Глава 12. Джейме (1/2)

Он проснулся от кошмара, который плохо помнил, осталось только душное, давящее чувство стесненности в груди, в этом сне он куда-то падал, в некую глубокую яму, темную, узкую, заполненную грязью, нечистотами. Джейме сел на постели, хватая ртом воздух.

Рассвет купал комнату в чистых медовых лучах. Его кровать, покрывала на ней и полог над ней, были иссечены полосками света из высоких окон. Со двора поднимался запах свежего хлеба, кто-то кричал на слуг, поторапливая их к завтраку. Слышались шаги, голоса, смех, кудахтанье кур, которых уже несли на заклание, чаячьи крики над морем и плеск воды под скалами.

Он уставился перед собой, встревоженный, всклокоченный: и начал подниматься. Женская фигурка, застывшая в изножье, не шевельнулась. Джейме увидел строгое темно-красное платье, застегнутое почти у подбородка, две золотые броши в виде львиных голов держали толстую цепь. Волосы у Серсеи были прибраны, в них сверкали аметистовые застежки. Она молча на него смотрела, умытая, вся чистенькая и безупречная, словно пришла к нему из прошлых времен. Тех времен, которых давно уже в замке не осталось.

- Кто… - сипло прокаркал он. Откашлялся. – Кто выпустил? Кто позволил?

- Я просила, - негромко ответила сестра. Бровь ее слегка приподнялась. Он невольно дернулся, поняв, что от нее пахнет жасмином и яблоками, но – не винными парами. И это тоже было странно, будто продолжался его тяжкий, путанный сон.

- Просила?

- Приказала, - она отвернулась и подошла, осторожно наступая на свои израненные ноги, к распахнутому окну. – Можно и так сказать.

Джейме сел на постели и согнулся, ощущая, как во рту у него сухо и горько.

- Я все еще хозяйка Кастерли Рок, не пленница, - веско промолвила Серсея, вглядываясь в морскую даль. – Или нет?

- Разумеется, да.

- Но ты решил держать меня взаперти, как некое чудище в зверинце.

Она говорила грустно и спокойно, без этих дребезжащих, одновременно жалких и наглых нот, которые сопровождали ее пьяные литании. В голосе ее не было вызова, только печаль и странное смирение.

- Впрочем, братец, я тебя понимаю.

Джейме вновь дернулся всем телом, поднял голову:

- Понимаешь?!

- Да. И не виню. И не… сержусь.

Он встал и прошелся по комнате, взъерошив свои волосы. Серсея, глядя через плечо, тихо рассмеялась:

- Когда ты в смятении, ты выглядишь моложе, Джейме. Просто… сущий мальчишка в эти минуты. Между прочим. Кто-то возьмется твою львиную гриву подровнять? Ты ужасно зарос.

Он помолчал, потом стал натягивать бриджи и сапоги, прижав культю к груди, привычными, за годы въевшимися движениями.

- Так ты убедила служанку, что более не станешь…

- Я ничего не обещала. Просто попросила меня впустить сюда, к тебе. Мне было сказано, что в другие комнаты хода нет. Что это ты будешь решать.

Он потянулся, чтобы поскрести затылок, заметил ее нежно-ехидную ухмылку – и опустил руку, почти покраснев.

- Ну, так я прошу у тебя разрешения выходить. Хоть иногда. Я скучаю по розовым кустам в верхней оранжерее, по воздуху и морскому ветру.

- Я тебя этого не лишал. Ты сама себя заперла. Пила и ругалась, и всем грозилась всякими карами. То кишки вытащить, то головы с плеч долой.

Серсея отвернулась от него и начала перебирать цепочку у себя на груди:

- Мы… переживаем трудные времена, Джейме. Опять. И опять… Сколько их предстоит? Порой выносить это почти… невозможно.

Он налил себе воды и выпил несколькими большими глотками.

- Но следует стараться.

- Да, - эхом повторила она. – Следует постараться.

- И мне отнюдь не легче, мне… совсем плохо, если я знаю, если думаю, что ты… ты пьяна, безобразно пьяна и колотишься о стены, бьешь посуду, ломаешь драгоценности, рвешь на себе платья или еще что-то такое там творишь.

Она опустила голову:

- И мне от этого не было легче. Наверное, я надеялась как-то унять свою боль, но она… Она лишь с тобой рядом отступает. Понимаешь меня?

- Да, - сказал Джейме после мучительной паузы. – Да, я тебя понимаю. У меня тоже больше никого нет. Лишь ты. Лишь ты и…

…этот бедный ребенок. Он подумал, но вслух не сказал. Он боялся нарушить хрупкую иллюзию, которая его посетила в этот миг. Грезу о том, что все вернулось, что все еще можно исправить.

- Хочешь позавтракать? Я взяла на себя смелость отдать несколько приказаний. Уж не знаю, как теперь слуги думают, может, это и не приказами было, а просьбами? Пожеланиями, так скажем.

Она с горечью улыбнулась, и он заметил, что на ее длинных ресницах сверкают слезинки. Ему стало жаль ее, так бесконечно жаль. Подойдя к сестре, Джейме очень осторожно обнял ее за плечи, ощущая, как она исхудала. То была не худоба юной девицы, нескладная и трогательная, а мягкая, какая-то истаявшая худоба стареющей дамы, словно каждое прожитое несчастье или неправильный выбор – вытапливали из нее силы и ловкость, снимали мясо со ставшими тонкими, как стекло, костей.

Он поцеловал ее затылок, волосы ее были причудливо и безупречно уложены, и губы его коснулись тугих и гладких прядей, чисто вымытых, до блеска приглаженных. От них пахло помадкой для волос – ореховое масло, розмарин и абрикосы. Запах хорошо ему знакомый, пропитавший все его наволочки.

Серсея вздохнула, всхлипнула – но сдержалась, просто ткнулась лицом в его грудь. Это напомнило ему тот день, когда камни на них обрушились, и как она пыталась спрятаться – с ним, за ним, на его груди, и в последний момент тогда он подумал: мы вместе пришли и вместе уходим. И тогда эта мысль была утешительна: почти победа. Но теперь к ней примешалось сожаление, оно травило все его существование, будто яд, а победа обернулась пустотой, каким-то бессмысленным и, как ему показалось вдруг, бесконечным самоистязанием.

Завтракали в напряженной тишине. Джейме боялся ей перечить и вообще вступать в слишком уж пространные диалоги, он почему-то был уверен, что она сорвется в любой момент, от любого неверного слова. И - в голову мне полетит тарелка, кубок, блюдо с пирожными – да мало ли что, думал он с мрачной иронией.

Джейме Ланнистер, некогда рыцарь Семи Королевств, а теперь просто ловец тарелок лицом.

Серсея сидела неестественно прямо, она отвергла свое кресло на колесах, всюду теперь хромала, упрямо, сурово поджав губы, опираясь руками на стены или столы. Она глотала травяной чай и смотрела в свою тарелку с тоскливым смирением. И вдруг, когда принесли пироги с крабами, быстро подняла голову:

- Ты помнишь?

- Что? – вскинулся он, ругая себя за подозрения, которые затопили его мысли в тот же миг.

- Помнишь, как ты их сначала ненавидел, а потом вдруг начал пожирать, как безумный? Это дядюшка Герион тебе сказал, что от крабов у мужчин возрастает владение мечом.

Он разинул рот, вспоминая этот дурацкий, но, следовало признать, презабавный эпизод.

- Ты хотел быть рыцарем, - губы у Серсеи вздрагивали в плохо скрываемом веселье. – Но дядюшка совсем ведь иное имел в виду… Ох!

Они захохотали в голос. Серсея наклонялась к тарелке и смеялась, жмурясь, встряхивая головой, сверкая своими белыми зубками: такая неожиданно помолодевшая, живая, искренняя. Прядь волос выпала из ее прически и упала вдоль нежной, заалевшей щеки.

Джейме закрыл лицо ладонью, пытаясь унять смех, но - стало только хуже.

- Бедный Джейме, бедный наш маленький, доверчивый Джейме! А ведь ты после того, уверенный в своем возросшем умении, еще и рвался на турниры! – простонала она, откидываясь на спинку кресла в полном изнеможении.

Он схватил кубок и начал глотать разбавленное вино, поперхнулся, ткнулся в салфетку, хрюкая и подвывая от смеха. У него даже слезы побежали.

И вдруг ему показалось, что все можно вернуть. Его надежда окрепла, когда он увидел, что Серсея все еще улыбается. Она потянулась было к кувшину с вином, остановилась, схватила прозрачный графин с травяным напитком и налила себе. Какой-то мерзкий голос внутри него, похожий на голос Тириона, говорил ему, что она знала, как он пристально за ней наблюдает, как следит за каждым движением. Другая же часть его радовалась, словно наступил какой-то большой праздник, и не желала его портить этими размышлениями.

Они уселись после завтрака в оранжерее, устроенной на длинной террасе. Между старыми, покрытыми позолотой, колоннами протянули тоненькие бамбуковые жерди, и они все были оплетены девичьим виноградом, клематисами и глициниями. В резной тени было прохладно. Здесь стояли диванчики и кресла, летали бабочки и мелкие птички-медоеды, у которых вместо клюва был хоботок: а в больших каменных чашах цвели розы, вьюнки, гелиотропы и такие цветы, названия которых знали только Серсея, да мейстер с молчаливыми сестрами.

Этот сад, повисший на краю обзорной стены прямо над морским утесом, сестра обустроила пару лет назад, после очередного выкидыша, стремясь хоть чем себя занять или утешить. Какое-то время он был заброшен ею, а затем слуги, по просьбе Джейме, все же восстановили былую красу.

Теперь Серсея сидела в мягком, широком кресле. Она положила ноги на расшитые золотой нитью подушечки и, подперев щеку, читала его бумаги. Джейме пристроился тут же, за маленьким столиком, разбирая многочисленные реляции и сводки счетов из шахт и купеческих гильдий.

- Следует увеличить подати с торговцев серебром, - сказала Серсея, - вот, погляди. Донесение! Хоть и написал с ошибками, дурак. Под началом этой мерзкой твари шахты подняли выработки вдвое.

«Мерзкая тварь», подумал Джейме, видать, всерьез взялась за дело также и в Серебряном Холме. Как и обещал, Бронн наводил порядок в землях Ланнистеров, что, конечно, Серсею совершенно не радовало.

Он поспешил с ней согласиться, только чтобы ее не вывести из себя. И ведь - опять этот голосишко младшего братца внутри его мыслей – и ведь она не так уж глупа, не так уж неправа, верно? Она всегда умела править лучше, чем ты. Ты просто рыцарь. Теперь и без титула. Выходит, и рыцарь-то так себе…

-… а когда цена серебра возрастет, вновь откроем, пожалуй?

Он не слушал, что она говорила, но вновь энергично закивал.

Вошла кормилица и, с кислым видом, встала в тени большой пальмы, посаженной в деревянной кадке.

- Чего тебе? – он опять испугался, что Серсея огорчится и все будет испорчено.

- Так вы велели вам докладывать, милорд. Она поела и спит. Пеленки я поменяла, вымыла ее.

Быстрый взгляд на Серсею, которая подняла голову от бумаг. Затем кормилица сказала:

- Вымыла маленькую леди Джейн, вот как.

И это было его приказом – называть бедное дитя по имени. Ему даже пришлось нанять палача, который высек нескольких слуг, позволявших в адрес ребенка… разные слова. Джейме с неприязнью поморщился. Мало чему это помогло, но вот кормилицу точно приручило.

- Леди Джейн, - неторопливо сказала Серсея. Лицо ее было непроницаемо. – Маленькая леди Джейн.

Кормилица посмотрела на нее с явным испугом:

- Это приказ лорда, это он так велел…

- И хорошо, что велел, - Серсея спокойно улыбнулась, – А… что же, ребенок под твоим присмотром? И всегда?

- Я только прихожу четыре раза за день. В другое время кормят ее молочком и водичкой, а смотрят за ней девицы из горничных. Так ведь, и не то, чтобы с ней много хлопот… Она… тихая.

- Хм? – Серсея склонила голову к плечу.

- Тихая и спокойная. И, ежели… и вот когда привыкаешь, то… дитя как дитя. Иные дети и похуже случаются.

Женщина побагровела и осеклась. Джейме махнул ей рукой, чтобы убиралась восвояси. Когда та ушла, шумно топая и вздыхая, он повернулся к сестре:

- Это правда. К ее увечьям быстро привыкаешь, словно бы перестаешь замечать.

Лицо у Серсеи было неподвижно, он не мог его прочитать, как ни старался.

- Но я не хотел тебя огорчать, прости, пожалуйста, я понимаю, что тебе пока тяжело свыкнуться, прости, прости за это… - заторопился он, стыдясь и вздрагивая.

Она слегка наклонила голову и прижала кончик пера к нижней губе:

- Нет, - подумав, сказала она. – Пусть все будет так. Ты прав. Рано или поздно с этим свыкнутся. Со всем… со всем на свете можно прожить, полагаю. Только со смертью нельзя.

Она заметила, как вытянулось его лицо, коротко засмеялась:

- О. Не сердись, прошу. Это была презлая шутка, но, признай, и презабавная!

Джейме не нашелся, как парировать. Она казалась ему очень красивой и очень спокойной в эти минуты. Был такой прекрасный день. Все цвело, все оживало вокруг. Ему хотелось запомнить это долгое лето - таким, именно таким, беззаботным и бестревожным, и нежным, и тихим.

На следующий день он велел служанке отпереть Серсею еще до рассвета, и, когда она явилась в его спальню, он уже сидел, одевшись, ожидая ее, чтобы сопроводить в столовую. Он немного нервничал, но вновь все прошло как нельзя лучше. Они поболтали о податях и урожаях, поспорили насчет строительства новой верфи, но без ожесточения, посмеиваясь и подкалывая друг друга. Потом долго сидели в саду и молча любовались морской далью.

На третий день он решился: велел служанке принести девочку к ним. Готовый в любой момент отказаться от своей затеи, он словно входил в клетку с диким животным.

Он взял ребенка, закутанного в шелковые простынки, как в пышные цветочные лепестки, на руки. И не без трепета поднял глаза на сестру.

У нее теперь бывала эта странная полуулыбка – с опущенными уголками губ, таящаяся, почти виноватая.

- Не желаешь ли?..

Серсея благосклонно наклонила голову. Он подошел к ней и вложил ребенка в ее протянутые руки. Она смотрела в изуродованное личико с той же мягкой, вымученной усмешкой.

- Джейн, - сказала она, после долгой паузы. – Джейн…

Он торопливо забрал дитя, не желая расстраивать сестру – да и ребенок вдруг проснулся, захныкал.

Но на следующий день Серсея подержала ее чуть дольше. И так повторялось еще несколько дней, пока он не заметил, что обе они – и девочка, и сестра – как-то беспокойно ерзают.

- Моя грудь болит, - призналась она, когда ребенка унесли. – Молоко.

- Так не могла ли бы ты…

Она посмотрела ему в лицо и качнула головой: остановись. Он отступил. Ему так хотелось верить в лучшее будущее для них всех, что он готов был идти на любые жертвы. Джейн, бывало, хныкала у матери на руках и крутила головой, пытаясь выпутаться из тесного кокона своих пеленок. Словно бабочка, думал он с нежностью. Словно бабочка, что стремится расправить крылья. Но он никогда не давал ей этого сделать. Довольно было и того, что Серсея понемногу к ней привыкала. Маленькие шажки, думалось ему. Маленькие, и для всех мучительные, но такие нужные им всем. Джейме решил не торопить события.

И все же она не совершила больше никаких ошибок. Она была нежна с ребенком, вежлива и ласкова – с ним, она ни капли вина не выпила, хоть он и велел слугам строго за ней присматривать. Все это его ободрило. Часто Серсея давала ему мудрые и хитрые советы относительно управления замком и всеми землями Запада, и он как-то понемногу ей доверился.

В конце концов, думал он после – у него никого в те дни не было, и он попросту погибал в этом своем страшном одиночестве.

Мысли о Бриенне, хотя и не покидали его, но приобрели острый привкус отчаяния, обреченности. И смирения. Сделанный ею выбор, конечно, не был так уж ему удивителен. Он был оскорблен вначале, зол и опустошен потом – но теперь, по возвращению прежней Серсеи Ланнистер, его злоба переплавилась в тоскливое «пускай».

Пускай все будет, как ты выбрала, думал он, разглядывая девушек, которые танцевали во дворах Кастерли, отмечая макушку лета. Они сплели венки из барвинков и лютиков и устроили какие-то невинные игры внизу, гадания на женихов, вынесли легкое, слабенькое вишневое вино и рассыпчатые печенья - для угощения конюхов и солдат.

Джейме стоял у окна, глядя на эту возню, а Серсея сидела на постели, дуясь на его, как она выразилась, «великодушное попустительство».

Она была трезва и язвительна – и прекрасно, решил он. Все это можно было пережить, как и многое другое, если только она не была безобразно, скотски озлоблена и пьяна.

- Закрой окно, - попросила Серсея, наконец. – От этого шума голова раскалывается. Ты что же, им всю ночь разрешил колобродить?

- Не мог отказать. Замок стал как-то уж очень… мрачен, - признался он. – В последние месяцы.

- Вот и зря, Джейме. Ребенка разбудят.

Он посмотрел через плечо и увидел, что она медленно распускает свои прелестные косы. Она улыбнулась, перехватив его взгляд:

- Ты удивлен?

- Гм. Пожалуй. Тому, что…

Что ты заботишься о дочери, да, подумал он, но благоразумно проглотил этот ответ. Вместо того сказал:

- Тому, что ты на них не кричишь и не прогоняешь.

Серсея поджала губу и сощурилась.

- Серсея, - искренне проговорил он. – Я так рад, так… счастлив тому, что мы… что ты…

- Что мы вновь вместе? – подсказала она.

- Да.

- Но мы не вместе, - грустная усмешка. – Не так, как прежде.

Он поспешно отвернулся от сестры.

Золотые сумерки опускались на стены замка, по углам протянулись чернильные, мягкие тени. Белокурая девчушка в синем платье пронеслась через двор, высоко задрав юбки. Ее подруги со смехом, держась попарно, подхватив друг друга под руки, уже направлялись к воротам, распевая протяжную и красивую песню.

- Вернись, вернись ко мне, друг мой,

За тридевять земель

Ты сотню княжеств исходил,

И сотню девушек любил,

И с этой сотней нежен был,

Да только не со мной!

К девушкам подскочил лютнист, которого Джейме приманил золотом, привез на праздник из Ланниспорта, этот молоденький повеса так и вился вокруг.

Белобрысая девочка закричала:

- Подождите!

Не переставая петь, они оглянулись и расхохотались.

- Подождите меня! – она затопала по каменной кладке старыми, видавшими виды, башмаками. Венок из ромашек, обгрызенный, какой-то нелепый, съехал ей на затылок, а потом соскользнул по тонким и прямым, как солома, волосам, и упал. Она остановилась, схватившись за макушку, чуть не шлепнулась на задницу, оглянулась. Схватила венок, нахлобучила его на волосы, и он опять упал, едва она ринулась за подругами.

- Эй, - Джейме высунулся из окна.

На его окрик они замолчали, несчастные певуньи прямо-таки замерли. Встали, раззявившись, музыкант тоже как-то трусливо прижал к себе свою лютню, будто готовился ею прикрыться.

- Милорд, - девушки начали расцеплять свои объятия и по одной, очень нескладно, приседали в поклонах. – Мой лорд. Ваше высочество. Лорд Ланнистер…

Так они шелестели, испуганно вперив глаза в мостовую.

- Возьмите ее с собой, - он показал на пыхтящую белокурую недотыкомку, что уже почти добежала до них. – Она же с вами?

Девушки посмотрели на свою товарку, будто только что вообще осознали ее существование.

Молчание. Он услышал, как позади него хмыкнула Серсея.

- Что же вы? – обвел он их взглядом. – Чего примолкли? Пойте. Веселитесь. Я только хотел, чтобы вы ее подождали…

Они опять уставились на девушку в ромашковом венке, будто на какое-то неведомое чудище.

- Ну? – прикрикнул он, и, переглядываясь, неуверенно улыбаясь, тонкими голосами, то и дело спотыкаясь, они завели второй куплет.

Тот самый, в котором выясняется, что и сама страдающая по непутевому жениху невеста успела выйти замуж за богатого лорда.

Они ушли, наконец, растворившись в прозрачных и теплых закатных отблесках. Он видел, как позади них бредет их некрасивая подружка. Покрытая истерзанным веночком головенка еще долго качалась, белела над всеми остальными – девица оказалась и ростом повыше. Его сердце сжалось в какой-то необъяснимой, светлой печали.

Ну, не мешкай больше, иди, подумал он, и сам не знал, к кому обращался. Что ж, иди.

Уходи. Если решила, так уходи.

Он ткнулся лбом в собственную, поставленную на оконный откос, золотую ладонь.

- Я знаю, что нам поможет, - произнес голос сестры у самого уха. Она как-то неслышно скользнула к нему, и Джейме стало не по себе. Серсея провела рукой по его плечу, тихонько поцеловала шею. Прижалась всем телом, он ощутил ее тяжелые, налитые груди под слоями строгих, шуршащих, как осенние листья, шелков.

- О, Джейме, - прошептала она с таким состраданием, что сердце его заныло. Она обнимала его, и он не мог решиться, чтобы расцепить объятие. Но и повернуться к ней, чтобы обнажить свой позор, не хотел. Плоть его омертвела и замерла, и страх вновь переборол жалкие порывы желания.

Серсея все это чувствовала, он в этом не сомневался. Она вдруг опустилась на колени, прижалась лицом к его бедру:

- Мне так жаль. Я так хотела бы все, все исправить.

Она просунула руку к шнуровке на его бриджах, завозилась, отпустила, потянула ткань ниже. Губы ее, теплые, такие знакомые, касались теперь обнажившейся кожи. Она поцеловала его ягодицу, даже прикусила. Во всех иных обстоятельствах и в тысячах иных миров он был бы так счастлив этим касаниям, они воспламенили бы его в мгновение ока. Но теперь навалилась какая-то ужасная, пустая усталость. Собрав свою храбрость, он повернулся к ней и поднял ее, держа за плечи.

- Не надо, - почти взмолился. – Прошу, не надо, сестра.

По лицу ее скользнула тень сердитого недоумения, но Серсея тотчас улыбнулась, морщинка между ее бровей разгладилась.

- Хорошо. Я… понимаю. Хорошо. Еще не время, верно?

Он коснулся уголка ее рта и провел рукой по ее распущенным волосам:

- Верно. И я так горжусь тем, как мы… как ты…

- Я пытаюсь исправить то зло, что тебе причинила, Джейме.

- Знаю.

- Стараюсь быть лучше.