернувшемуся миру последние капли своего знаменитого благоразумия и своего неизбывного, целомудренного спокойствия.

Летали пестрые бабочки. Шелестели под ветром соцветья пастушьей сумки, кипрея и дикой мальвы. Невдалеке гремели латы, стучали лошадиные копыта, слышались стоны и мольбы: это стражники Винтерфелла добивали беглецов, негромко ругаясь и добродушно посмеиваясь.

Такой Джейме запомнил Бриенну в тот день - неподвижно лежащей на пороге между светом и тенью.

А позже часто приказывал себе не забывать этого зрелища – и не сметь позабыть, ни на миг, ни на единый проклятый миг.