Глава 19. Бриенна (1/2)
Крик ребенка она услышала издалека, из-за пелены ее позорного отчаяния, которая все застилала. Ей казалось, что Джейме Ланнистер вырезал дитя из нее, просто вытащил нож или кинжал – и полоснул у нее между ног, внизу живота.
Это было, как поняла она чуть позже, только видением, но странно явственным и – странно понятным. Она была в какой-то миг даже ему благодарна, потому что разрывающую всю ее боль это почти прекратило. Бриенна что-то взвизгнула, что-то вроде «не надо, не убивай, не убивай», но все потерялось в ее плаче, а потом – в крике малышки.
Джейме поднял младенца, улыбаясь кривой, дрожащей и испуганной улыбкой, и в самом деле достал короткий кинжал, что-то сделал, что – Бриенна уже не понимала, догадалась гораздо позже: отрезал пуповину. Он снял с себя рубашку к этому моменту, в полутьме его загорелые, крепкие плечи блестели от пота. Вытерев лоб согнутой в локте рукой, он начал вытирать орущее дитя, а потом замотал ее в рубашку и сунул оторопевшей Бриенне:
- Вот. И все. Все окончилось. Видишь? Посмотри, какое прелестное личико. Все. Все…
Прелестным трудно было его назвать – багровое от натуги, морщинистое, сердитое, но Бриенне оно тоже показалось в тот миг прекрасным, самым красивым на свете. Над хмурым лбом торчали огненные пряди волос. Сольви орала так, что вопль ее прыгал по стенам ямы и поднимался кверху, и кружил по ночному лесу.
- Все? – глупо переспросила она. – Что… что… это… значит?
- Что ты родила. Девочку, - сказал он, так же преглупо улыбаясь. – Очень милую. И ты никуда отсюда не делась. Жива. И она жива. Видишь?
Она размотала рубашку, чтобы осмотреть кроху. Та сердито жмурилась, верещала, принялась размахивать ручонками, пинаться сморщенными ножками, и Бриенна в каком-то приступе восторга поняла: она правда жива, и Бриенна жива. Она подержала ее у своего лица, а потом прижала к груди, стянув рубашку с плеча. Больше сил у нее не было. Ребенок притих, начал сосать ее грудь спустя какое-то время, она чувствовала тепло ее тельца на своей коже. Стало вдруг ужасно тихо – и вокруг, и внутри нее. Она закрыла глаза, ее потянуло в нежную, баюкающую дрему.
- Все хорошо? – Тормунд улыбался ей во весь рот. – Милая, все хорошо?
- Да, сердце мое.
- Какие же вы обе храбрые. Сольви, - он склонился над ребенком. – Ты отчего сразу такая красавица? Посмотри. Волосы как огонь! Солнышко. Посмотри. Посмотри…
Она оглядела комнату, пронизанную золотыми лучами. Спицы, на которых белело полотно вязания. Красивый узор, научила ее Мия только недавно: если собрать три петли, а потом разобрать их, то выходит, будто маленькие цветочки…
- Посмотри на меня. Посмотри, - настойчиво повторял Тормунд, и она лениво улыбнулась.
- Что еще?
- Посмотри же, - она открыла глаза и увидела склонившегося над ней Ланнистера.
- Ты!..
- Какие еще цветочки? – с досадой прошептал он.
Пока она металась в родах, он вытащил из сумки и зажег маленький светильник, и в яме теперь плавали клубы дыма, пахло горячим маслом и раскаленным железом. Сольви дремала у нее на груди, маленькая, как котенок. Ручонка ее с этими крошечными пальцами цеплялась за материнский сосок.
Бриенна с неохотой повернулась, кутая дитя, чтобы оно Ланнистеру глаза не мозолило. Наверное, он теперь ужасно на нас зол, подумала она в тоске. Еще бы, такое устроили! От криков все окрестное воронье оглохло, надо полагать.
- Вот. Пей, - он сунул флягу к ее сухим губам, и Бриенна вдруг поняла, что в самом деле умирает от жажды. – Пей как следует.
Она начала глотать воду, прикрыв глаза.
- Как она там? Все в порядке?
Бриенна с изумлением на него уставилась.
- Гляди. Сир Давос, да продлятся его годы, мне столько всего с собою напихал.
Джейме поднял чистую рубашку. Он забрал у нее свою – выпачканную в крови и детской воде. Пока она медленно укутывала Сольви в чистое, он перебрался через нее, сел меж ее ног и начал вытирать ее бедра и лоно. Бриенна морщилась и охала, когда он задевал истерзанную плоть.
- Тихо. Тихо. Крови-то совсем немного. Но не будем зверье дразнить. Вот так. Хорошо.
Она свела колени и повернулась, стыдясь. Но Джейме выглядел довольным. Он просто натянул эту перепачканную рубаху на себя и сел, устало, задумчиво улыбаясь:
- Как ты? Бриенна?
- Думала, что не вынесу, - пробубнила она. – Сильно ли я кляла тебя?
- Да уж порядком.
Она помолчала. Пламя в светильнике медленно таяло, по глиняным стенам бежали длинные, странные, как подводные растения, тени.
- Тогда… когда я, - начала она робко. – Когда я стала тебе говорить… Про Артура. Когда просила тебя помочь… Это последнее, что помню толком. Я это в отчаянии говорила, разум мне отказал.
Он приоткрыл один глаз и посмотрел на нее долгим, бесстрастным взором.
- И все же говорила.
- Не принимай близко к сердцу.
- Позволь уж принять, - тихо заметил он.
- Почему?
Он отвернулся, напомнив ей сына, таким знакомым упрямым движением, и даже точно так же выпятил свой красивый подбородок. В бороде у него блестела седина. Очень много, точно снегом запорошило с того дня, со дня их последней встречи.
- Мне так нравится.
Поняв, что она в испуге молчит, Джейме опять повернулся к ней и негромко, твердо сказал:
- Но ничего этого не случится. Мы выберемся, и один он там не останется. Ты должна верить в это. Особенно же теперь, когда ты была так уверена в своей погибели, а на самом деле… Я был прав.
Она фыркнула, разбудив младенца. Сольви захныкала, Бриенна торопливо сунула ей в ротик сосок. Движение это было мало того, что уже знакомо – но до странности привычно, хотя с дней кормления сына прошло уже столько лет. Привычно и приятно.
- Это такое чудо, - вдруг заметил Джейме, с обезоруживающей, растерянной ухмылкой. – Такое чудо было держать ее. Очень маленькая, а?
- Ужасно, - согласилась Бриенна, - всегда тому удивляюсь.
- И очень милая. Похожа на тебя.
- Ты уж и разглядел?
- Сразу лицо показалось знакомым. Такое же сердитое. И прелестное… все же… прелестное. Как назовешь?
- Сольви. Уже назвали.
Он открыл рот, намереваясь спросить, но потом закрыл и просто закивал. Бриенна была за это благодарна. Пелена счастья и необъяснимого восторга начала проходить, она начала ощущать боль в своей спине, в животе, грудь у нее тянуло, а между ног пылало пламенем. И эту неохватную, бесконечную тоску, от которой ей скручивало горло.
- Что за цветочки? – спросил он, заметив, наверное, как она начала тыкаться носом в меховой ворот своей робы. Он укрыл ее ноги плащом, закутал ее, и ей не было холодно, а сам остался в одной только рубашке. Какой дурак, подумала она угрюмо. Всегда был горделив и недалек в этой своей гордости...
- Что?.. А. Мне снился сон. Вязание… надо собрать три петли, а потом разобрать, получится цветочек, похожий на тысячелистник.
- Научилась вязать?
- Научили.
- Ты очень умна, сметлива, - заметил он с усталой улыбкой. – Я не помню, говорил ли кто тебе.
- Ты мне только сообщал, что я уродлива, а еще что сильна, как кобыла, и так же упряма.
- Да? Вероятно, в запале каком-то, - заметил он печально. – Я не должен был.
Она молчала.
- Ты говорила об Артуре, о том, как он чудесно умен, и, знаешь, я думал… я все думал, что он у тебя это все перенял. Вот какая мысль у меня крутится в голове. Благословен тот, кто у тебя родится, Бриенна. Все твои дети – особенные, прекрасные… И Артур. И Сольви… Эй. Ну, прошу тебя. Не плачь. Не плачь.
Но она заплакала, хотя на этот раз почти бесслезно – и тихо, боясь потревожить дочку.
Наутро начал накрапывать мелкий дождь. Бриенна сидела, согнувшись в три погибели, под грудой теплых вещей, которые Джейме для нее насобирал, его плащ с капюшоном был сверху: вроде шатра над нею - и она слышала тихий стук редких капель по нему. Сольви иногда смотрела на нее ясными, беспечными глазами, они были серовато-синего цвета, как у ее отца. Вид у девочки был самый спокойный и довольный, и Бриенна была тому рада – что хоть кто-то в этой страшной яме ничего не знает, не ведает, какие беды приключились. Когда дочь начинала хныкать, Бриенна кормила ее молоком или просто укачивала, прижимала к себе. Она слушала, как Джейме расхаживает взад и вперед – три шага туда и обратно, что-то бормочет, но к словам его решила не прислушиваться. К тому же, она боялась за девочку, ей отчего-то стало казаться, что плач ребенка может его раздражать – да и почти наверняка взбесится, когда Сольви испачкает эту его чистую рубашку.
- Будем сидеть тихо-тихо, - прошептала она Сольви. – Нас скоро отыщут, не волнуйся. Скоро мы выберемся, и я тебя уложу в новую колыбельку! И все платьица, рубашечки… вот увидишь, как у нас много всего. Да? Да? Тебе понравится. Понравится.
Она погладила маленькую теплую ручку. Пальчики как игрушечные, подумала она, повторив мысль, что пришла ей при взгляде на Артура. Какие крохотные!
Санса сказала ей тогда, что ребенок похож на куклу, только гораздо милее, чем любая, самая милая, куколка. Нет, совсем не похож, а во много раз лучше, подумалось ей тогда. Кукол у нее в детстве почти не было: отец считал, что они ей не интересны, и она склонна была с тем соглашаться.
Скорее, маленький ребенок похож на какое-то маленькое волшебное существо. Ей никогда не верилось, и теперь не верилось, что все это было плоть от плоти – она. Странно было так думать. Странно, но отчасти и чудесно.
И сердце ее разрывалось от жалости. Дети бессмысленны, наивны, невинны, а потому так пугающе беззащитны. Их неведение делает их такими хрупкими. Такими… Она вытерла выступившие слезы своим запястьем. Сольви посмотрела на нее своими серьезными глазами и высунула язык.
- Вот как? – удивилась Бриенна. – Ты уже и вот что умеешь? Славная моя!
- Что ты там бубнишь, женщина? – раздался голос Ланнистера у нее прямо над головой.
Она вздрогнула и съежилась. Сольви поморщилась и захныкала.
- Ш-ш-ш, тихо, тихо, маленькая, тихо, он скоро уйдет!
Вместо того, чтобы уйти, однако, Джейме столкнул капюшон с ее головы и сунул голову в ее темную, теплую палатку:
- Что это ты делаешь?
- Кормлю, - быстро сказала Бриенна, прижав Сольви к груди. – Оставь нас!
- А что ты там говорила?
Она виновато заморгала. Он приблизился к самому ее лицу:
- Ты в порядке? Очень бледна.
Когда Бриенна не ответила, Джейме перевел взгляд на девочку:
- С ней все хорошо, правда?
Надеется, что не выживет, догадалась Бриенна. Проклятые Ланнистеры: все другие, маленькие и большие, люди – только помехи на их пути. А дети у них вызывают столько зависти, злобы… Она выдавила через силу:
- Все хорошо.
Он переводил взгляд с нее на ребенка и вдруг сказал:
- Смотри, что я сделал.
Он показал ей несколько длинных полос ткани. Разрезал свою рубаху.
- Зачем?
- Это вроде пеленок. Хочешь, я помогу поменять?
- Нет. Не трогай ее.
- Я не трогаю.
- Отойди от нас, - велела она, но вышло скорее умоляюще.
- Я не трогаю вас, - упрямо повторил Джейме, и лицо его стало сердитым. – Только хотел помочь. Она очень…
Он провел пальцем по маленькой морщинистой ручонке, не обращая на ворчание Бриенны никакого внимания. Сольви вдруг повернулась, уцепилась за его палец и начала радостно урчать.
- Очень… славная, - лицо его осветилось торжествующей улыбкой. – Ну, Сольви, что скажешь, милое дитя? Ты тоже так думаешь? А? Ты знаешь, что ты очень храбрая и красивая девчушка? А? Ну?
К изумлению Бриенны, Сольви его не только не боялась, но и зачем-то начала крутиться в ее руках, хваталась за пальцы Ланнистера. Она жмурилась и урчала, и он сказал:
- Что за красавица!
- А мне кажется, что малыши похожи на волшебных лесных зверюшек, - покрыты морщинками, красные, сердитые… словно голые ежики.
- Голые ежики, - он засмеялся, взывав у Сольви новый приступ неподдельного интереса. – Знаешь, Сольви, твоя мама порой прямо чудеса красноречия являет. Ого. Ты видишь? Она меня не хочет отпускать! Наверное, помнит, как я ее вытаскивал! Она упала прямо в мои ладони. Плюхнулась, и сразу давай надрываться…
Последовали препирательства, впрочем, неуверенные, пока Бриенна боялась отдавать ему девочку. Но, в конце концов, обессилев, она сдалась, и он отошел и сел на землю, уложив малышку на свою сумку и зубами отрывая новую полосу от своей рубахи.
- Я смотрел, как няньки ухаживают за Джейн, и многое запомнил, - уверил он Бриенну, осторожно поддерживая голову ребенка левой рукой. – Не бойся. Много чего умею.
- Да? Надо же! Может, и грудью покормишь? – съязвила она.
Он хмыкнул, сверкнул белоснежными зубами в своей превосходной улыбке – и отвернулся к девочке:
- Уволь, эту честь оставлю тебе. Всегда верил, что твои малюсенькие бутончики когда-нибудь, да на… что-нибудь… дельное сгодятся. Верил в твои титьки, милая моя сир Бриенна.
- Что случилось с твоей рукой? – спросила Бриенна, с трудом поднимаясь, чувствуя себя так, будто ее избили камнями и сверху еще насыпали на плечи. Все ее тело ныло и словно бы плавилось, ноги едва ее держали. – Почему она синего цвета?
- Это? – равнодушно переспросил он, помахав синей ладонью. Сольви с интересом ее ухватила. – Сменял на прежнюю, золотую.
Она удивленно молчала, и Джейме, подняв голову на мгновение, сказал:
- Ты не поверишь, когда расскажу, из чего мы там делали поддельные сапфиры. Это краска. Она въелась в дерево.
- Зачем ты подделывал сапфиры? – с подозрением поинтересовалась Бриенна. Джейме, подумала она. Впрочем. Это же Джейме Ланнистер. Бесчестный и довольно… неприятный тип.
Он отмахнулся:
- Так уж, видимо, на роду написано. Настоящих мне не досталось, пришлось участвовать в изготовлении фальшивок.
- Не было у отца никаких сапфиров, - сурово отрезала она. – Ты прекрасно о том знал. Почему эти шутки тебе вообще кажутся смешными?!
- Ладно, не было, так не было. Видишь ли, я сам уже стал так же полагать, когда… Ага. Ага? О, ты уже и дразниться научилась. Что? Я только на минутку тебя от любимой титьки оторвал, а ты уж и хмуришься. Сердитая, с характером, как мама!..
Он еще что-то такое забубнил невнятное, склоняясь к ребенку. Возвращая ее, замотанную в куски попоны и его шейный платок, служивший теперь тонкой пеленкой, Ланнистер осторожно взглянул Бриенне в лицо:
- Правда. Я правда так думаю. Она стала казаться мне прекраснее всех… в какой-то миг. Наверное, я был благодарен, что она родилась, вот и все. Ты заметила, какие чудные волосы? Словно мед.
Она пригладила чубчик над упрямым лбом. Прижала Сольви к себе и, на мгновение потерявшись, забыв даже о том, с кем она говорит, с безмятежной улыбкой выпалила:
- Вот когда Тормунд ее увидит, он…
Она остановилась на вздохе, словно ее кто-то со всей силы пихнул в грудь, и выбил из нее весь воздух. Джейме уставился на нее потемневшими глазами. Бриенна опустила голову, отворачиваясь. Она услышала, как он отошел от нее и начал возиться со своими пожитками.
Слез не было. Все как-то остановилось для нее в тот миг, как она вспомнила, что Тормунда нет, остановилось и пошло жить дальше, а она так и осталась, не в силах попасть в ногу с этим движением времени и жизни вокруг. Ее охватила не печаль даже, а бесконечная, глупая, тоскливая растерянность. Сольви уснула, прижавшись щекой к ее груди и распустив слюни, они вымочили ее и без того растерзанную рубаху. Девочка все еще сохраняла ту позу, в какой, наверное, привыкла дремать в ее чреве: согнутая, насупленная, отстраненная и беззащитная. Чтобы отвлечься, Бриенна стала бормотать колыбельную, и вдруг с ужасом поняла, что не помнит слов, в голове у нее как будто возникли какие-то лужицы пустоты, как круглые ямки в глубоком болоте.
Она села, стараясь держать голову высоко, не подавать виду. Ланнистер сидел напротив нее, меланхолично жуя кусок серого хлеба. Он внимательно уставился на нее, потом сглотнул и сказал:
- Я не жду, что ты попросишь, и я совершенно уверен, что, коли предложу, ты сразу начнешь отказываться. Поэтому вот, - он показал подбородком куда-то к ее ногам. – Или съешь это, или я тебе в глотку сам запихаю.
Она вздрогнула от его грубости. На плаще у ее ног лежали куски хлеба, нарезанные толсто и грубо – кинжалом или мечом, ломти сыра и кусочки вяленой оленины.
- Я не хочу.
- Да, да, конечно, - язвительно проговорил он. – Продолжай, воля твоя. Только клянусь тебе, что сегодня силой в тебя все это впихну.
- Не сумеешь, - устало парировала она.
- А мы попробуем, - хищно ухмыльнулся он. – Ты ослабла в родах, у тебя ребенок в руках. Не больно-то сражаться готова.