Глава 19. Бриенна (2/2)
- Попробуем, - эхом повторила она. И вдруг почувствовала, что готова разреветься. Почему-то его наглые, дерзкие слова стали ей как-то особенно обидны, и все прежние обиды померкли перед этой острой, бесконечной уязвленностью. – Почему ты такой?! Зачем ты такой!
Он прекратил жевать – как и улыбаться. Начал подниматься:
- Бриенна… прости, я не… Боги, да я же шутил. Бриенна! Ну, прошу тебя! Я пошутил, конечно же, я только… я…
Она захлюпала носом.
- А ты помнишь, как ТЫ меня ругала, когда я умирал, тогда, ты помнишь, когда мне руку отняли? Велела есть, отчитала, как мальчишку… да еще таких мерзостей наговорила.
- Ничего я такого не сказала, - вяло отозвала она. – Я тебя уговаривала поесть, потому что иначе ты бы и правда мог умереть.
- Знаю. Знаю! Но в тот момент я был прямо… вне себя от злости. Как посмела, думал, эта девка, эта…
Он замолчал, продолжая пристально, с подозрением на нее глядеть. Тихо закончил после длинной паузы:
- Я никогда не забуду того, что ты сделала. Я никогда не забуду твоего лица – и тогда, и после… Всегда буду помнить. Всегда. Бриенна. Сьешь хотя бы немного. Нельзя так. На рассвете уже сутки пошли, как ты ничего не ела.
Не чувствуя вкуса еды, она пожевала немного, лишь бы Джейме отстал и перестал ее донимать этими нелепыми шутками, злыми, надменными, как все в нем. От еды ее сморило и потянуло в сон, тем более, что сидела она, склоняясь над малышкой, вновь в своем теплом, толстом коконе из плащей и попон. Сверху Джейме набросил на нее свою куртку. Глаза у Бриенны начали слипаться.
- Как ты мог? Почему ты ушел?
- Никуда я не уходил, - Тормунд расхаживал по комнате, безмятежный, вполне живой, и говорил, как обычно, спокойно и ласково. – Я всегда тут, с тобой. Всегда.
- Оставил нас, - выговаривала она ему, но чувствовала, что все это, все, что случилось, ей только привиделось: оказалось далеким и страшным сном.
Настоящее же было чудесно – в комнате было светло и тепло, и внизу она слышала голоса стариков, их шаркающие быстрые шажки, какие-то милые споры о том и о сем. Тянуло запахом пирогов со сладкой начинкой и ржаных оладушков, которые Мия всегда поливала густыми, тягучими сливками, а Сорен всегда, ей наперекор, поливал растопленным маслом и медом. И вот они вступили там, внизу, в свои прежние неукротимые диспуты, и она слышала, как Артур подначивает – то Мию, то Сорена. Лисенок тявкал в радостном азарте, предвкушая, что ему дадут и того, и другого, и еще чего-нибудь вкусного.
- Как ты мог так с нами поступить, Тормунд?
Он, стоя у окна, повернулся к ней и хохотнул коротко, недоуменно. И осекся.
- Я всегда здесь буду, - мягко сказал он, заметив, что она сморщилась, готовясь заплакать. – Всегда буду в поместье Тысячелистник. – Ну, что ты? Не плачь. Девицу нашу разбудишь.
Бриенна увидела, что Сольви дремлет с нею рядом, укутанная в чистое шелковое одеяльце. Лицо у нее было насуплено и серьезно. Бриенна улыбнулась, смаргивая слезу:
- У нее волосы, как у тебя.
- Да. Очень милая. Красавица! И ты очень красива, красивая по-прежнему, или даже в сто раз красивее! Хоть и ужасно устала. Отдохни. Полежи тут, с нами.
Она, послушно свернувшись калачиком, лежа на постели, вытянула к нему руку. Он подошел, как обычно, мягко ступая, коснулся ее пальцев и легонько сжал.
- Видишь? Я здесь, я живой, и я с тобой. Что уж тебе привиделось, не знаю. Чувствуешь? Я здесь.
Тормунд уселся рядом с ней и с дочерью, погладил Сольви по ее упрямой согнутой спинке, провел рукой по лицу жены:
- Все? Так спокойнее?
- Пожалуй, - сказала она с благодарностью, но и строптиво. – Только больше так не делай, хорошо?
- Что?
- Не умирай. Не оставляй нас. Не оставляй.
Он печально и медленно улыбнулся:
- Хорошо. Обещаю. Не помру. Всегда буду жить. И, по правде сказать, мне это по сердцу. Если рядом с тобой, так мне эта затея очень нравится.
И Бриенна поняла, что он принимает ее мольбы за какую-то неуместную и мало смешную шутку. За окном зашумело, она повернула голову и увидела, что по подоконнику, наотмашь влетая в раскрытое окно, колотятся быстрые дождевые струи. Она видела зелень деревьев и чувствовала запах, острый и чистый, свежий, какой бывает перед грозой. Где-то за рекой загрохотало, лисенок внизу протяжно завыл.
- Видишь? – сказал Тормунд, поправляя свой выложенный серебряными узорами пояс. – Как поливает-то? Идет гроза. Мне пора в путь. Но я скоро вернусь, - прибавил он, когда она трусливо хныкнула. – Я привезу тебе много подарков.
- Нет, нет, нет. Не уходи, не уезжай.
- Я же вернусь, - он наклонил голову к плечу. – Милая, ведь я скоро вернусь. Я всегда сюда возвращаюсь, к моим старым дурням, к нашим славным детям, к этому дому, к этой комнате нашей… к тебе, мое сердце. А теперь спи. Там – там тоже идет дождь.
Где это «там», запаниковала она. Где это? О чем это он? О чем это ты, хотела она сказать, открывала рот, но вместо слов слышала только собственные сдавленные рыдания. И шум дождя, в самом деле, усилился.
- Спи, - велел ей Тормунд, положил теплую, тяжелую, живую свою ладонь на ее лоб и провел сверху вниз.
Как по волшебству, она провалилась в резкий, словно обрыв, сон. Чувство было такое, будто она в яму упала со всего разбега.
А, открыв глаза, поняла, что именно так с нею и случилось.
- Сколько я спала? Ланнистер!
Она вскочила, скинув с головы капюшон, и увидела, что струи дождя колотят изо всех сил по навесу, который Джейме соорудил из куртки над своей головой. В руках у него кряхтела и ворочалась Сольви.
- Что ты делаешь? Отдай ее! Отдай!..
Джейме изогнул шею, чтобы лучше ее видеть:
- Я только что малышку на руки взял. Она вертелась и плакала. А ты спала… Мы не хотели тебя будить. Прости. Прости…
- Отдай, - нависла она над ним.
Джейме заморгал, на ресницах его, густых, толстых и прямых, как у лошади, повисли капли воды.
- Я ничего плохого не же…
- Отдай! – завопила она так, что где-то над ними, в лесу, полилось мокрое эхо. – Как смеешь!
Он встал и осторожно переложил Сольви из своих рук в ее. Тут она заметила, что на малышке была сухая пеленка, и Сольви опять начала засыпать, но из упрямства сказала:
- Чтоб ты провалился. От тебя одни беды, Ланнистер! Еще раз ее тронешь без моего разрешения – прирежу, как старого индюка. Пикнуть не успеешь.
Он молчал, и она чувствовала, как, вместе с набухшей глиной, вокруг них набрякло облако невидимой обиды.
- Прочь, - велела она, но Джейме не отступил. Он стянул куртку со своей головы и набросил Бриенне на плечи.
- Прости, - повторил он негромко. – Я понимаю, что это было глупо. Мне казалось, ты очень измучена… всем этим. Вот так. Так я решил.
- А ты за меня не решай, - огрызнулась Бриенна. – Держись от меня подальше, не трогай дитя, и свой поганый рот держи на замке: и все у тебя будет хорошо.
Он криво улыбнулся:
- Ты предерзкая стала, сир Бриенна. А знаешь, это даже неплохо. В такое время, в таких обстоятельствах… надобно иметь львиный нрав, чтобы выбраться.
- Меня твои львиные повадки не прельщают, и сама не желаю становиться такой. Вы покрыли свое имя позором, вы, вы с нею, с сестрой, оба. Оба хороши. И теперь меня тошнит даже от картинок со львом, которые Артур в книге разглядывал…
Она замолчала, бессильно прислонившись спиной к стене ямы. Под ногами у нее хлюпало, и это было нехорошо. Небо висело низко, свинцовое, пасмурное, и дождь не прекращался – а становился все холоднее и все сильнее. Она видела, что при ее словах ото рта летят облачка пара. Закутала девочку в меховую полу своей робы. Сольви одобрительно хрюкнула и ткнулась лицом в ее грудь.
Мысль об Артуре тоже была как удар – каждый раз, новый удар под дых. Она зажмурилась и велела этим тревожным мыслям прекратиться.
Сноу уже вернулся, мальчика отыскал.
Или же? Или Артур остался совсем один, посреди бескрайних лесов, откуда Вольный народ угнал стада на север, и не осталось ни единой души вокруг, ни единой, кто бы…
- Бриенна. Перестань. Я могу прочесть все эти мысли на твоем лице, - угрюмо сказал Джейме. – И не то, чтобы рад такое читать. Будет еще множество книг, со львами и без, для него, для тебя, для Сольви. Для всех вас. Надо верить в это. Надо… жить.
Она молчала долго, потерявшись в тревожных образах, которые прыгали, отскакивали, словно капли воды от камней. Ни одну мысль она не могла ухватить и додумать до конца. Наконец, уцепилась за что-то:
- Дождь, кажется, не кончается.
- Нет.
Она тряхнула головой, и Джейме, шагнув вперед, натянул капюшон над ее лбом. Сам он уже изрядно вымок – и весь дрожал. Она видела, что его губы стали синеть.
- Надо выкопать отвод для воды, - сказал он, наконец, показав ей на то место, где стена ловушки сходилась с ее дном. – Продавлю небольшую канавку вдоль стены, вон там. Моя рука будет подспорьем. Или меч.
- Ты уронишь стену, - сказала Бриенна. - Не вздумай.
- Я же сказал – «небольшую». И половины ладони в глубину хватит. Надо лишь, чтобы явился некий наклон… Упрямая баба. Ты, вообще, меня слушаешь?! Я знаю, как это делается, видел и сам копал – в шахтах, когда туда устремлялись подземные протоки. Иначе утонем или останемся тут по колено в ледяной воде. Второе даже мучительнее.
- Это ты упрямый! И недалекого ума! В шахтах своды каменные, из какой-то породы, а тут из мягкой глины… Решил заживо нас похоронить? И, к тому же? Ведь пока что вода уходит.
- Это пока. Станет подмерзать – и пойдет назад. И начнет подниматься.
Некоторое время они спорили, но как-то устало, скорее, огрызались и упрекали друг друга. Разговор был бессмысленный, вялый, то и дело прерывался молчанием, разваливался, как размокший кусок хлеба. Оба тревожно слушали песню дождя, и, наконец, Джейме сказал:
- Хорошо. Подождем, как станет стихать, и тогда я придумаю, что еще можно сделать.
- Вот обнадежил! Разума у тебя не так, чтобы много, - пробормотала Бриенна, но почему-то подумала: пожалуйста. Пожалуйста.
Выдумай что-нибудь, у меня в голове совсем пусто, только этот шорох капель по стенам, он оглушает, он сбил меня с толку, совсем, совсем, насовсем. И больше я не могу, не смогу, не смогу, не сумею… Отчаяние охватило ее горло, словно удавка. И было это отчаяние не таким, каким всегда, прежде, казалось – острым и быстрым, удар ножа, разорванная рана – но долгим и мучительно-бесхитростным, тупым, бесконечным, беспросветным.
Вспомнила, как Мия, однажды, бродя по дому и держась руками за стены, на наивный, беспечный вопрос Артура, вроде: «как это, совсем ничего не видеть?» - очень мягко и спокойно сказала мальчику: «как будто свет померк, и померк на все время».
А Санса как-то раз сказала Бриенне: «Пекло – это не когда тебя мучают, а когда твоя мука длится и длится, и будет длиться всегда, и никогда не окончится».
Вот что такое Пекло, подумала Бриенна, и даже под самым холодным дождем оно может явиться и остаться с тобой, навсегда, навсегда. Навечно.
Но Джейме опять оказался, хотя ей и было неприятно это признать, отчасти прав: дождь в самом деле немного утих. Оба пленника остались стоять по щиколотку в размокшей глине. Ногам было тяжело и холодно, Бриенна начала дрожать.
Сольви, должно быть, это почувствовала, заплакала, требовательно закричала. Бриенна дала ей грудь, но малышка в гневе выплюнула, вся скривилась и начала выгибаться, вереща что есть силы.
Они укачивали ее, бормотали всякие милые нежности – по очереди, почти оглохнув от вопля, и через какое-то время пришли в отчаяние. Сольви так и продолжала надрываться, хотя голос у нее уже стал хриплым, каким-то задыхающимся. Иногда она на минуту останавливалась, чтобы отдышаться, а потом опять начинала орать. Крики ее текли и текли вверх, по сторонам, бились о стены темницы. Бриенна пыталась прислонять ее, поставив навытяжку, к своему плечу, полагая, что дитя плачет от колик. Джейме кутал ее в отрезанный от ее робы кусок меха, он считал, что Сольви попросту сильно мерзнет. Они меняли ее пеленки, крутились вокруг, не решаясь даже присесть. И вдруг, сквозь пелену детского плача, к ним пробился, идущий сверху, издалека, знакомый и страшный звук: где-то завыл волк.
Они переглянулись, Джейме схватился за меч, лицо его исказилось: еще не хватало!
- Не бойся, - зачем-то сказал он. – Сюда не сунутся. Я уверен…
Сольви словно бы услышала этот вой: она начала еще сильнее вертеться, махать ручонками и орать еще громче. Личико ее побагровело от натуги. Джейме посмотрел на нее со смесью страха и отвращения. Бриенна отступила подальше, прижав дочку к себе: не смей, не трогай нас.
- Что? – возмутился он, хотя и устало. – Ты думаешь, я на такое способен?
- Откуда мне знать? Ты, опасаясь за свою шкуру, уже раз убил ребенка.
- Пытался, - сказал он, скривившись. – Всего лишь. Не преувеличивай мои заслуги, женщина.
- Так, попытка не считается?
- В конечном итоге, все обернулось…
Сольви, словно стремясь заглушить этот яростный и бесплодный, озлобленный спор, перешла на визг, который резал уши, словно в них втыкали тонкие ножи.
- В конечном счете, все обернулось пользою для него, - с кривой и наполовину безумной ухмылкой сказал Ланнистер. Бриенна дрогнула и вжалась спиной в холодную глину. – Для этого бедного мальчика…
- Заткнись, - выдавила она. – Просто замолчи, пожалуйста. Пожалуйста. Прошу.
- Я не трону ни тебя, ни ее, - высокомерно, брезгливо сказал он, медленно поднимая меч. – Но на крик, кажется, собираются гости. Этот плач для них – как приглашение на пиршество.
- Я не знаю, что сделать…
Он дернул плечом: уж тем более, и я не знаю.
- Просто отойди, не мешай мне. И жди… и, если сюда упадет какой зверь, я с ним расправлюсь.
Бриенна коротко кивнула.
- А, если я не сумею, бери меч сама и закончи, что я начну, - все так же совершенно спокойно и холодно проговорил Джейме, отвернувшись от нее и задрав голову к небу. – И не жалей обо мне. Знай только, что я…
Вой приблизился, звучал теперь над их головами. Сольви захлебывалась слезами, начала мокро кашлять.
- Знай лишь, что я… Я полагаю, что очень сильно тебя по… полюбил, и любил, да, и любил… хоть это и глупо, бессмысленно, но мы не выбираем… Проклятье. Но мое время и место, чтобы сгинуть…
Джейме замолчал. С усилием поднял меч еще выше. Он постарел, подумала Бриенна вдруг, невпопад. Он старый, измученный, израненный, истерзанный собственными прегрешениями и бедами: но, что страшнее всего, он совершенно того не сознает.
- Если мое место и время здесь и теперь… то я почту это за огромную честь, и я буду счастлив умереть за тебя.
Крик Сольви на миг прекратился и она, хныкнув, широко раскрытыми глазами, уставилась куда-то наверх. Бриенна с ужасом подняла взгляд. Треугольная, ушастая мордочка показалась ей невозможно крохотной и странной на фоне серых туч. Бриенна медленно моргнула, дождевая вода катилась с ее ресниц по щекам. Лисенок раскрыл пасть, показав им свои острые зубки, затем поднял голову и залаял, тонко, отчаянно, как ребенок, срываясь на плач. Потом послышались быстрые шажки и над ямой свесилась еще одна голова.
- Мама?..
Артур заглядывал в ловушку, вытянув шею.
- Мама, ты что… - начал он, и вдруг расплакался. Снежинка начал подвывать, он крутился вокруг, перебегал с одного края на другой, суетился, а Сольви следила за ним внимательным взглядом, кряхтела и хныкала.
Ланнистер опустил меч и посмотрел на Бриенну. Глаза у него тоже странно блестели.
- Не… не подходи к самому краю, - крикнула она, стараясь перекричать стук сердца, который молотом гудел в ушах. – Артур! Ты слышишь меня? Не лезь сюда, не подходи к краю ловушки!
- Это кто? – спросил Артур, хлюпая носом и утирая нос рукавом. – Кто там? Это… это он, это тот, который, это который…
И он замолчал. Джейме осклабился, но было видно, что ему не по себе.
- А где же твоя рука? – Артур явно пребывал в каком-то завороженном оцепенении. – Ты ведь тот самый, Ланнистер с золотой ладонью? Это ты? Я помню твое лицо! Отойди от нее! Тронешь маму – и я тебя убью, я клянусь тебе!
Снежинка одобрительно тявкнул.
- Он не причинит вреда, - выдавила Бриенна. – Артур! Как ты нашел нас?
- Это… это… Мы тебя и отца искали, и… Снежинка сюда побежал, и я пошел за ним… А где отец? Ты не виделась с ним? Нет? Мама, с тобой все хорошо?
- Все хорошо. Я цела, я… жива, - отозвалась она. – И твоя сестренка тоже.
Артур замолчал, он просто разглядывал всех пленников, переводя округлившиеся глаза с матери – на Ланнистера, на Сольви, на меч валирийской стали.
- Не подходи к тем, кто… кто лежит там, рядом, - решилась она, и в ее голосе послышалась ей самой ужасная боль. – Артур? Ты слышишь? Я тебе запрещаю.
Он посмотрел вокруг, потом медленно опустил голову:
- Знаю. Я не трогал… Кая сказала мне, не трогать…
- Что?! – оба они воскликнули, она и Ланнистер, и почти хором.
- Она явилась ко мне во сне и велела не беспокоить тех, кто спит под синими попонами, - бесхитростно объяснил Артур. – Я говорил с ней сегодня ночью. Она сказала, что отец теперь готовится к путешествию, и что у него есть ручной медвежонок, как он в детстве мечтал… Это бабуля Кая сказала мне. Ты не говорила с ним? Куда это он опять отправляется?
Бриенна с облегчением выдохнула. И вдруг Артур, не спрашивая у нее больше ничего, и ничего не объясняя, выпрямился и заорал что есть мочи:
- Джон! Джон! Джон! Тетушка Хильде, Эсти, сюда, сюда! Все сюда! Идите сюда, я нашел маму!..